– Так мужчина тот постоянно тут ошивался. К Архиповне приезжал, я и подумал один из внуков.
Неужели Костя, подкосились ноги.
– Светлый такой, светлоглазый? Ну волосы почти по плечи и щетина, – взволнованно стал описывать брата. – На меня похож?
– Э, нет. Вас-то я знаю. Совсем не светлый. Волосы темные, почти черные, да, по плечи, волнистые. Упитанный такой, здоровый, и как угораздило его.
– Тимуууууур, в это времяяяя? – протянул я. И словно острое дуновение ветра внезапно резануло по щеке, теплой струей потекла кровь. Интуитивно приложил ладонь. Жгучей болью сковало кожу. Будто лицо перетянули леской.
– Ну так что? – смотрел он настойчиво в глаза.
– Я сейчас. Постойте тут, – метнулся в дом будить Рому. Не понимая, что так надрезало щеку. Кожу лица словно тянуло в разные стороны.
Вбежал в коридор, услышал голос бабушки, будивший брата. Он нехотя присел.
– Да что случилось? – растирая глаза выкрикнул спросонья.
– Сосед пришел, говорит мужчина в аварию попал, – влетел я в гостиную.
– А мы причем?
– По описаниям, Тимур, – кинул взор на лицо бабушки. Она резко отвела, отнюдь не сонные глаза.
– Зачем он здесь? – резко поднялся Рома, застегивая рубашку, устремился к выходу, следом бабушка, опустив глаза. И я за ними.
Мы вышли на дорогу и направились за мужичком. Ни одного прожектора, мрак, стрекотание кузнечиков и шевеление листвы на деревьях. В детстве воображал, что на деревьях прячутся черные души, и следят за нами, прыгая с ветки на ветку, провожая нас. Из серии чудовища под кроватью, которое должно было схватить меня за ногу, и я с разбегу прыгал на кровать с коридора, и закутывался одеялом.
Рома от волнения по старой привычке стал покусывать кутикулу. А я раздраженно отводить волосы рукой назад, так как не терпел попадания прядей на лоб, присел на корточки, затянул шнурки на кедах до боли, словно так мог держать все под контролем. Выводило из себя, все, если нервничал.
Авария произошла возле перелеска, который был по левую сторону от перекрестка ведущего в другие деревни. Мы шли минут двадцать и уже заметили скопление машин, сирены скорой и местные зеваки, которым вставать с петухами. Тимура на носилках погрузили в машину скорой, он кричал и категорически отказывался от госпитализации.
Рома подбежал успокаивать его, я же встал неподалеку, лишь кивнул, убедившись, что жизни ничего не угрожает. Ему наложили шов на бровь и перебинтовали голову. Он в ярости стянул кислородную маску и швырнул в медсестру. Ярость снова одолевала его.
– Да что с тобой не так?! – прикрикнул Рома.
– Я слышал пение, звала меня, это бы…. – не успел произнести Тимур и брат закрыл ему рот ладонью, панически осмотревшись.
Я отвернулся, но запомнил одержимые страхом глаза «друга».
– Прекрати чудить, – стал припугивать его Рома, это он умел делать в совершенстве, но в случае с Тимуром безуспешно. При этом Тимур все всегда делал поперек.
«Я слышал пение» – cказал он.
Ее? Алисы? Никогда не слышал ее пения, ответил Рома.
Прогуливался по месту происшествия, я подошел к машине, разбитой в хлам. Лобовое пробито, он ведь чудом уцелел. Бабушка даже не подошла к ним, стояла с участковым и соседями, тревожно поправляя шаль на плечах.
Я повернулся спиной к лесу и пытался поймать ее взгляд. И поймал. Она словно смотрела на кого-то позади меня. Поймав мой взор на себе, будто встряхнулась. Я же, остолбенел.
Слышал позади шевеление ветвей и взмах крыльев, наверное, сов, успокаивал сам себя. Но и представить не мог, кто за спиной, в густой чаще. С кем так усердно контактировала глазами бабушка. Я будто лишился голоса. В спину повеяло холодом. Самовнушение, предполагал я…
Если бы дали возможность озвучить смысл, заложенный в ее взгляде, это было бы: «уходи» или «зачем ты так поступил, поступила, поступило?», «тебя ждет наказание».
Сердце окутал неописуемый ужас, и я стоял как окаменевший.
Роме, видимо, удалось убедить Тимура направиться на обследование. Машина скорой отъехала, ровно, как и две патрульные. Соседи стали разбредаться по домам. Не торопливо, что-то между собой обсуждая. Бабушка с участковым тоже тихонько направились в сторону деревни.
Остался лишь я и пару рабочих, которые пришли спилить ветку березы. Спустя пару минут ушли и они, как я понял из их болтовни, дожидаться рассвета, чтобы погрузить пеньки на телегу.
Я по-прежнему стоял, словно вкопанный, на месте.
Вдали, окрашивая горизонт в лилово-розовый загорелось зарево. Мгновение и деревню покрыла небесная синь. Свежий рассвет, как глоток 9родниковой воды.
Лишь сейчас я осмелел и расслабил скованное тело. Повернув взор, медленно обернулся сам. Взглянув на сочную лесную чащу, обилие кричащих оттенков зеленой листвы успокаивали. Кинул взор на траву. Если там и был кто, то остались бы следы, трава была бы притоптана. Но я ничего не заметил. И не рискнул сделать даже шаг в сторону чащи. Было гнетущее ощущение, что нечто меня затянет.
Поводил ногой по земле, и, пиная камни, направился в сторону дороги, постоянно осматриваясь, словно, что-то сверлило затылок. Пнув еще раз, заметил, как в сторону отлетела фигурка коричневого цвета, походящая на камень, но я точно заметил на ней отверстия.
Кинулся к дороге искать. И спустя пять минут нашел у обочины. Непонятная фигурка, похожая на глиняную игрушку в форме гуся или утки, но с тремя или четырьмя отверстиями по краям. Рассматривал всю дорогу к дому бабушки. Но так и не понял, что за диковинка.
Вошел в калитку, направился к креслу на веранде. Бабушка возилась на кухне с подозрением глядя на меня. Спустя полчаса вышла с подносом, на котором стояли две чашки с чаем и сырники с малиновым вареньем.
Впервые кусок в горло не лез. Ни то чтобы аппетита не было. Просто не хотелось.
– Ты чего там задержался так?
– Рассвет встречал.
– Красиво у нас здесь.
– Ага, – неохотно протянул. – Я в город, пойду собираться.
– Что, уже?! – воскликнула она.
– Дела. Да и вообще, твой любимый внук приехал, не даст соскучиться.
– Вы все любимые.
– Ну даааа, – протянул я и поднялся.
– Что и сырников не отведаешь, – обиженно схватила меня за запястье.
– Не-а. Ромку и Тимку накорми. Скоро явятся голубки.
Она тут же убрала руку и скрестила ладони на коленях. Я вошел в дом. Умылся, привел себя в более-менее опрятный вид и вышел. Она обиженно сидела спиной.
– Пока, – наклонился над ней и чмокнул в румяную морщинистую щеку.
Она промолчала и даже не проводила за калитку. Выйдя, тут же свернул в сторону остановки.
– Эх, возможно показалось, и она просто засмотрелась в темноту. Сейчас, при свете дня мои мысли показались безумием. А она старалась, завтрак готовила. Мы для нее единственная радость. С такими мыслями сел в автобус и направился в сторону города. Но тут же вспомнил, что забыл ту игрушку на подоконнике в ванной.
Тут же попросил водителя остановиться, выскочил из автобуса и помчался к дому бабушки, солнце уже щедро вбило раскаленные первые лучи мне в затылок и не ветерочка. Вошел в калитку, осмотрелся, на крыльце ее не оказалось. Ну точно в доме.
Тишь во дворе. Поднялся на крыльцо, дернул ручку, дверь тихонько открылась.
– Бааа, – чуть слышно прошептал. Войдя, кинул взор на стол кухни, где стоял поднос с чашками и сырниками. Прошел по коридору, дверь в ванную открыта и тут же мне в глаза бросилась игрушка с подоконника. Подошел, быстро схватил и просунул в карман мешковатых брюк. Обошел все комнаты, бабушки в доме нет. Но чувствовал присутствие в доме.
Выйдя на крыльцо, еще пробежался глазами по двору. Нигде ее не обнаружил.
– Может у соседей, – предположил я, убедившись, что и в огороде ее нет, так как калитка ведущая туда, была закрыта на задвижку.
Закрыв калитку, вновь направился к остановке, солнце уже стало подниматься над деревней, припекая и поджаривая мою израненную кожу, посыпать бы еще солью с перцем и готово.