– Сгоревшая?

– Ну сгоревшая.

– А молиться куда ходите?

– В соседнюю деревню, – усмехнулся он.

– Сейчас имя вспомню. Ммм. Максим. Маа. Макар. Мирооон, то есть не живет здесь?

– Мирон, был пацаненок, помер лет с пятнадцать, Макар отец мой девяноста лет уж у реки живет, других нет.

– Как умер? А я ему часы подарил дедовские, – опешивши прошептал я.

Тихон лишь развел руками.

– Тебе б домой, выспаться, отдохнуть… Уставший ты. Поникший.

Я соображал, что произошло со мной за ночь?

– «Алиса»… Ваша супруга говорила, что я в ночи шептал имя «Алиса».

– Чудной, какая еще Алиса?

– До встречи! – утвердил я и направился к выходу.

– Добра тебе…

Я вышел за распахнутые ворота. Пацан, что-то говорил про ворота, песок, какой-то, но я ничего не помню. Виски пульсировали, побрел по пыльной дороге. Изысканный и дурманящий запах сирени смешался с ароматом шашлыков. Детвора носилась по дворам на велосипедах.

Подошел к домику, у которого вчера отдал мальчишке часы, на его месте стояла старенькая деревянная часовня после пожара. Осмотрелся, единственное что стояло на прежнем месте, это была скамейка… Домишки редкие и народу на пальцах сосчитать.

Настойчивые лучи нагрели голову до невозможности, который час не знаю, но солнце определенно было в зените.

Направился вдоль по трассе, вокруг поля – простор. Жара стояла неимоверная и душила сознание. Шел и выдыхал. Солнце сегодня настойчиво давало знать о себе.

Неожиданно подъехала машина и резко затормозила рядом, от внезапности отскочил. Заглянул в уже запыленное окно машины Кости. Он вышел и захлопнул дверь. Его светлая кожа порозовела, серые глаза помутнели от злости, очерченные губы напряжены, а светлая щетина переливалась на солнце. В ярости он зачесал уже влажные волнистые волосы назад. Был зол, явно агрессивно настроен.

– Ну что, Матвей, наигрался в жертву, поехали домой. Папа с минуты на минуту приедет. Он в бешенстве.

– Надо же, как его занесло-то в родной дом?

– Следи за речью.

– Пусть подпалит особняк и выместит пыл, как обычно в моменты негодования, – с равнодушием прошептал я.

– Пожалей маму.

– Ты хочешь поговорить о жалости? – развел руками.

– Сейчас не время… На работе серьезные проблемы. Дома.

– Плевать, – направился я дальше. – Я все равно домосед. А вы трое финансистов, и зачем я вам – романтик-алкоголик?

– Куда ты сейчас? У тебя вся кожа обгорела, садись довезу хоть к бабушке. «Кто тебе шею расцарапал?» – спросил внезапно он.

И тут я интуитивно приложил ладонь на шею, которая заныла острой обжигающей болью. Недоумевал, что могло произойти ночью?

Я резко остановился и подошел к машине.

– На кладбище вези.

– Опять? На кладбище часто не ходят. Души затянут.

– Поэтому мы никогда не ходили? Всерьез думаешь, что мы бессмертные?

– Ничего не думаю, просто не люблю кладбище, как и все нормальные люди.

– До того момента, пока там не окажется человек, который дороже всех живых.

– Да брось ты, какая драма. Алиса была тебе так дорога? Узнав о смерти из газет, ты явился на девятый день после похорон и место могилы тебе показал Тимур. А теперь спустя пятнадцать лет, напомни сколько раз ты навещал «свою» Алису? Матвей, ты просто эгоист. И вчера всем снова доказал это. Любил бы, никому не поверил бы, и ей бы не пришлось топиться, поперек твоим амбициям. Ты довел ее, не поверив. У тебя претензии к Роме? Иди и поговори на чистоту, а не превращайся в убогое вонючее существо, шляющееся по кабакам, зная, что журналисты у тебя на хвосте. Алису не вернуть, но можно потерять остальное: уважение и значимость в глазах семьи и общества.

– То есть, я виноват!? – прикрикнул от обиды.

– Хватит с нас твоего нытья. Тогда тебе было девятнадцать, все вошли в положение. Сейчас тридцать четыре… Угомони свой подростковый максимализм. Все отлично помнят, до чего ты докатился. Хочешь повторить? Из наркологической клиники тебя доставать больше никто не будет.

– С твоих слов, во всем виноват я? Вы изначально невзлюбили ее, – ярость моя лилась через край.

– У вас была разница почти в девять лет. Ты был на третьем курсе. И вдруг приводишь домой кого? Оборванку, увлеченную эзотерикой. Странную, учитывая все твои увлечения до. Да. Ее никто не принял всерьез, так как за неделю до нее были, Светы, Кати, Марины, и даже темнокожая Стефания. И это не вина Алисы, это твоя была вина. Ты никогда не уважал женщин.

– Ты не сказал главного, что после Алисы больше никого не было. Никогда.

– Потому что благодаря тебе и твоей беспечности ее втянули в игру Рома и Тимур. Итог – она бросилась с моста.

– Это тоже по моей вине? Они позарились на мое.

– Вот видишь, – расхохотался Костя, – «на мое», тебе было плевать на нее, как на личность, она была для тебя просто вещью, тешущей амбиции в глазах старшего брата и Тимура.

– Ненавижу вас! Все было не так, – прикрикнул снова я.

– Все выглядит так по твоей вине, Рома защитил свою Веру, а ты не поверил Алисе. А если Алисе не поверил ты, значит и мы не должны были верить.

– То есть, ты знал все о подставе Ромы?

– Догадывался, но бабушка разъяснила вчера все. Все в прошлом, пойми, поговори и забудь. Алису не вернуть.

– А что на счет того, что Вера была с Тимуром в ту ночь, об этом тоже рассказала бабушка?

– Прекрати! – кинулся ко мне брат и вцепился в грудки пиджака. – Рома пятнадцать лет счастлив в браке.

– Ой-ли, так переживаешь будто о Майе речь, – не успел я договорить и сильнейший удар в челюсть оглушил. Затем второй и третий. Костя рассвирепел и оттолкнул меня.

– Вот так ты должен был отстаивать права своей «любимой», а не говорить: «это правда, Алиса? Как ты могла, Алиса? Я же так тебя любил, я же». Я, я, я. Везде «я». Ты просто любил себя. И спился ради себя, чтобы пожалели. Как это так, тебя «предала» любимая с другом. А то, что она умерла, это карма… – схватил меня брат за запястье и стал тянуть в сторону машины.

А я, отдернув руку, закрыл лицо запачканными ладонями, впитывал каждое сказанное им слово. Которое разбивало сердце на кусочки.

– Слабак!

– Достаточно, – резко поднялся и направился в сторону кладбища, вымаливать прощение у земли и мрамора.

– Ты ничтожество! Ты настоящее ничтожное существо, Матвей. У тебя никогда не будет семьи и детей! Ты – эгоист… Даст Бог наступит день, и ты поймешь, что значить защитить, ту, что действительно любишь сердцем. Но не сможешь. Тогда поймешь, в чем разница – закричал Костя мне вслед.

Спустя пару секунд пронесся на бешенной скорости мимо меня, окутав в пыльное облако, будто нарочно… Я раскашлялся, вытянул ворот пиджака, нырнул в него носом и пошел дальше вдоль по запыленной трассе.

Прошло пятнадцать минут, и я оказался у ворот кладбища, не раздумывая, кинулся по знакомым тропам в сторону трех берез. Выбежал к могиле. Вчерашнего розового куста не было, положил руку на поверхность затвердевшей земли, и намека не было что там были корневища цветка.

Не знал, что сказать Алисе. Со вчерашнего дня столько произошло. Все не умещалось в голове. Я признаю, что виноват. Но лишь в одном, что не поверил. Мучает другое, она погибла из-за меня. А самое ужасное, признаю… Я не поступил бы сейчас так ни с одной женщиной, заметив голодный оскал брата и друга в ее отношении. Уберег бы ее, остановил бы их. Но эгоизм и осознание того, что она выбрала определенно меня. И то, что это вводило в ярость Рому и Тимура, приводило в восторг. В итоге. Рома женат на… и счастлив. Тимур счастлив и ведет разгульный образ жизни, несмотря на свои прилично за сорок.

Все это еще проходило какой-то хронологический анализ. Но что произошло со мной в эту ночь? Почему такая путаница? Пристрастия, шок, алкоголь?

Я поднялся и вышел к тропе ведущей к выходу, еще раз оглянулся, осмотрев могилу.

– Прости, Алиса, прости, – побежал в сторону ворот, опустив голову. Затем замедлив и расширив шаг, побрел, растирая пальцами глаза. Почувствовал, что кого-то задел плечом. Словно сознание пронзила молния, какие-то странные отрывки всплыли в голове, ароматы, которых не ощущал ранее, поднял глаза, помотал головой. Показался образ девушки.