На ветках были колышки словно от шиповника или веток акации, понял, эти порезы на щеке, чем-то напоминали прокалывание этими шипами. Еще пару рывков, сопровождающихся моим лютым криком… Я вытолкал ветки наружу, почувствовал влажные травинки, выдергивая их от счастья, сжимал и разжимал в ладонях, которые очерствели.

Затем стал растирать глаза, забитые землей, роговицы, наверное, были повреждены до основания. Еле продрав их, убедился, ночь…

Глубокая ночь. Я посреди леса, никакого не огорода. С высоких макушек елей, пронзающих звездное небо, доносилось уханье сов. Пытался вдохнуть полной грудью, перевернулся на спину, но диафрагма все еще напряжена, никак не пропускала воздух… Накрыло безумное состояние, не поддающееся описанию…

Почувствовал приближение чего-то невесомого, повернул голову в сторону густо рассаженных берез и над лицом пролетела птица, скорее всего это была сова. Ощутил касание, чего-то резкого, но мягкого…

Тела не чувствовал, оно было сравнимо с мешком картошки, полностью обездвижено. Даже не мог поднять руки. Не отводя взора, глядел в сторону одного из деревьев. Это дико пугало, но что-то невероятное пряталось и будто наблюдало за мной. Это точно не было игрой воображения. Может на это смотрела испуганно бабушка.

Черная тень словно высокий, тощий человек, в чем-то черном.

Я боялся моргнуть и увидеть это перед своим носом. Оно действительно зашевелилось, я затрясся, бороться не было возможности. Мне казалось, оно медленно приближалось, при этом стоя на месте. Расстояние до меня было примерно в семь метров. Я только видел расплывающиеся во мраке пальцы, похожие на ветви деревьев.

Тут же хруст ветки, с другой стороны, где-то совсем близко. В паре сантиметров. Тень ладони нависла над лицом. Я, щемя сердце повернул взор.

– Усни, – прошептал женский голос. Тут же зазнобило… судорогами проняло тело, – усни, – повторил властный голос, я вертел головой. Хотел приподняться. Тело сопротивлялось. Услышал шевеление ветвей, где стояла тень. Зубы застучали…

– Остановись, – прикрикнул голос человека, лицо которого за ладонью не видел.

– Шшшшшто ты такое… – скрипя зубами прошептал.

– Уснииииииии, – донеслось… не успел ничего понять. Все закружилось. На голову натянули мешковину.

Что-то неописуемо сильное, осознавая моим человеческим сознанием, так вцепилось мне в щиколотки и поволокло по траве, будто я невесомый. Пару секунд нехватки воздуха и сумрак.

Глава III

«Страсти по Матвею»

– Когда в твоем уничиженьи,

Судьба невольно приведет,

Тебя с несчастьем в столкновенье

Нарушив кротости обет.

Ты истины не премолчи,

Несчастье смело обличи.

Враждой его пренебрегай

И никогда не унывай…

Слышал шептание женского незнакомого голоса… Сквозь волокна мешковатой ткани увидел тусклый солнечный свет. Руки туго связаны за спиной. Я лежу на чем-то твердом. Тошнит сильно. Осознав, что столько часов на лице перетянута толстая мешковатая ткань, впал в панику… одновременно удивляясь живучести человеческого организма.

– Когда родня твоя и другиии

Тебя покинут, изжденуууут

Забыв приязнь твою заслу…

Я закашлялся, перебив ее не нарочно, думал сейчас задохнусь. Она подошла ближе.

– Тебя забвенью предадут, – прошептав коснулась плеча.

– Кто ты? Снимите мешок, я сейчас умру.

– А что, не держит эта жизнь?

– Развяжите, – на выдохе прохрипел. Ловкие пальцы развязали веревку на шее, резко стянули мешок с лица, меня тут же стошнило на подушку. Я, сплевывая остатки рвоты со слюнями, пытался поднять голову, но тщетно, так как лежал почти на животе, лишь упираясь локтем на бок.

Она присела на корточки, ее глаза пересеклись с моими. Они наивно улыбались, затем на лице засияла коварная улыбка с оскалом…

Я, умываясь в своей рвоте, слегка приподнял лицо.

– Ты кто такая? – прошептал ей в лицо.

– Ты мне не нужен, только твое сердце.

– Ты сектантка? – застучали мои зубы… Она расхохоталась. Глаза ее становились зловещими. – Cущ, ты слышал?

– Что? Cущ? – ее злорадная улыбка исчезла с лица.

– Как ты оказался в этом никому неизвестном тоннеле? – поднялась она и стала расхаживать по непонятному мне помещению, похожему на курятник, стены которого были похожи на брус.

– Путешествовал.

Она резко подсела и ехидно вгляделась в глаза. Я точно видел их, эти карие глаза. Где, где? Прищурил свои, всматриваясь.

– На кладбище, ты видел меня, не томи пустые мысли… – прошептала она, практически не шевеля губами, буквально считав мои мысли.

– Кто ты? Наверное, чокнутая соседка бабушки?

– Баааабушки… – наполнились ее глаза гневом. – Костяяя?

– Что? Нет…

– Сброд старухи Нагаи… Кожа тонкая, полупрозрачная – пена молока. От тепла плавится. Глаза просвечиваются, ясных оттенков: серых, голубых, зеленых. Волосы, колосья овса, ржи, пшеницы. Высокие, стройные, словно тополя, ясени и березы. Взгляд волчий, орлиный, ястребиный. Мало овечьей крови вкусили?

– Ты что несешь? Полыни переела?

– Я ждала одного из Нагаи и одного темноволосого. Где они? Рома и Тимур. Должны были явиться к тоннелю, а не выползти из него.

– Ты вообще кто? – окинул взором стены обвешанные высушенными травами. – Знахарка, ведунья? Сумасшедшая?

– Для тебя – кто угодно. Хочешь, и божеством считай. За считанные часы, которые тебе выделено прожить, я разрешу все, Роман. Ты ведь Роман Исаакович Нагаи? А где твой раненный приятель с пробитой головой. Ты же направился с ним в госпиталь.

– Да, я Рома, а кто ты?

– Мне нужно всего лишь сердце, живое, твое. «Оно должно сокращаться в ладони», – прошептала она абсолютно спокойно, вытянув ладонь наружной стороной.

В горле пересохло.

– Развяжи. А ну быстро развяжи… – пытался выкрутить из оков ладони. А прутья будто впились в кожу глубже.

– Заговоренные путы, чем больше сопротивление, тем туже они… – направилась она к выходу, потягивая руки вверх.

– Эй, эй! Вернись. Мне нужно умыться.

– Тебя омоют перед изъятием сердца, Роман. Вот только Тимура до полуночи дождусь.

– Так ты знала, что приду я?

– Я звала тебя. Я ждала тебя доооооолго.

– Откуда такая уверенность, что я пришел бы?

– Бабка долго прятала тебя. Соскочил с защиты? Оберег потерял или травки не пьешь? Мало тебя прогревали в печи в детстве.

Недоумевал… Не верил, что это реальность.

– Сирень, сорванная с кладбища, что это значит? Это из-за сирени? Отпусти меня!

Она хитро взглянула. Будто читала меня, как книгу.

– Сирееееень. Нехорошо это…. Для вас, – расхохоталась она.

– Ты ведьма? Ведьма… – затылок онемел. Лицо ее словно переменилось, помрачнели глаза. – Сколько людей ты загубила.

Гордо вытянув осанку, опустив голову и приподняв суровые глаза исподлобья, она направилась в мою сторону. В руке у нее что-то было.

– Перевернись на спину.

– Зззачем?

– Я сказала, перевернись, – прикрикнула она.

– Нет. Силой мыслей заставь. Докажи.

Она стиснула зубы и поднесла ладонь к моим вискам, не касаясь миллиметра закатила глаза. Сердце словно скрутилось в грудной клетке…

– Ааааааааааааааааааах, – прикрикнул я от боли, голос мой сорвался. Она отдернула руку…

– Перевернись на спину…

– Время ведь… – не успел прошептать я, и острой бритвой проявился разрез на щеке, прищурился… Она удивленно взглянула.

– Ты знаешь, что это?

– О чем ты? – выдыхая прошептал.

– Как давно это происходит? Порезы.

– А что?

– Это проклятье.

– Миссионеров?

– Знать не могу. Все бы ничего, да вот шрамами твое лицо покроется. Если не поймешь причины их появления. А те, что уже есть, не заживут, никогда. Но уродцем не успеешь стать.

– А сердце проклятого разве подходит для ритуала.