– Вы все еще плаваете, Эдейр?

– Плаваю? Я научился плавать в школьном бассейне. Один парень мог лежать на воде и читать. Это мне было не под силу, но просто лежать на воде у меня получалось. Замечательное ощущение!

– Как ваша голова?

– Болит. Я падал на группу фермеров, Дейзи. – Он вдруг разволновался, попытался привстать, но беспомощно растянулся.

– Вы пролетели мимо них. – Только бы не ошибиться! Но Альф наверняка сказал бы ей о жертвах.

– Я пытался увести самолет дальше. Помню камни, много камней…

– Вам пора уходить, мисс. – Рядом с койкой вырос медбрат Фрэнк. – Он вспоминает падение?

Она кивнула.

– Он упал на дамбу. Если бы врезался в фермеров, падение было бы помягче. Но как они ему признательны!

– Слава богу! – перевела дух Дейзи.

– Хвала пилоту. Один из фермеров так и говорит: не знаю, мол, откуда у него взялись силы – вывел свою птичку из пике, хотя от дамбы ничего не осталось. Фермер легко отделался! А теперь брысь отсюда, и чтобы в следующий раз только в строго отведенные для посещения часы! Все, поцелуй – и шагом марш!

Дейзи переводила взгляд с Фрэнка на Эдейра, опять закрывшего глаза. Нагнувшись, она ласково прикоснулась губами к его губам – единственной непострадавшей части его лица.

Выходя из палаты, она чуть не врезалась в старшую медсестру.

– Будем считать, что я вас не видела, – сказала та. – Прочь отсюда, не то вам несдобровать!

И Дейзи пустилась наутек.

Дейзи приходила к Эдейру в часы посещений ежедневно – до самого конца своего отпуска.

Первые несколько дней были трудными, потому что он находился под действием успокоительных средств. Она с облегчением поняла, что в его «плавании» нет ничего серьезного, просто он пытался объяснить, как на него действуют лекарства.

Фрэнк Уишоу тоже мелькал перед Дейзи каждый день. Однажды она захватила для него маминых пирожков с яблоками, чтобы ему было чем угостить сослуживцев. Он был беззаветно предан своей работе и больным. В Первую мировую, совсем юным, он записался добровольцем в армию.

– Там я и научился выхаживать людей, Дейзи. Это была настоящая мясорубка – мне до сих пор снятся окопные кошмары, зато это послужило началом моей, так сказать, карьеры.

В 17 лет Фрэнк уже был вполне крупным парнем, чтобы дать ему на глазок больше лет, чем на самом деле, поэтому усталый врач сразу впряг его в работу. Сначала он переносил раненых и убитых солдат. На врача произвела впечатление почтительность, с которой новый санитар обращался со своими подопечными.

– Я учился прямо на поле боя у лучшего специалиста, а потом, в начале тридцатых, получил квалификацию медбрата. Тогда все поражались, что мужчина хочет быть медбратом, а не врачом. Но все постепенно меняется…

– А вам бы хотелось выучиться на врача, Фрэнк?

– Вы говорите с уроженцем Биллингсгейта, который когда-то радовался любой работе, хоть тасканию ящиков с рыбой. Я бросил школу в двенадцать лет, а впоследствии учился ни шатко ни валко. Почти всем, что умею, я обязан святому, преподавшему мне свою науку на поле боя. – Он грустно уставился в свою чашку.

– Где он теперь?

– Его разорвало на куски в 1918 году, за два дня до конца войны. Все, прощайтесь со своим майором. Куда вас направят теперь?

– Пока не знаю. Надеюсь, туда, где я смогу заняться всамделишными самолетами.

– Берегитесь пропеллеров! Вы не поверите, сколько бедняг с отрубленными руками поступает к нам с аэродромов!

– Я буду глядеть в оба, Фрэнк, – ответила Дейзи, признательная ему за откровенность. – Не забудьте, моя мать ждет вас к себе в гости, как только вам дадут выходной.

Их расставание получилось невеселым: Дейзи понравился необычный медбрат. Эдейр тоже отзывался о нем с восторгом. У него, как и у Эдейра, толком не было родственников, и однажды Дейзи пригласила его к себе домой. Флора, мать пятерых детей, тут же решила, что за Фрэнком нужно приглядывать. Разве не для этого она создана?

– Наконец-то она внесет весомый вклад в победу! – радостно согласились сестры-близнецы. – Все лучше, чем не находить себе места от волнения за нас!

Но теперь, наведавшись в госпиталь в последний раз, Дейзи переживала, как она будет жить, не видя Эдейра и не имея возможности расспросить неподражаемого Фрэнка о его состоянии. Сломанная нога летчика заживала, рваные раны на ней успешно залатали, три пули из плеча и руки благополучно извлекли. Выздоровление шло успешно, синяки на лице и порезы на голове стали гораздо менее заметны. Его «плаваниям» пришел конец, но Дейзи казалось, что иногда он чувствует какое-то замешательство, их беседы порой застопоривались.

Она шла по знакомому коридору, машинально здороваясь с работниками и пациентами. Впервые она отдавала себе отчет, что все дело было в том поцелуе, мимолетном соприкосновении губ.

Она навещала его ежедневно и в зависимости от состояния раненого либо целовала на прощание местечко на его лице, на котором не было царапин и кровоподтеков, либо нет. Эдейр ничего об этом не говорил. В первый раз, когда она поцеловала его в губы, он лежал без сознания – или отбыл в свое «плавание»?

Как же ей не хватало опыта! Не надо было отвергать предложение Роуз пойти на танцы. Ей запало в память признание Роуз, что со времени ухода из школы она целовалась уже с девятью парнями – если не сбилась со счета…

Это последнее обстоятельство повергало Дейзи в настоящее отчаяние. Большинство людей, встречаться с которыми доводилось за эти пять лет ей самой, были либо милыми старичками, вроде Фишера, либо совершенно неподходящими для отношений персонажами, офицерами: Томаш Сапенак, Эдейр Максвелл…

В его палату она вошла с заготовленной улыбкой. Некоторые больные сидя беседовали с посетителями, но таких было меньшинство. У большей части родные и друзья жили слишком далеко, чтобы регулярно их навещать. Несколько коек были отгорожены шторами – их владельцы оставались в критическом состоянии. Дейзи обратила внимание на женщину средних лет, сидевшую у койки человека, который, скорее всего, не знал о ее присутствии. В два своих предыдущих посещения Дейзи видела ее в такой же позе. Она подозревала, что женщина вообще не покидала палату. Каждый раз она выглядела одинаково: шляпка, пальто, перчатки – лучший воскресный наряд. Может, это мать раненого?

С грузом чужого горя на плечах Дейзи добрела до койки Эдейра, но там повеселела. Он ждал ее сидя. Она взяла его руку.

– Привет.

– Привет, Дейзи Петри.

Ей не хватало слов. С чего начать, что вообще сказать?

Она ухватилась за тему медбрата.

– Моя мать решила присматривать за Фрэнком Уишоу. Ему понравились ее пирожки с яблоками, этого достаточно, чтобы ей понравился он сам.

– Я очень рад. Он чудесный человек, но такой одинокий!

Оба немного помолчали, не осмеливаясь высказать свои сокровенные мысли.

– Итак, твой отпуск подошел к концу, Дейзи.

У нее защипало от слез глаза:

– Да.

– Ты знаешь, куда тебя определят?

– Я еще не получала никаких предписаний.

– Я не спал, Дейзи. Я был в сознании и все помню.

Она опустила голову.

– Ты бы меня не поцеловала, если бы знала?

– Не знаю.

Он протянул левую руку, уже без гипса.

– Подойди поближе, Дейзи Петри.

Она сделала шаг вперед и уперлась коленями в край койки у самой его головы. Его левая ладонь оставалась в ее ладони.

– Вот табурет, сядь.

Она послушалась.

– Мне нравится видеть, как ты сидишь рядом. Вообще нравится на тебя смотреть.

Совсем не похоже на любовную сцену в кино… Неужели это любовная сцена? Что говорить, что?!

Правду!

– Мне тоже нравится на тебя смотреть, Эдейр.

– Настолько, чтобы наклониться и поцеловать меня?

– О, Эдейр, конечно! – Она потянулась к нему, и он прошептал: – Теперь не мои раны.

Пришлось поцеловать его в губы. Она выпустила его руки. Он привлек ее к себе и тоже поцеловал. Этот поцелуй был уже не нежным, а таким, от которого все ее тело вспыхнуло огнем.