Мы сразу занялись планами на будущее. Последующее обучение после школы я посчитала ненужным для себя, тем более что Джоэл предложил мне обосноваться на ранчо его дедушки. Его дед был очень стар. Мы могли бы помогать ему, а потом наследовать его хозяйство. Будучи старшей дочерью, я с малых лет привыкла ухаживать за младшими и потому всегда мечтала о собственной семье и хозяйстве. Так что я уже предвкушала, как стану полноправной хозяйкой на этом ранчо и вокруг меня будет сновать множество ребятишек. Это был предел моих мечтаний – любящий муж, дети и обширное хозяйство со скотиной, а дед Джоэля как раз разводил лошадей не один десяток лет. И в центре всей этой кипучей жизни я – любящая мать и хозяйка.
Джоэл только деду и рассказал о наших планах, и тот с радостью согласился, чтобы мы переехали к нему, как только поженимся, и пообещал никому не раскрывать наш секрет, пока мы сами того не пожелаем. Но до этого момента оставалось ещё почти четыре года, и мне по-прежнему предстояло учиться в школе, переходить из класса в класс, точно обычной школьнице, а не взрослой барышне, каковой я начала себя считать, готовиться к экзаменам и сдавать их на высший балл, как велел мне долг, и петь в хоре не без одобрительного кивка Джоэля. Однако по субботам я стала приходить в танцевальный клуб с возлюбленным под восхищённые, но завистливые взгляды подружек и не изнывала от разлуки с любимым так сильно, как в другие дни. Джоэл настоял на том, что своим постоянным присутствием не должен отвлекать меня от учёбы, и был так уверен и убедителен, что я пошла на эту уступку без излишних сожалений.
Я редко помогала родителям на ферме и в былые времена. Моя обязанность заключалась исключительно в присмотре за младшими. Мама хотела, чтобы я получила достойное образование и добилась чего-нибудь в жизни, и потому следила, чтобы я больше времени уделяла урокам, нежели помощи по хозяйству. Я же всегда отдавала предпочтение «возне с землёй» сначала как игре, затем уже как маленькая помощница. Так что теперь грезила наяву, как перееду к мужу, ещё не окончив школу, и знала, что семья, скорее всего, не примет моего выбора, но я твёрдо решила посвятить жизнь тому, кого люблю.
В юности время кажется вечностью, и ты почти не замечаешь его движения. Эти четыре года и были для меня моей вечностью, счастливой и беспечной, и только необходимость продолжать ходить в школу, хотя отнюдь не знаниями была занята моя головка во время уроков, омрачала мои наисчастливейшие дни. Моя совесть не позволяла бросить школу, как и глупые законы, регулирующие отношения в нашем обществе. Не за себя, но за Джоэля боялась я, хотя мысль о побеге была лучшей фантазией того времени. Он же сопровождал меня всюду, когда не был занят делами на ферме, за исключением тех часов, что я проводила в школе или на репетициях. И, разумеется, ночи всегда разлучали нас. И пока он помогал мне с уроками, я под его руководством обучалась вести хозяйство на ферме, как надобно. Пусть и старшая дочь, но я была лишена того человека, который руководил бы моими действиями и наставлял по жизни. Мама всегда уделяла больше внимания моим сёстрам, того требовал их возраст, и обычно все её советы сводились к тому, чтобы я уселась за учебники. В лице старшего по возрасту и более опытного Джоэля я наконец-то обрела того мудрого наставника, которого всегда желала.
Мы были счастливы, и ничто не могло омрачить нашего счастья. Так мы тогда считали. Травма Джоэля, полученная на военной службе, не разлучила бы нас, она не представляла опасности для его здоровья, поэтому я с нетерпением ждала условленного срока. Время было единственным препятствием для нашего окончательного соединения.
Ближе к моему восемнадцатому дню рождения мы съездили в соседний город в нескольких часах езды (то была моя первая поездка за пределы Пратта) и купили кольца – простые золотые украшения без изысков. Мы оба не хотели обставлять нашу свадьбу торжественно, нам не надо было составлять список гостей, подбирать наряды и заниматься прочей кутерьмой, вызывающей головную боль. Свадьба касалась нас двоих и никого более.
В наших семьях давно знали, что мы испытываем чувства друг к другу, но родители не предполагали, что мы поженимся. Иногда в шутку намекая на столь скорое возможное событие, в ответ я неизменно слышала одно и то же – что мы ещё слишком молоды, чтобы связывать себя узами брака, что первые чувства часто обманчивы и только кажутся сильными и постоянными, что у нас разница в возрасте, что таким молодым людям не следует оставаться на ранчо, не повидав мир. Множество отговорок, лишь бы только мы, дети, безропотно слушались своих родителей. Ведь и мои, и его родители были сторонниками нашего дальнейшего образования и переезда в более крупный город. В своё время они были лишены такой возможности, но желали её для своих детей, не желая принять то, что мы хотим идти собственным путём, а если и повторим те же ошибки, то разберёмся с ними сами. Только дедушка Джоэля поддерживал нас, считая, что молодые не должны покидать насиженные земли своих предков, и во мне он видел идеальную жену для своего единственного внука. Он ценил мой трудолюбивый и покладистый характер, но считал (единственное, что мне в нём не нравилось), что я не склонна к самостоятельному принятию решений, что мне нужна твёрдая рука, которая направляла бы меня по жизни, и этой рукой он видел своего внука, который всегда был уверен в том, чего хочет, ставил перед собой цель и добивался её.
Страшное горе, ужасное событие свершилось в день моего восемнадцатилетия, когда уже казалось, что все мои мечты станут явью.
На мой праздник собралось много гостей, в доме было очень шумно и весело. Торжество в честь меня. Важнейшее событие, когда я последний раз, можно так выразиться, остаюсь ребёнком, одной ногой уже находясь во взрослой жизни, которая наступит сразу по получении диплома об окончании школы. Этот день обернулся настоящей безудержной вечеринкой. Джоэл всё время находился поблизости, и мы предвкушали наше скорейшее заключение уз, мечтая, как уже завтра сделаем объявление о том, что собираемся пожениться. Всеобщему удивлению не будет конца, ведь мы так долго скрывали ото всех свои намерения.
Во второй половине дня мой возлюбленный вдруг почувствовал себя плохо, настолько плохо, что решил вернуться домой и отдохнуть в тишине под воздействием лекарств. Я хотела поехать с ним, я словно предчувствовала нечто дурное, но он не позволил.
– Это твой день. Все эти люди пришли ради тебя, – сказал он, потому что я никак не желала отпускать его. – Было бы невежливо с твоей стороны предоставить их самим себе. Со мной ничего не случится, не беспокойся. Это всего лишь обострившееся недомогание. Это всё из-за шума и толпы. Одна таблетка, и я приду в норму.
И он уехал на стареньком пикапе, а я осталась одна в этой проклятой жизни.
То были его последние слова, сказанные мне. Мы даже не попрощались как следует. Никто из нас не способен предвидеть будущее…
Я вернулась к гостям и празднику, но смутное беспокойство не оставляло меня. Я не могла понять, что именно меня тревожит. Постоянно думала о Джоэле. Решила, как только гости разойдутся, поехать к нему. Хотя мы были соседями, расстояние между нашими фермами было значительным для пешего человека.
Однако ещё до того как праздник закончился, на нашу ферму прибыли двое полицейских. Они искали родителей Джоэля. Один из них хорошо меня знал (его дочь тоже пела в церковном хоре) и подозвал к себе.
– Я знаю, ты дружила с их сыном, – сказал он тихонько. – Я считаю, тебя это тоже касается. Ты имеешь право знать, что произошло. Можешь остаться. Сочувствую тебе, девочка.
Я поняла, случилось нечто ужасное. Почти мгновенно на меня напала страшная дурнота. Когда чета Гринов подошла, я услышала голос второго полицейского, но он раздавался как будто издалека:
– В пикап вашего сына час назад врезался большегруз. Сочувствую вашему горю, но вам необходимо проехать с нами. Это может сделать один из вас.
