Твердо решив, что в следующий раз палец о палец не ударю, пока священник не объяснится, я кое-как утихомирил свою разбушевавшуюся фантазию – все равно на одних догадках далеко не уедешь.
За этими мыслями я не заметил, как добрался на другой конец Москвы. Пересев с метро на трамвай, я направился в район, где находилась моя «любимая работа» – так я называл маленькую семейную стоматологию, в которой мне посчастливилось устроиться работать зубным врачом. Почему так? А все просто – стоматология и конкретно это место работы приносило мне не только достаток, но и моральное удовлетворение. Тут я мог работать, как говорится, руками и видеть непосредственный результат своего труда. Тут я чувствовал свою нужность, видел в глазах пациентов благодарность и простой душевный отклик.
В той же профессии, которую я выбрал в качестве основной, этого всего не было и в помине. Где-то глубоко в душе я уже начал понимать, что терапия и вся эта суматоха, связанная с работой в государственных учреждениях здравоохранения, не мое. Слишком уж много было в ней препонов и запретов. Любая работа, будь то работа терапевтом, кардиологом или любым другим специалистом-узкарем, сводилась к тупому повторению «Клинических рекомендаций», спущенных сверху минздравом. Само же министерство разрабатывало эти самые рекомендации, ориентируясь на ВОЗ (Всемирная Организация Здравоохранения). Врач-клиницист в нашей стране, по сути, превратился в простого исполнителя чужих рекомендаций. Шаг вправо, шаг влево – санкции, и чаще всего денежные. Никакой самостоятельности, никакого полета клинической мысли, только экономия и слежка за койко-местом. И это еще в стационаре, в поликлинике же и вовсе дела обстояли много хуже. Пятнадцать минут на пациента – и адью. Если лечим гипертонию, боже упаси попытаться разобраться с астмой, и все в том же роде. Кроме того, я начал понимать, что нашу медицину убивает бюрократия. Бумажки, бумажки и еще раз бумажки – вот удел рядового врача в нашей стране. Мы больше пишем или отписываемся, нежели занимаемся больными. Но и это еще не все. Больше всего раздражало то, как к врачам стали относиться люди. Да-да, простые люди, как вы или я. Те самые, которых мы лечим, те самые, которых каждый день спасаем. Еще во времена моего детства врач ассоциировался с такими понятиями, как благородство, жертвенность, престиж. Люди, видевшие нашего педиатра на улице, останавливались, здоровались с ней. Справлялись о ее здравии и делах, помогали порой кто чем мог. Времена-то были голодные, зарплату задерживали месяцами. Кто жил в девяностые на периферии, знает, о чем я говорю. Но даже в те непростые времена врачи были на вес золота, были «голубой кровью», так сказать. А сегодня врач больше ассоциируется со словом «терпила». Не пошел на поводу у пациента – жалоба. Не улыбнулся или ответил резко – жалоба. Не дал двадцатое за месяц направление на глюкозу – жалоба. И чем больше я во всем этом варюсь, тем больше абсурда вокруг себя вижу. Ведь на каждую такую жалобу администрация лечебного учреждения должна дать отклик. Каждую такую жалобу разбирают на специальных консилиумах. И да, чаще всего грамотное руководство отписывается в своих резюме стандартными фразами, из которых жалобщик сможет понять лишь одно – «сам дурак». Но ведь вся эта канитель – это время, нервы и, к сожалению, деньги. Да, за частые жалобы никто по головке не гладит, как вы понимаете.
Вот и выходило, что маленькая частная стоматология, где все было куда проще, чем в огромных московских стационарах, импонировала мне куда больше.
Говорят, дурные мысли притягивают неприятности. Не врут, похоже. Пока ехал в трамвае, заметил за собой слежку. Ну, как заметил? Заподозрил скорее. Бросилось в глаза, что тип, почти безотрывно глядящий на меня с другого конца трамвая, ехал со мной и в одном вагоне метро. И да, может, я на воду дую, но кто бы не дул на моем месте?
Выглядел этот мужчина до крайности странно. Сам весь в белом – белые брюки, белый приталенный пиджак, под ним белая водолазка с горлом, на голове белая бейсболка, а на руках белые же перчатки. Из черного – только солнцезащитные очки на пол лица. В моде я не разбираюсь, но было ощущение, что упакован этот тип по первому классу. Мужчина был худым до безобразия, словно скелет, обтянутый кожей, настолько, что были видны все изъяны его черепа. И да, был он бледным, как смерть – единственный участок открытой кожи на лице больше пергаментную бумагу напоминал.
Я его еще в метро разглядеть успел – врачу такие товарищи глаз режут. Сразу пара-тройка диагнозов на ум приходит, самые безобидные из которых: анемия и порфирия.
Дабы не делать поспешных выводов, я решил сперва проверить догадку. Вполне возможно, этот странный тип просто ехал в тот же район, что и я. Опять же, из-за очков было неясно, смотрит он на меня в упор или же просто в мою сторону. Придав своему лицу максимально бесстрастный вид, я как бы случайно проехал свою остановку. Вышел из трамвая, перешел на другую сторону и стал ждать другой трамвай, чтобы вернуться к нужной. Сердечко екнуло в тот момент, когда мой преследователь, не особо скрываясь, сделал то же самое. Не скажу, что этот тип как-то сильно меня напугал – такого доходягу я при необходимости в два счета уложил бы, но все же чувство внутреннего дискомфорта появилось. Кто его знает, может, он вооружен? А если учесть, что я, хоть и невольно, но являюсь членом потаенного мира Ночи, от некоторых его обитателей можно было ждать чего угодно.
Я дождался трамвая, следовавшего в обратном направлении, и зашел в него. Мой преследователь (теперь я в этом не сомневался) проделал то же самое. Стараясь не обращать внимания на то, что он вошел следом, я дождался начала закрытия дверей. Для пущей убедительности даже карточку «Тройка» приложил к валидатору, но в самый последний момент вышмыгнул из закрывающихся дверей трамвая, убежденный, что мой преследователь не сможет повторить такой трюк, поскольку стоял он далеко от выхода.
Невероятно, но я ошибся. Убежденный, что следивший за мной мужчина остался в трамвае, я начал разглядывать окна уходящего с остановки транспорта, однако, к моему удивлению, не обнаружил в нем своего преследователя. Не на шутку перепугавшись, я начал озираться по сторонам и, как только обернулся кругом, не выдержав испуга, вскрикнул:
– Мать твою, дьявол! – мужчина стоял в метре от меня и миролюбиво улыбался. – Напугал, долговязый, до чертей! Тебе какого от меня нужно? Чего таскаешься за мной?
– Не поминайте всуе, Григорий Олегович, – внезапно приятным бархатным баритоном произнес незнакомец.
Вблизи я успел разглядеть открытый участок кожи на его лице – пергаментность и бледность ему придавал толстый слой косметики. Тоналка там или пудра какая – я в этих женских штучках не разбираюсь. Кажется, диагноз порфирии подтверждался. Налицо непереносимость солнечного света – белые одежды, очки, замазанные косметикой открытые участки кожи…
– А я бога и не поминал, – огрызнулся я, ощущая легкий мандраж от такого внезапного знакомства. В целом я уже понял, что мне ничего не угрожает – если бы этот странный тип хотел меня прикончить, то уже сделал бы это. И да, я понятия не имел, как этот мужик смог оказаться позади меня, ведь был готов поклясться, что он стоял в другом конце трамвая, когда я выскакивал.
– Это кому как, – загадочно протянул мужчина, закатив в глаза.
– А вы из сатанистов что ли?
– Думаю, вы уже догадались, чью сторону я представляю.
– Да уж не дурак, – соврал я. На самом деле я понятия не имел, кто передо мной стоит. – Откуда знаете мое имя?
– В мире Ночи появление новой фигуры, тем паче, столь значимой, незамеченным не проходит, – промурлыкал мужчина своим приятным голосом. Ему с таким голосом в службе секса по телефону бы работать, дамочек разных ублажать на расстоянии. – Уделите мне пару мгновений?
– Ну, если только мгновений, – согласился я, направившись в сторону своей работы. Нужно было протопать целую остановку вниз по улице. Тротуар был полон людей, поэтому за свою безопасность я особо не волновался. Маловероятно, что меня захотят убить прямо тут, на улице – слишком уж много свидетелей, Совет такое явно не одобрит. Судя по контексту, передо мной стоял один из тех, за кем этот самый Совет ведет надзор. Вопрос только в том, кто именно? Колдун? Ведьмак? Может, еще какой мифологический персонаж из тех, кого современный мир успел позабыть?
