Утро чудесное. И погода, и просто на душе радостно, хочется напевать: «трум-трум» — и раскрыть объятия всему человечеству.

Презрев лифт, Афанасьев сбежал по лестнице, вышел на улицу. Улыбка продолжала играть на губах. А может, ну её к чёрту это службу? В такой день надо не преступников ловить, а отправиться со спиннингом на речку или, вообще, заявиться на стадион, попинать мячик.

Многолетняя привычка к дисциплине пресекла плавное течение праздничных мыслей. Утро, солнышко, настроение — это замечательно, но работа ждёт. Ты нужен людям и забывать об этом никак нельзя.

От соседней парадной донёсся взрыв хохота.

Ага, вот и причина острого желания побездельничать.

За кустами на скамеечке сидели пятеро мальчишек и дружно обсуждали что-то весёлое.

— Ребята, — Афанасьев улыбнулся, — а в школу, всё-таки, надо.

— Да мы успеем, — пятёрка нехотя поднялась.

— А то давайте, я подвезу.

— Спасибо, мы сами.

Убежали с хохотом, но по всему видно, что не от него сбежали, а в школу спешат. Славные ребята, остановить их удалось безо всякого глушителя, одним добрым словом. А уроки мотать, особенно коллективно, всем доводилось, и Афанасьев исключением не был.

В машине Афанасьев шлёпнул ладонью по сенсорной панели и скомандовал:

— На работу.

Мотор загудел, но с места автомобиль не тронулся, ожидая, пока водитель пристегнётся. Афанасьев не любил ремней безопасности, но автоматика была неумолима.

В служебном кабинете Афанасьева ожидало бесконечное дело о недобросовестной рекламе. Давно прошло время, когда реклама провоцировала неудержимый шопинг, в результате которого люди лишались всех своих сбережений, покупая прорву совершенно ненужного барахла. Теперь рекламщики действовали куда тоньше, и основным их инструментом был флешмоб, до которого люди оказались так падки.

За соседним столом лейтенант Пырьев вёл мучительную беседу с великовозрастным болваном, вздумавшим ходить по перилам моста.

— А чего она… — уныло талдычил балбес.

— Она пробежалась по оградке вдоль газона. А ты взгромоздился на перила моста. Если бы сорвался, тебе бы не жить.

— Вот ещё… Я бы не сорвался.

— Так все говорят, в том числе и те, кто потом срывается. А ты подумал, что по твоему примеру уже трое подростков вылезли на перила? Мы едва успели их снять.

— А чего они… Я их туда не звал.

— Ты им дурной пример показывал. Знаешь, как говорят: «Замах хуже удара». Ты у нас в этом плане давно на заметке. Так что учти, по-хорошему предупреждаю: ещё раз попадёшься на опасных фокусах, которые за тобой мелкие шкеты повторять начнут, пойдёшь на принудительное лечение.

— Не имеете права, — тупо пронудил парень.

— Мы и не собираемся получать такие права. Возьмём тебя за зёбры, отвезём в клинику. Врачам тоже надоело лечить травмированных мальчишек, которые за тобой полезли головы ломать. Так что за тебя они возьмутся с радостью. Диагноз поставят: сотрясение мозгов, хотя их у тебя и нет. Через три дня выпишут смирным и спокойным. Ты ещё сам будешь нам благодарен.

— Не имеете права, — на этот раз фраза звучала испуганно.

«Ведь и впрямь, права не имеет, — подумал Афанасьев. — На понты берёт пацана».

Он встал и спросил, как бы между прочим:

— Ты, всё-таки, скажи, чем тебя та девчонка привлекла? Красивая, да?

— Вот ещё!.. Плевал я на красивых. Она выпендривалась не по делу. Мол, вот я какая! По ограде прошлась и не сверзилась.

— Ну-ка, выгляни в окошко… Видишь, девчонка с воздушным шариком? Ей всего года три или четыре, а как выпендривается! Той, которая по перилам рассекала, до этой шмакодявки год по заборам лазать.

— Па-адумаешь!.. — презрительно произнёс парень, но Афанасьев видел, как заблестели его глаза. Не надо быть психологом, чтобы понять: уже сегодня вечером великовозрастный младенец будет выплясывать на центральном проспекте со связкой воздушных шариков над головой — штук не меньше пятнадцати. За ним и другие парни потянутся, все с шариками, а там и иные взрослые, которые, кажется, должны быть нечувствительными к такому детскому флешмобу. Даже бабушки, выгуливающие правнучков, привяжут к младенческой коляске воздушный шарик.

На весь период флешмоба продажа воздушных шариков увеличится стократно, в магазинах стойки с шариками будут вынесены к самым кассам, чтобы никто не ушёл без покупки. Это и есть та самая недобросовестная реклама, бороться с которой призван капитан Афанасьев. Но пусть лучше люди покупают шарики, чем кто-то убьётся, сорвавшись с моста.

На капитанском столе проникновенно мурлыкнул телефон. Так нежно умеет звонить только начальство.

— Михаил Аркадьевич, — услышал Афанасьев голос генерала. — Не могли бы вы зайти на минутку ко мне? Только быстренько-быстренько.

Так и бывает с генералами: «не могли бы вы, если вас не затруднит, но чтобы немедленно».

Афанасьев пошёл к дверям, незаметно поманив Пырьева.

— Ты парня-то отпусти. Беседами его не исправишь, но некоторое время он будет безопасен.

— Я видел, как ты его зомбифицировал.

— Не зомбифицировал, а переориентировал. Всё, побегу, меня месье женераль вызывает.

Генеральский кабинет располагался этажом выше помещений следователей. «Чтобы понимать, в какие эмпиреи поднимаемся», — говорили подчинённые.

Вызов на этот раз оказался неожиданным.

— Дачный кооператив «Ромашка» знаешь?

— Разумеется, знаю.

— Бросай свои магазины, они могут и подождать, и отправляйся в «Ромашку». Там убийства.

— Так это убойный отдел должен, я тут причём?

— Ты очень причём. Я сказал, не убийство, а убийства. Четыре трупа, причём каждый раз убийство немотивированно, преступник сам не понимает, зачем он взялся за нож или топор.

— То есть, вы полагаете, что это такой флешмоб?

— А что я ещё могу полагать? Четыре убийства в один день в одном дачном посёлке. Кто убил — известно, но, ни один из виновников не может объяснить, зачем он это сделал. Тут уже всякому ясно: флешмоб. Да, без предварительного сговора, но кому сейчас нужен предварительный сговор?

— Не бывает таких флешмобов!

— Поезжай и выясни, что там бывает, если не флешмоб.

На столе загундосил телефон. Генерал снял трубку, выслушал звонившего. Лицо его помрачнело.

— Да, наш специалист уже выехал. Ждите.

Бросил трубку, повернулся к Афанасьеву.

— Пять трупов, понимаешь? Уже пять. В общем, машина у подъезда.

— Я сниму глушилку с торгового центра…

— Делай, что знаешь. Но в темпе.

Полицейский Мерседес наматывал на колёса федеральную трассу. До садового кооператива «Ромашка» было сорок километров, но, то и дело, на пути встречались знаки, ограничивающие скорость. Казалось бы, включай сирену и дуй, не обращая внимания на знаки. Через полчаса будешь на месте. Только за тобой непременно увяжется сначала один, а потом с десяток подражателей. Будут гудеть наперебой, мчать на ста пятидесяти по деревням, пересекать двойную осевую, выскакивать на противоположную сторону движения. Потом, успокоившись, они безропотно заплатят любые штрафы и лишатся водительских удостоверений, но это будет потом, а покуда — гони во всю мочь! И если гонка закончится трагически, флешмобщик станет уныло ныть: «А чего он?.. Он первым начал…»

Эх, народ, обезьянье племя!

Остановились возле опорного пункта, где обретался местный участковый, полностью потерявший голову от происходящего.

— Наконец! — выкрикнул он, увидав Афанасьева. — Они друг друга режут, а мне хоть разорвись.

— Где задержанные? — спросил Афанасьев.

— Шестерых увезли дознаватели в районное отделение, а последний — у меня, за ним ещё не приехали.

— То есть, уже семеро…

— Да! — плачуще закричал участковый. — Они как рехнулись! Я же их всех знаю, ни за одним ничего подобного не замечал, а тут…

— Тише, тише, — успокоил Афанасьев. — Разберёмся. Где этот последний? Поговорить с ним надо.