Эта странная активность, которая не имеет направленности, похоже, продолжается и во сне, и в состоянии бодрствования. Часто эта активность медитации застает его во время пробуждения; нечто подобное происходит большую часть времени. Он никогда не стремился к этому и не избегал этого. Как-то ночью он проснулся, сна ни в одном глазу, и почувствовал, что в его голову, в самый ее центр, помещают свет, нечто, похожее на огненный шар. В течение долгого времени он наблюдал за этим как бы со стороны, как если бы это происходило с кем-то ещё. Это не было иллюзией, это не было чем-то, созданным умом.

Наступал рассвет, и сквозь приоткрытые шторы были видны деревья.

Эта долина по-прежнему поражает красотой. Она со всех сторон окружена холмами и сплошь покрыта апельсиновыми рощами. Много лет назад здесь, среди деревьев и фруктовых садов, стояло лишь несколько домов, но теперь их намного больше; дороги стали шире, прибавилось транспорта и шума, особенно в западной ее части. Но холмы и вершины гор все те же, они не тронуты человеком. В горы ведёт множество тропинок, ты гулял по ним без конца. Тебе встречались медведи, гремучие змеи, олени, а однажды – рысь. Она шла впереди, спускаясь по узкой тропе, мурлыча и потираясь о скалы и стволы невысоких деревьев. Легкий ветер дул вверх по ущелью, поэтому ты смог подобраться к ней довольно близко. Она по-настоящему наслаждалась, радуясь своему миру. Высоко поднятый короткий хвост, торчащие вперед заостренные ушки, блестящая, чистая шерсть рыже-бурого цвета – она совсем не замечала, что кто-то следовал прямо за ней, на расстоянии двадцати футов. Мы спускались по тропинке около мили, не издавая ни малейшего звука. Это было поистине красивое животное, жизнерадостное и грациозное. Впереди был узкий ручей, и, когда мы приближались к нему, не желая ее испугать, ты прошептал нежное приветствие. Не обернувшись (это было бы потерей времени), она бросилась прочь и полностью исчезла из вида за несколько мгновений. И все же довольно долго мы с ней были друзьями.

Долина была напоена ароматом апельсиновых цветов, почти сверх меры, в особенности ранним утром и по вечерам. Этот аромат разливался по комнате, по долине, по каждому уголку этой земли. Сам бог цветов благословил это место. Летом здесь будет по-настоящему жарко, и в этом есть своя странность. Много лет назад, когда он бывал здесь, воздух был чудесный; и это все ещё так, хоть и в меньшей степени. Люди портят его, как они, видимо, портят почти всё. Все еще станет, как было прежде. Цветок может зачахнуть и умереть, но он вернётся со своей былой прелестью.

Вы когда-нибудь задавались вопросом, почему люди сбиваются с пути, становятся испорченными, ведут себя недостойно: агрессивно, жестоко и подло? Напрасно винить окружение, культуру и родителей. Мы хотим возложить ответственность за деградацию на других или на некий случай. Объяснения и причины – это лёгкий выход. Древние индуисты называли это кармой: что вы посеяли, то и пожнете. Психологи перекладывают эту проблему на плечи родителей. То, что говорят так называемые религиозные люди, основано на их догмах и верованиях. Но вопрос остаётся открытым.

В то же время существуют и другие люди, родившиеся щедрыми, добрыми, ответственными. Внешнее давление и окружение не способны их изменить. Они остаются такими, несмотря ни на что.

Почему?

Ни одно из объяснений не имеет особого смысла. Любое объяснение – это путь отступления, бегство от реальности того, что есть. А это единственное, что имеет значение. То, что есть, может быть полностью преобразовано с помощью той энергии, которая растрачивается на объяснения и поиск причин. Любовь – вне времени, анализа, сожалений и взаимных упреков. Она есть, когда нет жажды денег и положения, и изворотливого обмана «я».

Наступил сезон дождей. Под темными тяжёлыми тучами море было почти черным, и ветер терзал деревья. Дожди будут идти несколько дней, не переставая, затем они прекратятся на день или около того, чтобы начаться снова. В каждом пруду квакали лягушки, и воздух был насыщен приятным запахом дождя. Земля снова была чистой, а через несколько дней она стала изумительно зелёной. Все росло почти на глазах; когда выйдет солнце, все на земле засверкает. Ранним утром здесь будет слышно пение. Повсюду снуют маленькие белки. Кругом цветы, полевые и садовые: жасмин, розы и бархатцы.

Как-то раз, когда гулял под пальмами и отяжелевшими от дождя деревьями по дороге, ведущей к морю, разглядывая тысячи разных мелочей, ты услышал, как пела группа детей. Казалось, они так счастливы, невинны и совершенно не замечают окружающего их мира. Одна девочка узнала тебя и с улыбкой подошла. Какое-то время мы шагали рука об руку. Никто из нас не произнес ни слова, и когда мы приблизились к ее дому, она жестом попрощалась и скрылась внутри. Этому миру и семье еще предстоит погубить ее, у нее будут свои дети, она будет проливать из-за них слезы, затем коварные уловки этого мира погубят и их. Но тем вечером она была счастлива, и ей не терпелось этим поделиться, взявшись за руку.

Однажды вечером, когда дожди прошли и небо на западе было золотым, он возвращался той же дорогой и увидел юношу, несущего огонь в глиняном горшке. На нем не было ничего, кроме чистой набедренной повязки; позади него шли два человека, несущие тело покойного. Это были брахманы, после омовения, чистые, они держались прямо и шли довольно быстрым шагом. Молодой человек, который нес огонь, должно быть, был сыном усопшего. Тело должны были кремировать где-нибудь в безлюдном месте на песке. Все это выглядело так незатейливо, в отличие от нагруженных цветами парадных катафалков, за которыми движется длинная вереница отполированных машин, или похоронной процессии, шествующей за гробом: в этом есть мрачное уныние. А бывает так, что ты видишь, как скромно обернутое тело умершего везут, закрепив сзади на велосипеде, чтобы предать огню у священной реки.

Смерть присутствует всюду, и, по-видимому, мы никогда не принимаем ее. Для нас это нечто мрачное и пугающее, чего следует избегать, о чем не принято говорить. Держать ее на расстоянии, за закрытой дверью. Но она всегда есть. Смерть – это красота любви, но человеку неведомо ни то, ни другое. Смерть – это боль, а любовь – это наслаждение, и они не должны пересекаться; их нужно держать порознь, и это разделение есть боль и страдание. Это разделение и бесконечный конфликт – они продолжаются с начала времен. Смерть всегда будет существовать для тех, кто не видит, что наблюдающий есть наблюдаемое, что переживающий есть переживаемое. Это подобно безбрежной реке, которая несет человека, со всеми его мирскими благами, его тщетами, страданием и знаниями. Если он не оставит в реке все те вещи, что накопил, и не выплывет на берег, смерть всегда будет подстерегать его, ожидать у порога. Когда он выходит из реки, у нее не оказывается берега; берег – это слово, наблюдатель. Он отбросил все, и реку, и берег. Ибо река – это время, а берега – это мысли во времени; река – это движение времени, а мысль – она берет в нем начало. Когда наблюдающий отбрасывает все, чем он является, тогда наблюдающий перестает существовать. Это не смерть. Это безвременье. Его нельзя постичь, потому что все известное относится ко времени; его нельзя ощутить: распознавание обусловлено временем. Свобода от известного – это свобода от времени. Бессмертие – это не слово, не книга и не созданный вами образ. Душа, «я», атман – дитя мысли, которая есть время. Когда нет времени, нет и смерти. Тогда есть любовь.

Небо на западе поблекло, и прямо над горизонтом показался юный месяц, робкий и нежный. Казалось, по дороге мелькало все: свадьба, смерть, детский смех, чьи-то рыдания. Рядом с молодым месяцем горела единственная звезда.