Лев Рубинштейн Тайный ход © 24 От составителя В настоящую книгу вошли немногочисленные стихотворения «в столбик», которые Лев Рубинштейн писал начиная с середины 2010‐х годов (стихотворение «Зимние каникулы» также существует в «карточной» версии, с пронумерованными строками), и его неоконченная фрагментарная проза о детстве, за работу над которой он взялся осенью 2023 года. Тексты печатаются по материалам личного архива Л.Р., в некоторых случаях уточненным и дополненным благодаря авторским публикациям в социальных сетях и стихотворной подборке «Голубиная почта» на сайте проекта «Культурная инициатива» (2017). Порядок поэтических текстов и прозаических фрагментов произвольно определен составителем книги. Сердечная благодарность Ирине Головинской и Марии Рубинштейн, без доброй воли и помощи которых это издание не было бы возможно. Стихи «Друг мой, друг мой, вот приснятся, допустим, под утро семь или даже девять рыбьих почему-то хвостов…» Друг мой, друг мой, вот приснятся, допустим, под утро семь или даже девять рыбьих почему-то хвостов. И пол под ногами вдруг некстати возьмет да и покачнется. Или, например, стыдливо зардеется – опять же под утро – все тот же самый восток. Ну и начнется, конечно же, новый день, новый день начнется. Ну и что, ну и что, ну и не так уже и страшно наедине, как говорится, с собой Сидеть в ожидании новых чум или семилетних – в лучшем случае – боен. И я сам не знаю, куда подевалась вдруг эта самая, эта самая боль. Так что, друг мой, друг мой, не верь мне, если я зачем‐то скажу тебе, что я очень и очень болен. «Голубиная почта? Это что это? Это вообще-то про что…» Голубиная почта? Это что это? Это вообще-то про что? Уж не про то ли, как голубь однажды нагадил на маминого пальто левый рукав? Не про то ли, что я навсегда запомнил каждую пуговку и каждую ворсинку на этом терракотового цвета пальто? И не про то ли, что и после всего я пальто это буду помнить, смертию смерть поправ? Что ж за такое послание этот поганый голубь по своей по голубиной почте хотел ей, маме, послать? Про какую такую думал он сообщить ей радость или лиху беду? Не про ту ли беду неминучую горькую, которой так опасалась мать, Что у за гаражом курящего Сашки Целикова пойду я на поводу? Да, мама, да, я и правда пойду на поводу – не стану скрывать — У тех, кто за гаражом, и за сараем, и за тридевять земель, и не расти трава. Чтобы от непонятной этой жизни время от времени получать По голубиной почте приветы, падающие на рукава. «Попробуем хотя бы последовать однажды правилам непонятно какой игры…» Попробуем хотя бы последовать однажды правилам непонятно какой игры, Игры, сыграть в которую решится не много кто. Но «молчи, – говорят нам, – скрывайся и таи, – говорят нам, – до той самой поры, Покуда не настигнет нас однажды то самое, то есть это самое то». Попробуем хотя бы погреться однажды в очень редких теплых лучах. И, была не была, Попробуем взять от всего понемногу и перемешать в котле, И нарочито неуклюжее письмо это положить во главу угла, Чтобы – вдруг и получится – заглушить наконец-то дух пленительный маминых безвозвратных котлет. Ну и попробуем хотя бы проследить однажды за течением совсем еще юной реки Туда, в ту сторону, где молча умирают и светлая влага, и темная грязь. Или попробуем хотя бы сочинить однажды мнемонические восемь строчек про правило, допустим, правой руки. И жизнь, можно будет сказать тогда, совсем, ну просто совсем удалась. «Пришел, ушел, и будто бы не он…»
Пришел, ушел, и будто бы не он Пускал по ветру легкие колечки. Кто он? Шпион? Трехкратный чемпион? Или седой из детства почтальон? Не Печкин, нет, какой там еще Печкин! А ты гори, заветная звезда. Лишь ты одна не сука, не училка, Не белка на заборе, не бутылка, Не в поросячьем облике копилка. Ты лишь одна как будто б навсегда. Я это так, не принимай всерьез. Сердечные забудутся уколы, А воз все там же. Помнишь этот воз? Он все скрипел, но никуда не вез. Не помнишь, нет? Ну как же, возле школы! Там еще были липы, был там снег, Еще чего-то было там такое. Вот, вспомнил! Шел навстречу человек, Мне не знакомый. Он достал «Казбек» И прикурил единственной рукою. А ты гори, заветная звезда. Тебя я вижу, а меня ты видишь? Ты слышишь, как разнылись поезда, Как на клеенку пролилась вода, Как переходит бабушка на идиш? Песенка (Куплеты под занавес) 1 Безветренно в могиле, Не солнечно в гробу. Ты спросишь: «А что мы забыли На этом берегу?» Придется за семь верст скакать, Чтоб киселя хлебнуть. Это ничего, что нечего сказать, — Все же скажи хоть что-нибудь. 2 Последний час назначен На некоторую ночь. Ты спросишь: «Нельзя ли как-нибудь иначе?» Ну а я-то чем могу помочь? Придется взяться за уздцы, Покуда свет не погас. И пусть летят во все концы Обрывки значительных фраз. 3 Одни лишь картины детства Согреют нас и спасут От горького сиротства, Переполняющего сосуд. Придется многое забыть И заново начать, Чтоб быть всегда, всегда чтобы быть И за все чтобы отвечать. |