Миллениум. Начался новый век, в мире и в России происходили

крайне увлекательные, порой страшные, порой странные вещи…

Снег. Улица. Фонарь…

Когда-то она это читала…

«Пляски смерти», – вспомнила она, нехотя.

Хмель все еще кружил голову, и мысли были также ленивы, как и тело. Хотя прохладный воздух сулил скорое освобождение от благостного безразличия ко всему сущему. Ноздри вдохнули сладкий от подопревшей листвы воздух и затрепетали от восторга.

Хорошо-то как!

А главное, грядет время, когда никто больше не скажет «делай то, Настя, делай это и не смей делать этого»!

Снег… Улица… Фонарь… – цокали каблучки по отсыревшим плитам. Хотя, при чем здесь «снег»? Воздух был наполнен влагой, как губка. Если бежать быстро-быстро…как шестисотый «мерс», щеки покроются росой. Конденсируются на коже (Еще одно слово из давно забытой жизни!). Вернее было бы сказать: Роса. Улица. Фонарь.

Каблучок модных сапожек угодил в трещину, и нога подогнулась, едва не заставив свалиться в неизвестность. Настя рванулась, безжалостно выдирая застрявший сапог из невидимой ловушки. Некогда асфальтированная дорожка развалилась, опуталась травой, покрылась щербинами – не Московский проспект и даже не Набережная улица…. Совсем не улица.

Роса. Пригород. Фонарь.

Она поймала этот новый ритм и снова зацокала сапожками.

Свежий ветерок поиграл локонами её модной, высоко взбитой прически; разгоряченный щеки приняли неожиданную ласку с восторгом.

Удивительный октябрь – теплый, в меру дождливый. Правда, листья уже почти опали. Настя взглянула вверх. Звезды, щедро разбросанные по низкому небу (казалось, подпрыгни – и схватишь руками) блестели не ярко, умиротворенно. Не то, что в январе, когда стужа превращает их в лютых ненавистников всего живого. Сейчас Настя видела над головой одни дружелюбные огни. Ни это ли знак в хорошем исходе дела?

Роса. Пригород. Звезды.

Девушка удовлетворенно вздохнула: она вывела формулу сегодняшнего вечера, вечера ожиданий и надежд.

Сзади, чуть сбоку появилось мерцание, вначале отдаленное, а потом приближающиеся быстро и неумолимо. Настя ступила на шоссе, преодолев заросли пожухлой травы, и подняла руку жестом, понятным всем автомобилистам. Машина пронеслась мимо, обдавая её мелкой изморозью и порывом горячего воздуха. Девушка не расстроилась, даже была рада, потому что это была не та машина, которую она ожидала. Перспектива быть принятой за шлюху не прельщала, но и не пугала настолько, чтобы заставить прятаться в кустах все время. Ведь Гена должен её увидеть. Пора. Уже пора. Небольшая тень беспокойства затеплилась в сознании, неохотно, но настойчиво. Может быть, она ошиблась в расчетах, и машина проскочила мимо неё, не заметив. Больше Настя не пряталась…

Он затормозил, резко открыл дверцу и буркнул из полумрака салона:

– Далеко же ты успела ускакать.

«Это ты не слишком торопился!». Настя промолчала и юркнула внутрь. Назад они мчались, как ветер. Когда за деревьями замелькали освещенные окна коттеджа, он повернулся боком и хмуро цыкнул:

– Давай ключ.

– Что ты с ним будешь делать, Гена?

– Давай ключ, сука, – в руке, свободной от руля, блестел вороненый металл.

– Сука? – Настя улыбнулась лениво. – А уверял, что любишь больше жизни.

Кривая ухмылка осклабила острые зубы.

– Ошибался. Оказалось, деньги люблю больше.

– Возьми. – Девушка сунула руку в карман кожаной курточки и протянула требуемый предмет. – Все равно, без меня ты ничего не откроешь. Код знаю только я, ну и Аркаша, конечно.

Они остановились посредине двора. Несколько автомобилей, блестя полировкой в отблесках неверного света уличных фонарей, стояли поодаль.

– Выходи. – Гена толкнул девушку в бок пистолетом.

Она послушно шевельнула ногами, приоткрывая круглые коленки.

– Что дальше, Гена?

Она смотрела без испуга, с легким сожалением, отчего парень разозлился.

– Засуну тебя в машину, приткну к дверям бани и подожгу. Ты останешься во всем виноватой. Пьяная дура врезалась на машине и перекрыла выход. Сгорят все. Кто там разберется, где – чьи кости?

– Как же ты откроешь сейф?

Гена усмехнулся глумливо.

– Он уже открыт, дура. Не ожидала?

Из-за «джипа» выступила тень, высокая чуть мешковатая, привычная глазу – Свирс!

Настя улыбнулась:

– Рада снова видеть тебя, милый. Надеюсь, ты перестал сердиться на мою скверную выходку?

Аркаша сжимал в руках кейс.

– Прости, дорогая. Я решил, что неверная баба – плохой союзник в делах.

Настя перевела взгляд на ухмыляющегося Геннадия и скривилась презрительно:

– Готовый предатель из близкого окружения предпочтительнее?

– Он помог мне. Запер гостей в парилке, за тобой вот съездил…. Ты рассчитывала, что я останусь в бане вместе со всеми?

– Я рассчитывала на нас с тобой, вместе, – сияющая улыбка озарила красивое лицо.

Выстрел прозвучал тихо, пукнуло – и только.

Гена свалился с раздробленным черепом. Аркадий ткнул его носком ботинка.

– Он старался. Орал громко, что вернул тебя, но ты дерешься и не идешь из машины. Все с пониманием отнеслись к моему уходу.

Настя улыбнулась.

– Он был глуп. – Глаза девушки светились любовью.

Свирс скривился и быстро ухватил её за волосы, подтягивая к себе. Прическа дрогнула, роняя замысловатые заколки с фальшивыми жемчужинами на кончиках.

– Я знаю, – зашипел люто Аркаша. – Ты уговаривала его пристрелить меня.

– Я делала лишь то, о чем мы договорились, милый, – слезы брызнули из глаз девушки. – Задурила ему мозги.

Тело Насти сотрясалось от рыданий, а личико было ангельски невинным.

– Ну, прости, прости.

Аркадий брезгливо ткнул женщину так, что она упала на еще неостывший труп Гены.

– Посиди тут. Я подгоню машину.

Он сделал несколько шагов, а в спину ему смотрело черное дуло.

– Мы уедем далеко, Аркаша.

Голос Насти мяукал радостно, со слезой, а рука с пистолетом не дрожала. Да и лицо тоже было спокойным, почти отрешенным. Модулировал только голос, успокаивая удалявшегося мужчину.

О, нет! Она не сможет выстрелить в спину! Пусть повернется, хотя бы чуть-чуть… пусть осознает, кто посылает пулю.

– И нам не помешает твоя новая любовница? – холодно поинтересовалась Настя.

Свирс развернулся резко, все же реакция у бывшего боксера была отменной.

Снова невнятно пукнуло, и миллион ярких брызг вспыхнуло у Насти в глазах. Она все еще видела сполохи пламенеющих языков, а сама проваливалась в темноту…

– Настальжи… – вкрадчиво промурлыкал Хулио Иглесиас мне в ухо.

Я застонала и запустила в него подушкой.

 Боже правый, и так каждый день! Подлый Данька, узнав мою приверженность к испанцу горячих кровей, поставил волнующий голос на будильник. Через неделю моя увлеченность тенором превратилась в стойкую ненависть. А через месяц я была переполнена желанием завести себе мужчину, способного совершить несложную операцию по переналадке моей стереосистемы. Останавливало только осознание, что операция эта займет не более пяти минут, а с мужиком придется общаться гораздо дольше. Жарить ему котлеты и, возможно, стирать носки. Лично сама была с радиотехникой на глубокое «вы».

 Я, нехотя, опустила босые ноги на скользкий линолеум и зевнула во все горло.

 Придется дожидаться, пока Данилка удовлетворит свою потребность в ежегодной порции летнего бродяжничества. Заявится на порог моей двухкомнатной малогабаритки, изрядно изъеденный гнусом, неподражаемо курчавобородый. Возможно, он даже сумеет кое-что заработать в своих наполненных романтикой буднях.… А тут я – жарю другому мужику котлеты…. Картина такого оборота событий нарисовалась у меня перед глазами отчетливо, до самого последнего нюанса поведения действующих лиц.