Бенгура не убили, а только тяжело ранили. От того места, где по нему стреляли, до Лазорево где-то будет около восьми километров. Как он прополз с тяжелейшими пулевыми ранами – одному Богу известно. На третью, после облавы, ночь Иван проснулся от какого-то слабого писка. А у него в старом доме, как только Бенгур повзрослел, была сделана миниатюрная пристройка для него: вроде бы большая конура, если смотреть со двора, а на самом деле внутри еще была дверца прямо в избу. Иван узнал стон своего друга. Он открыл эту дверцу и обнаружил почти бездыханного Бенгура, который был весь в высохшей крови и в глине.
Кому, как не Ивану, знать о пулевых ранах и как их лечить. Зная о проделках волчьей стаи, он не мог никому про него рассказать (хотя, кому он мог рассказать, если жил в одиночестве) или же вызвать ветеринара. Поэтому Иван сам каким-то чудом вылечил своего волка, и стали они после этой истории единым целым. Бенгур и так не любил, мягко говоря, людей только из-за того, что они – люди, а после всего того, что произошло, он смотрел на всех, кроме Ивана, как на мух, которые жужжат вокруг. Но Иван был для него почти Богом, если у волков есть такое чувство. После того, так Бенгур вылечился, он постепенно стал еще более сильным, матерым и почти никогда не показывался на глаза чужим, если кто заезжал в Лазорево. Да и никто про волка, по-моему, и не ведал. Я сам случайно только его увидел через два года после той облавы. Даже сейчас он тут где-то, но его никто не видит!.. А еще через год случилось то событие, которое сыграло ключевую роль в моей карьере и, пожалуй, в жизни. Иван же даже не обратил, на мой взгляд, на него внимания – он жил одним своим строительством храма.
Дело было так. Группа из трех особо опасных рецидивистов убежала из СИЗО в Удмуртии и, угнав машину, исчезла. Пока обнаружился побег, пока хозяин угнанной машины заявил в милицию, пока поняли, что уголовники скрылись именно на этой машине – их даже след простыл. Прошла наводка, что, по всей видимости, они перебрались в Кировскую область, потому как в самой Удмуртии их пребывание никак не обнаруживалось. К тому же, один из рецидивистов был родом из Уржумского района. По всей видимости, они по грунтовым дорогам (дело было летом) добрались до Вятки, утопили угнанную машину, а сами на лодке перебрались на эту сторону и решили, может, добраться до Йошкар-Олы, а дальше на автобусе доехать до Москвы и там затеряться. В нынешнее время у всех же есть телефоны, и просто так не побродишь даже по глухим деревням. На их беду, и на наше счастье, забрели эти уголовники ночью сюда. Перед этим, за два дня до этого, они изнасиловали, долго измывались, а потом повесили двух женщин, которые собирали грибы в десяти километрах отсюда, в Уржумском районе. Мы про это только потом узнали.
Была тихая августовская ночь. Светила полная луна. Иван, как он мне потом рассказал, проснулся от странного звука. Он прислушался и понял, что это Бенгур шкрябает по оконному стеклу. Иван насторожился, так как волк так никогда не делал. Он подошел к окну – Бенгур отскочил и встал так, чтобы в лунном свете было хорошо видно его. Волк глядел в сторону чащобы, растущей вдоль обрыва – это в ту сторону, где старая баня. «Что бы это значило?» – подумал Иван и стал всматриваться в том же направлении. Вдруг мелькнули еле заметные силуэты в лунном свете.
– Бенгур, – тихо прошептал Иван, – я открою твою дверцу на всякий случай.
Волк вначале шевельнул одним ухом в сторону своего друга, затем повернул голову, и в темноте сверкнули уверенные в своей силе глаза настоящего зверя. Иван открыл и убрал люк в конуру, выкрутил единственную лампочку в доме из патрона и сел в спокойном ожидании незваных гостей.
Их было трое, и все были вооружены: у одного был автомат, у второго – охотничий карабин, у третьего – пистолет. Иван, сидевший так, что его не было видно в простенке между двух окон, ждал, когда все войдут в дом.
– Вы бы хоть постучали для приличия, – сказал он, когда незваные гости, осматриваясь в полумраке лунного света, дошли до середины избы.
Один из вошедших включил фонарик и ослепил им Ивана, направив свет ему в лицо.
– Мы бы постучали, да дверь оказалась открытой, – послышался немного сиплый голос, за которым последовал издевательский смешок.
– Дядя, – сказал второй голос, в котором чувствовался ледяной властный оттенок, – у нас мало времени вводит тебя в курс дела. Если хочешь дожить до утра живым и здоровым, дай нам, пожалуйста, свой паспорт, все свои деньги, одежду и обувь, а также нам надо поесть. И включи свет!
– Лампочка последняя перегорела. Магазинов здесь нет в радиусе семи километров, – спокойно ответил Иван, отводя глаза от слепящего света. – Так что, придется без света. Да и паспорт не могу дать – она нужна мне для дела. Деньги могу дать, но не все. Разве вы не видели, что я строю храм? Деньги не мои: они предназначены для Бога. Одежда и обувь? Что найдете, и что подойдет – все ваше.
– Дядя, – прозвучал тот же ледяной голос, – видимо, ты не понял? Если я сказал «пожалуйста», то это не значит, что я прошу. Ты должен бояться нас и очень сильно – это может спасти твою никчемную жизнь!
– Чем желать мне смерти, пожелайте лучше себе жизни.
– Уж не угрожаешь ли ты, жук навозный, – прошипел сиплый голос, и опять послышался издевательский смешок, похожий на голос гиены. – Смерти не боишься?
– А вы, смотрю, не только смерти, но и жизни боитесь? Жизнь – это сон, но не ищите зря того, кто может вас разбудить.
Послышались решительные шаги, и Иван, вместе с мелькнувшим перед лицом прикладом карабина, который на мгновение заслонил слепящий свет от фонарика, увидел черную тень, метнувшуюся из стены. Иван не почувствовал удара, просто стало темно и тихо. Когда он пришел в себя, то первое, что бросилось в глаза – красный тусклый свет. Иван медленно приподнялся на одну руку, а другой потрогал сильно болевший лоб – он был рассечен, но кровь текла не сильно. Только сейчас Иван заметил, отчего вокруг залито красным светом: на полу лежал фонарик и он был весь в крови. Иван, шатаясь, встал, достал из шкафа лампочку и вкрутил в патрон. Загорелся яркий свет, и у Ивана подкосились ноги от страшной картины: на полу лежали три растерзанных до неузнаваемости трупа, причем две головы были оторваны и валялись отдельно в стороне, третья же голова лежала под углом девяноста градусов к телу и держалась на каком-то кусочке плоти. У одного трупа была оторвана рука по локоть, у другого – вырвана половина бока и оттуда вывалились внутренности, а у третьего – вывернута нога в колене, а ступня оторвана. При этом на всех телах почти не было одежды. Иван медленно опустился на лавку и только тут обратил внимание, как в сенях, за открытой дверью, сидит Бенгур, и, глядя на него украдкой, вылизывает свои испачканные лапы. Волк все своим видом показывал: он тут не особо виноват, а, впрочем, дальше ты уж сам разбирайся в человеческих делах.
У Ивана не было моего личного номера, но, слава Богу, дозвонился, хотя и не сразу. Ну, это к делу, так скажем, не относится. Он боялся за Бенгура: вдруг за тройное убийство возьмут да засудят усыпить его. Иван же только догадывался, что это были бандиты и не знал, что они вытворяли до этого. Но в итоге получилось все хорошо. Я взял с собой троих сотрудников, которых давно знал и доверял, и приехали сюда к Ивану. Вот тогда и мы поняли, что Бенгур – это какой-то ангел смерти: хоть и не верилось, что он был в силах такое сотворить против трех вооруженных бандитов, но кроме него же тут никого не было. Было такое чувство, что он отомстил за убитых своих родителей, за убитую свою подругу-волчицу и за своих маленьких волчат. Иван, когда нас встретил, даже не захотел зайти с нами еще раз в избу. Мы же молча осмотрели и вышли. Я вот, по прошествии стольких лет, до сих пор не могу понять, что же произошло за то время, пока Иван был без сознания? Его ударили, слава Богу, несильно прикладом – хотели только припугнуть… Даже если допустить, что это дело за Бенгуром, то как его не пристрелили? И знаешь что: те трое израсходовали все свои патроны, – я имею в виду в первую очередь два магазина от автомата, – и гильзами был усыпан весь пол, а волка даже не задело. И дело даже не в Бенгуре: стреляли же не холостыми патронами, а в доме ни одного следа от пули, – вот как это возможно, а? Зеркало, над окнами рамы в стекле с фотографиями, шкаф со стеклянными вставками, сами окна, занавески, одежда, печка и, наконец, просто стены – ничто не разбито, ни одной дырки от пули.
