– Харриет сказала нам, что знает, как смешивать правду с выдумкой. – Эдит опустила лакированную голову. – Но для этого нужно много практиковаться, а мы не умеем так выдумывать, как Харриет. Нам не следовало упоминать, что она работала в Оклендсе. Именно там, слушая рассказы пациентов о хитрых и удачливых преступниках, она решила заняться этим делом.

– Это случилось после того, как её оставил муж, – подхватила эстафету Дорис. – Ей нужны были деньги, чтобы ухаживать за нами. Мы очень нуждались в заботе. Мы не всегда выглядели так, как сейчас. Каждый из нас перенёс по нескольку операций. Сирила часто били в детстве, а надо мной и Эдит постоянно смеялись.

– Значит, Харриет действительно ваша кузина? – Я сжала папину руку.

– Конечно, – ответил Сирил.

– Это дело должно было стать последним, – тускло проговорила Эдит. – Мы с Харриет собирались поселиться в Девоне, купить там домик, денег не хватало, но после этой операции мы набрали бы нужную сумму. В детстве мы однажды побывали в Долише, это городок в Девоне, и с тех пор мечтаем поселиться там.

– А кто такие герр Фелькель и его жена? Какое они имеют отношение ко всей этой истории? – спросил Бен.

Я оглянулась на папу – он находился в полубессознательном состоянии.

– Фелькель? – Лицо Дорис ничего не выражало. Две другие чёрные головы склонились к ней, а она закивала так, словно, чтобы её остановить, требовалось дёрнуть за верёвочку. – Теперь я понимаю, о ком вы говорите. Это не настоящее имя. Они каждый раз его меняют. Они иногда работают вместе. Мужчина, женщина и старуха-мать. Харриет их недолюбливала. Этот человек постоянно стремился втянуть её в крупное дело, а она хотела всего лишь получать честную плату за нечестную работу. Так это называла Харриет. Но на этот раз всё обстояло совсем иначе, дело в том, что ей нравился мистер Саймонс. Больше чем нравился.

– Харриет влюбилась в вас. – Сирил посмотрел на папу, и глаза его вдруг перестали быть лакированными бусинами, они светились сочувствием.

– Она не хотела влюбляться, – вздохнула Эдит.

Дорис согласно кивнула:

– Да, не хотела, но сердце её оказалось разбито.

– Зачем вы всё это говорите? – слабым голосом прошептал папа.

– Потому что теперь это уже не имеет значения. – Голос Сирила треснул. – Ещё вчера мы решили, что случилось что-то нехорошее. Харриет не приехала за урной, как собиралась. А она всегда была очень пунктуальна. Позже мы узнали об аварии и поняли, почему Харриет не появилась. Даже не стали расспрашивать миссис Блум, какого цвета разбившаяся машина и кто погиб, мужчина или женщина… Мы уже не сомневались, что наша Харриет мертва.

– Мертва! Разве я не знал об этом с самого начала? – Папа вышел из оцепенения, словно раненый лев, которому наступили на хвост. – Разве в душе моей не поселилась печаль?! Я знал, всегда знал, что моя любимая, моя несравненная Харриет безвозвратно исчезла, ушла… Я знал, что она никогда больше не вернётся!

– Папа, мне кажется, тебе лучше полежать в тишине и покое, а мы побеседуем с Хопперами в другой комнате.

Я попыталась погладить папу по руке, но он отшатнулся и свирепо зарычал. Никогда не думала, что у него столько зубов.

– Должно быть, вам трудно осознать всё это. – Бен предусмотрительно отодвинулся подальше от папиных зубов. – Вас жестоко обманули, Морли. Вероятно, не многие оказывались в вашем положении – дважды пережить смерть любимой. Но так уж получилось, старина. В Германии не было никакой аварии. Герр Фелькель вам попросту солгал, и вашу встречу разыграли как по нотам. Представление с прахом несчастной Харриет – это уловка, чтобы заставить вас привезти урну в Англию. Только лишь сейчас она мертва и…

– Меня охватывает ужасное подозрение, Бентвик. – Папин рык потряс балки старой гостиницы. – Ужасное подозрение! Уж не в сговоре ли вы с этими жалкими представителями человеческого рода?! Вы и моя лживая дщерь! – Он соскочил с дивана и кинулся к Хопперам. Дружно пискнув, они нырнули под скамейку. – Бог знает, может, вы думаете, будто действуете в моих интересах?! – ревел он, ломая руки. – Да-да! Так оно и есть! Вы решили опорочить мою бедную Харриет, чтобы я быстрее оправился от утраты. Но говорю вам – никакие слова не смогут поколебать мою веру в её божественность и никакие наветы не затмят память о днях, проведённых с ней, ангелом небесным!

– Мы же сказали, что она вас любила, – пролепетала из-под скамейки Эдит.

– Да-да, любила, – поддержал Сирил.

– Любила, любила, – добавила Дорис.

Они несмело выбрались наружу и рядком уселись на скамейку. Должно быть, выражение их немигающих чёрных глаз проняло-таки папу, ибо он закрыл лицо ладонями и заплакал. Громко, навзрыд, безысходно, словно не рассчитывал на надежду и утешение ни на этом свете, ни на том. Моё сердце готово было разорваться от жалости и любви.

Душераздирающую сцену нарушила миссис Блум. Она разъярённо ворвалась в комнату и объявила, что мы тревожим остальных постояльцев.

– Думаю, вам лучше уйти, мистер и миссис Хаскелл! И заберите с собой этого пьянчужку! Пансион «На утёсе» – уважаемая и респектабельная гостиница, негоже, чтобы здесь творились оргии. Я не позволю запятнать репутацию моего заведения, слышите, не позволю! Вчера утром заявилась одна оборванка, мол, комнату ей подавай. Как же, разбежались! Да я такую на порог не пущу. Так что прошу прекратить безобразия и удалиться!

– Не стоит так волноваться, уважаемая, – холодно сказал Бен, беря папу за руку.

Пробормотав слова прощания, я последовала по знакомому узенькому коридору-лабиринту, миновала мрачный холл и с облегчением вышла на улицу. Какой чистый воздух! И ветер… Вдруг он поможет вернуть румянец на папины щёки?..

По дороге к автостоянке папа потребовал, чтобы мы пренебрегли здравым смыслом и не тащили его к врачу осматривать шишку на голове. После непродолжительных споров было решено, что Бен отвезёт папу домой и позвонит нашему семейному доктору. Я же тем временем отправлюсь в Старое Аббатство, верну «хонду» законным хозяевам, а до Мерлин-корта доберусь на такси.

У меня сжалось от боли сердце, когда я увидела, какие у папы несчастные глаза. Бен помог ему сесть на пассажирское сиденье, и папа безучастно уставился в окно. Это было совсем иное горе, нежели мы видели прежде, более глубокое, менее показное. Глядя на эту опустошённость, я испугалась, что пройдёт немало времени, прежде чем отец оправится настолько, чтобы публично демонстрировать свои чувства. Не впал ли он в такое же состояние, когда прошло первое потрясение от смерти мамы? Не бродил ли он с тех пор по пустыне своей души, пока не встретил Харриет?

По дороге к Старому Аббатству я с сожалением размышляла о том, что всё могло бы сложиться совсем иначе, папа и Харриет, вполне возможно, составили бы совсем неплохую пару и встретили осень своей жизни под надёжным прикрытием любви.

Встряхнувшись, я постаралась переключиться на что-нибудь другое. Например, на пистолет мистера Прайса. Предлагая Бену захватить его с собой, я говорила вполне серьёзно. Чтобы научиться из него стрелять, мне требовалось для начала ознакомиться с инструкцией, да и Бен, полагаю, тоже не силён в огнестрельном оружии. А если нас застукают с пистолетом? Тогда неприятностей не миновать, ведь мало того, что оружие не зарегистрированное, так оно ещё и краденое – тётя Лулу постаралась на славу.

Будь дома дети, мы с Беном немедленно спрятали бы пистолет в надёжном месте и хорошенько обдумали, как избавиться от него, не привлекая внимания к тётушке Лулу, которая прискорбным образом почитала этот пугач чем-то вроде приза за выигрышный лотерейный билет. Теперь же я никак не могла вспомнить, куда мы его засунули. Вроде бы валялся на кофейном столике в гостиной, но сегодня утром пистолета там не было. Я бы наверняка его заметила между повидлом и подставкой для тостов. Или не заметила бы? Наша беспечность была воистину преступна: ведь попадись пистолет на глаза папе, может произойти катастрофа… А в его нынешнем состоянии он способен на самую большую глупость. Честно говоря, не верилось, что папа попытается убить себя, но трагедии обычно происходят как раз тогда, когда меньше всего этого ждёшь.