— Вы уверены, что это она? Может, это ошибка?!

В его голосе — наверное, впервые за много лет, если не за всю его жизнь — звучала мольба, и я видел на экране его лицо, совсем не похожее в эту минуту на лицо хладнокровного профессионального убийцы. Однако я ответил с прежней твердостью.

— Увы, сэр, ошибки быть не может. Мы уже провели анализ ДНК.

Несколько секунд он молчал. Затем глухо произнес:

— Когда я могу забрать тело?

— Не раньше завтра, сэр. Судмедэксперты еще работают с ним. Вы понимаете, таков порядок. На теле есть признаки насильственной смерти, и…

— Скажите хотя бы… она… над ней не… надругались?

Я бы хотел утешить его хотя бы этим. Но Миранда, также слышавшая наш разговор, радостно закивала, и, черт побери, была права. От этого человека нам требовалась вся ненависть и ярость, на какую он способен.

«Попади я к нему в руки, он пытал бы меня без малейшего колебания», — напомнил себе я и произнес:

— Окончательное медицинское заключение будет готово завтра, но, к сожалению, сэр, это более чем вероятно. Примите мои соболезнования, сэр. Мы свяжемся с вами завтра. Раньше этого времени мы ничего не сможем вам сообщить.

— Да… Понял, — ответил он по-военному.

— До свиданья, сэр.

Фон, выполнивший свою функцию, полетел за борт. Миранда достала и подключила к компу следующий. Теперь была ее очередь.

На сей раз он ответил сразу. Скорее всего, подумал, что полицейский вспомнил и хочет сообщить что-то еще.

— Вы уже отдали им бриллианты? — с ходу выпалила Миранда.

— Не понимаю, о чем вы, — процедил Догерти.

— О выкупе! Значит, отдали? Я так и знала, что опоздала! Я хотела предупредить вас раньше, но у меня не было возможности! Они убили вашу дочь! Они, а не китайцы!

— Кто «они»? Какие китайцы? Вы можете говорить яснее?

— Якобы китайцы. У меня мало времени… — Миранда перевела дух, делая вид, что собирается с мыслями. — Это все подстава. Они хотят сделать вид, что вашу дочь похитили и убили китайцы из триад. Но на самом деле это сделала сама Альянза! Ваш шеф Туссэн и остальные шишки, это их идея. Им нужен повод для войны с триадами. Полиция подкуплена, улики сфабрикованы. Своим людям вы тоже не можете доверять. Этот ваш охранник, Форестер — вам, небось, сказали, что он погиб, а на самом деле именно он подстроил похищение. У него остались связи в полиции, там рука руку моет… Вы поняли? Это не китайцы, это Альянза! Те, что собрались сейчас в доме на Лионской! Именно там они приняли это решение! И вы можете полагаться только на себя! Все, я больше не могу говорить! — этот фон тоже полетел в залив. — Ну как? — осведомилась у меня Миранда.

— Из тебя бы вышла неплохая актриса, — кивнул я. — Можно поверить даже без «эликсира любви». Особенно когда человек сам не свой от горя.

— Без «эликсира» он бы вскоре начал задумываться, кто ему звонил, откуда такая осведомленность и, главное, почему слова о провокации сами не могут быть провокацией. Теперь — не начнет. Все будет кончено до завтрашнего утра, партнер.

На экране Догерти поднялся из кресла и медленной, какой-то старческой походкой побрел к выходу из каюты. Когда он пропал из поля зрения камеры, мы на короткое время переключились на ту, что в пуговице. Как и ожидалось, Догерти направлялся в рубку. Сам он отведет яхту в порт или поручит это готовому к новым командам компу, значения уже не имело.

Мы, в свою очередь, пересекли Залив, вошли в Ричмондскую морскую бухту, которая на самом деле — искусственное сооружение, где у разлапистых, похожих на лежащие деревья или старинные антенны причалов стоят сотни катеров, и пришвартовались в заранее арендованной ячейке. Бросив катер на произвол судьбы, мы добрались автобусом до Ричмондской станции скоростной железной дороги и, дождавшись поезда, отправились на станцию Сельма, где нас дожидалась «субару». Еще десять минут — и мы уже въезжали в гараж дома на Рыночной улице.

Мы не вели непрерывную трансляцию с камеры в пуговице Догерти — в передающем режиме ее было бы не так трудно засечь (вообще, в нормальном состоянии шеф службы безопасности, побывав в бессознательном состоянии на территории противника, первым делом проверил бы себя на жучки, но сейчас способность Догерти к критическому мышлению оставалась сильно пониженной). К тому же в передающем режиме, в отличие от ждущего, микроскопического аккумулятора не хватило бы надолго, а подзарядиться без доступа солнечных лучей (частично проходящих сквозь бумагу листовки, но не сквозь пластик пуговицы) он не мог. Так что, пока Миранда готовила ужин, я лишь пару раз на несколько секунд активизировал камеру, проверяя, что делает Догерти. Его визит в дом на Лионской мы бы все равно не пропустили, благодаря нашим камерам возле ворот, однако у нас были опасения, что он захочет переменить пиджак. И первое включение подтвердило справедливость этих опасений: изображение было слишком уж неподвижным для камеры, находящейся на живом человеке. Похоже, пиджак висел на спинке стула. Однако, прислушавшись (камера передавала и звук, хотя и не в лучшем качестве), я различил шум воды. Похоже, Догерти просто принимал душ. При следующей попытке я вздохнул с облегчением: картинка двигалась. И двигалась в нужном нам направлении, как сказал бы я, если бы был эстрадным юмористом: в поле зрения появились руки Догерти, снаряжавшие магазин пистолета. Такой же «беретты», что и у Форестера.

Когда кухонный автомат возвестил, что ужин готов, Миранда вновь надела «медицинское» облачение:

— Пойду отнесу еду девочке. Она, наверное, уже проснулась.

— Я с тобой, — поднялся я.

— Зачем? Чем меньше она будет нас видеть, тем лучше. Даже в масках.

— Хм… вообще-то логично, но… просто хочу убедиться, что с ней все в порядке.

— Ты что, опять подозреваешь меня черт-те в чем?

— Нет, но… — окончательно смешался я. Я действительно не думал, что Миранда способна избавиться от Элис, как от ненужного свидетеля. Но в то же время — скажем, скрыть от меня правду, если с девочкой действительно что-то не так… если ее нужно доставить в настоящую больницу, что, конечно же, разрушит весь наш план, ибо из больницы сообщат отцу, даже если Элис не будет в состоянии назвать свое имя. Просто сделают анализ ДНК и пробьют по базе — она ведь в больницах уже бывала, и ее данные у них есть…

— Ну так и ешь спокойно, — резюмировала Миранда, а сама вышла из комнаты с подносом.

Да уж, спокойно. Это, конечно, утешительно — оставить решение за ней, а самому даже и не знать правды. Хотя, вполне возможно, правда ничем не грозит нашим целям. Если там лишь легкое сотрясение, девочке достаточно просто спокойно полежать сегодня-завтра. А если нет? Миранда, конечно, скажет, что надо просто немного подождать, пока Догерти свершит свою месть, что несколько часов — это не критично. А если критично? Я этого даже не узнаю — Миранда прошла армейскую медицинскую подготовку, а я нет. Но если, допустим, даже мне будет очевидно, что ребенку нужна срочная помощь — что я буду делать? Что я буду делать, черт побери?!

Нет, я абсолютно не собираюсь жертвовать собой ради спасения кого бы то ни было. И все моралисты мира пусть идут в задницу. Но все же… все же…

И вообще это глупость — думать над проблемой, не зная, существует ли она! Для начала надо… ну хотя бы просто послушать под дверью. Если я услышу, что Элис нормально разговаривает, то и волноваться не о чем.

Так я и сделал — на всякий случай все же нацепив халат и маску, на цыпочках взбежал по лестнице на второй этаж, а затем устремился по коридору к двери комнаты без окон. Уже в нескольких футах от двери я услышал изнутри звонкий голосок и почувствовал изрядное облегчение.

— …А почему дверь заперта?

— Так надо, детка. Понимаешь, люди после травмы иногда сами не знают, что делают. Например, ходят во сне.

— Ух ты! И я ходила?

— Пока нет, но нам нужна уверенность.

— А меня скоро выпишут?

— Скоро. Но пока тебе нужно лежать, а то будет болеть голова.