— И даже с идеологическим обоснованием, — кивнула Миранда. — Нравственно то, что в интересах пролетариата, а наркотики как экспортный товар подрывают проклятых капиталистов изнутри, помогая им быстрее сгнить от собственных пороков… хотя официально, разумеется, любая причастность режима к наркотрафику отрицалась бы — как и сам факт его наличия, а все данные Интерпола объявлялись бы «провокациями против Острова Свободы». В свою очередь, первый сценарий, как ты сам сказал, требует демократии — хотя бы даже такой относительной, как та, что практиковал нынешний абанский режим до введения военного положения. Соответственно, у обоих проектов нашлись свои спонсоры. Идеология для них, понятно, значения не имеет — это всего лишь инструмент для продвижения своей бизнес-стратегии.

— И эти спонсоры…

— Два американских мафиозных клана, один из которых ты кинул на бабки.

В этот момент дорога вывела нас на вершину небольшой возвышенности, откуда открывалась панорама леса; впереди, за поворотом, я увидел клубящуюся над невысокими деревьями пыль — кто-то явно шел (и в этом случае, судя по количеству пыли, он был далеко не один) или ехал нам навстречу. Прикинув темп, я решил, что для пешехода он великоват — значит, все же машина, хотя и еле плетущаяся; впрочем, ни от местных развалюх, ни от местных дорог ожидать рекордов скорости и не приходилось.

— Лучше спрячемся, — сказала Миранда. Мы поспешно нырнули в придорожные заросли.

— Осторожно, здесь могут быть змеи, — заметила моя спутница, бросив взгляд на мои голые ноги, утопавшие в высокой траве.

— Очень своевременное предупреждение, — буркнул я в ответ.

Из-за поворота меж тем послышались какие-то скрипы и дребезжание, а затем показалось и то, от чего мы так предусмотрительно спрятались. Это действительно был автомобиль — древний грузовичок-пикап, наверное, практически тех же лет, что и баркас, и почти такой же ржавый; поверх ржавчины, впрочем, сохранились пятна выгоревшей голубой краски, что создавало впечатление камуфляжной расцветки, нарисованной дальтоником. Левая фара зияла пустой глазницей, боковых стекол тоже не было, но лобовое, хотя и треснутое и неимоверно грязное, сохранилось. Единственной вычищенной и сверкавшей на солнце деталью машины была эмблема «Форд» на радиаторе; похоже, хозяин очень ею гордился и вряд ли знал, что компания обанкротилась еще до Второго Отделения. Двигатель у этого раритета был, разумеется, бензиновый — а потому неудивительно, что в движение пикап приводился парой мулов. Водитель, он же возница, восседал с возжами в руках на крыше кабины, поставив ноги в драных сандалиях на капот; тощий, дочерна загорелый, в шляпе с большими обвислыми полями, расстегнутой крестьянской рубахе и обтрепанных понизу белых холщовых штанах, он выглядел лет на шестьдесят — значит, на самом деле ему было где-то около сорока.

— Вот кто отвезет нас на базу, — негромко констатировала Миранда.

— Но он едет в другую сторону.

— Это решаемая проблема.

— Только, пожалуйста, без разбоя, — я покосился на «магнум» в ее руке.

— Это ты у нас специалист по изъятию чужого, — ответила она, похоже, уязвленная моим предположением. — Я собираюсь договориться по-хорошему, — в подтверждение своих мирных намерений она сунула пистолет в один из своих карманов, где он, впрочем, не поместился целиком — рукоятка торчала наружу. Полагаю, Миранда оставила ее на виду вполне сознательно. — Но ты пока сиди здесь и будь начеку, — напутствовала она меня и шагнула из зарослей. — Oye, amigo!

Возница вздрогнул и собирался, кажется, подхлестнуть своих мулов, но Миранда столь решительно заступила им дорогу, что он обреченно натянул поводья. Она бойко заговорила с ним по-испански; я различил лишь слова base americana и dolares. Возница, однако, затряс головой, что-то возражая с упоминанием Гуантанамо. Миранда сердито настаивала, тот упирался, повторяя, что он el hombre mezquino[12]. Увы, это было все, что я мог разобрать; пока нормальные дети учили в школах испанский — что, надобно сказать, весьма разумно в стране, где в некоторых городах английскую речь уже можно услышать разве что в суде, да и там с акцентом — я зубрил латынь, ибо моя матушка вбила себе в голову, что из меня должен выйти адвокат или, на худой конец, врач. Часть слов, конечно, похожа, но не настолько, чтобы понимать беглую испанскую речь… Если бы мечта моей матери сбылась, я бы, наверное, не бедствовал, но и уж и не наслаждался бы жизнью на пляже своего личного острова.

Как, впрочем, и не пробирался бы в одних плавках через кубинские джунгли, кишащие коммунистами и змеями.

И стоило мне об этом подумать, как резкая острая боль пронзила мою лодыжку.

«Змея!» — с ужасом подумал я, рефлекторно отдергивая ногу. Наверное, это было не слишком правильное действие — резкое движение могло спровоцировать новый укус. Но, к счастью, никакой змеи не было. Вместо ожидаемой раны от ядовитых зубов я увидел на своей лодыжке лишь здоровенного рыжего муравья с непропорционально большой головой. Я еще раз дернул ногой, стряхивая зловредное насекомое о траву; укус все еще продолжал болеть. Черт побери, я уже сыт по горло этими приключениями! Не дожидаясь, пока мною приползет полакомиться кто-нибудь еще, я решительно вышел на дорогу.

Возница запнулся на полуслове — должно быть, даже когда ты живешь на Кубе во время гражданской войны, не каждый день на тебя из зарослей выходит почти голый, серый от облепившей потное тело пыли тип, со злобным выражением на физиономии и блестящим крупнокалиберным «магнумом» в руке.

— Base americana, — сказал я, махнув для убедительности стволом пистолета на север. — Rapide. Si?[13]

— Si, senor, — поспешно ответил владелец «Форда».

Развернуть упряжку на узкой дороге оказалось весьма непростым делом, потребовавшим активного участия всех присутствовавших, но четверть часа спустя мы с Мирандой уже спокойно сидели в кузове на каких-то коробках, и двигатель в две мулячих силы влек нас на северо-запад.

— И кто мне что-то говорил насчет разбоя? — промурлыкала моя спутница.

— Никакого разбоя, — возразил я. — Все его — при нем, он даже топлива на нас не тратит. А мулы потом бесплатной травки поедят. И я, заметь, не произносил никаких угроз в его адрес. Лучше скажи, почему тебе не удалось его уломать?

— Он не хочет на север. Говорит, красные взяли Гуантанамо, и он от них сматывается.

— Нашу базу?! — вытаращился я в полном шоке.

— Да нет, город Гуантанамо, он дальше к северу. Тут есть еще и река с таким названием, привыкай.

— Надеюсь, надолго привыкать не придется. А это правда, про красных? Если мы едем прямо к ним в лапы…

— Ну, от города до базы еще далеко… Сам он снялся с места, когда бои шли еще на окраинах. Он-то из пригорода, в городе мулов держать несподручно… Не знаю, чем там кончилось. Сейчас посмотрю в инете, рядом с базой связь должна быть хорошая…

Миранда вытащила из кармана квадратик своего компа, затем — сложенный в несколько раз гибкий экран. Расправив экран на коленях, она прилепила комп с задней стороны; в нижней части экрана тотчас нарисовалась клавиатура. Миранда занялась просмотром информационных сайтов; так как я сидел напротив нее и читать вверх ногами, да еще под большим углом, мне было неудобно, я и не пытался это делать, а ждал, что она скажет.

— В общем, как всегда на войне, — недовольно резюмировала она наконец. — Коммуняки говорят, что взяли, абанское правительство это отрицает, по картинке со спутника хрен что поймешь — дым пожаров вперемешку с облаками… Наши не комментируют, янки и бразильцы тем более. Это по местным масштабам взятие такого города — событие, а за пределами Кубы до этого мало кому есть дело. В последние дни красные успешно развивают наступление на востоке, зато их потеснили на западе… очередное заявление «Международной амнистии»… президент Франции выразил озабоченность поступающими сведениями о массовых казнях… в общем, это уже все неинтересная болтовня. Скоро сами увидим, что тут творится — по крайней мере, на подступах к базе.