Я остановился как вкопанный, едва не упав, так как затормозил слишком быстро от поразившей меня мысли: – Вместо одного толстого – несколько тонких!

Закончил пробежку я около конюшни, где меня уже ждал дядя Толя. В первые дни после прилёта нам устроили «экскурсию» в конюшню и выделили по лошади, и мы каждый день за ними ухаживали – чистили, задавали корм и воду, расчёсывали гриву и хвост. И если дядя Толя от выбора коня отказался, сразу же согласившись ездить на лошади по выбору хозяев, то я, после прогулки по конюшне, «положил глаз» на красивого чёрного коня с большими ушами и длинным хвостом. Галсан предупредил, что Ветер, – так звали молодого жеребца, – «юноша с норовом», так просто наезднику не даётся, и очень любит быструю скачку и уважительное отношение. Я ответил, что постараюсь с ним сработаться. Ежедневно, после того, как я завершал первый сеанс лечения, мы седлали коней и выводили их на прогулку, причём, Ветер реально вылетал из конюшни, и, выехав с территории дворцового комплекса и проехав через «нырок» под железной дорогой, почти два километра скакал вдоль реки вниз по течению. Там мы наматывали пару кругов, а затем возвращались назад. На этих же конях мы тренировались в джигитовке, и Галсан, а также младшие сыновья князя – Семён и Церен частенько к нам захаживали, а иногда и принимали участие в наших конных прогулках вокруг озера и вдоль реки. Галсан рассказывал, что бурятских детей начинают учить конной езде иногда даже до того, как они сделают первые шаги: их сажают на овец, и детишки, вцепившись в густую овечью шерсть, учатся балансировать и придерживать овцу, стискивая ноги. Мы смеялись, представляя, как пухлые раскосые малыши стараются балансировать, объезжая овец. Семён и Церен, как и на Куликовом поле много занимались борьбой, показывали мне много интересных приёмов, распространённых у бурят или усвоенных о время учёбы.

Больше всего я общался с Галсаном, и только с ним мы обсуждали ход лечения, хотя пока никакого «хода» не было – создаваемый мной световой кокон не справлялся с опухолью.

***

Когда после завтрака мы с тётей Таней шли в лечебницу, я сказал, что попробую сегодня сделать многослойный кокон. Придя, я поздоровался с Мушен, несколько минут поговорил с нею, и, расположившись около её головы, начал формировать кокон. Только сегодня я пытался напитать его светом по минимуму, и сделать так, чтобы он был сплошной и тонкий, как луковая шелуха или крыло стрекозы. Несколько раз я не успевал закончить формирование кокона, и он развеивался, иногда кокон получался неравномерным и в тонких местах прорывался, но позанимавшись с полчаса, я, наконец, смог создать сплошной тонкий кокон, который посчитал подходящим. Я стал делать второй, накладывая его поверх первого, и он получился ещё тоньше, потом следующий, потом ещё и ещё. У меня не было уверенности, что такой многослойный кокон лучше того, что я делал раньше, но нужно было искать какие-то способы закрыть и «подавить» серое пятно, не давая ему «дышать», и других идей у меня не было, и ни тётя Таня, ни семейный княжеский врач, тоже ничего не могли посоветовать. Потратив в общей сложности более часа и уже ощущая дрожь в пальцах, я решил остаться в клинике, чтобы понаблюдать, как долго сможет продержаться многослойный кокон. Мы с Татьяной прошли в комнату отдыха, где она заварила чай, оставив Мушен на попечение медицинской сестры. Попив чай со сладкими печеньками с кунжутом, и выждав до получаса, я заглянул к Мушен и обрадовался – раньше за это время кокон почти полностью развеивался, сейчас же исчезло меньше четверти слоёв, а ещё три четверти сохранились, плотно облегая серую зону. Через полтора часа я вновь вернулся к Мушен, успевшей за это время поесть и сходить на прогулку, и убедился, что несколько слоёв кокона ещё осталось. Я начал формировать и набрасывать новые слои. Работа шла споро, сейчас на каждый слой я тратил меньше времени, чем утром, но и сил у меня уже было меньше, поэтому смог создать меньшее количество слоёв, чем в первый раз. Погуляв и немного помахав саблей, мы вместе с дядей Толей сходили на обед, я вернулся в клинику и вновь начал подпитывать кокон. Потом провёл ещё один сеанс ближе к вечеру.

***

Общий завтрак в резиденции бурятского князя был незыблемой и свято соблюдаемой традицией – князь и большинство взрослых мужчин и женщин ранним утром уезжали на работу и обедали в городе, а возвращались вечером в разное время. Зачастую сам князь приезжал во дворец за полночь – разница во времени между Бурятией и Москвой составляла пять часов, и зачастую князь не мог себе позволить уезжать с работы, когда в столице империи рабочий день ещё не закончился. Поэтому единственным способом собраться всем вместе был ежедневный общий завтрак.

Для нас за столом выделили почётные места – по правую руку от князя, напротив мест его сыновей и невесток. Обсуждать серьёзные вопросы за завтраком было не принято, – если о предстоящих делах и говорили, то коротко и доброжелательно.

Сегодня, сразу после завтрака, князь пригласил нашу тройку к себе в кабинет.

– Врач мне сообщил, что вчера Мушен порадовала его известием, что в течение всего дня у неё ни разу не болела голова. Это результат воздействия? Какие-то перспективы понятны? – обратился он к нам.

Татьяна глянула на меня и не сильно кивнула.

– Я пытаюсь улучшить способ лечения – начал я, – пока не понятно, насколько это эффективно, но прошлый способ позволял недолго облегчить боль, но не вылечить, и что-то нужно было с этим делать. Я пробую очень осторожно, и через два-три дня будет понятно, удастся ли с помощью нового метода продвинуться вперёд или он не работает, и я топчусь на месте и нужно искать что-то ещё.

– Я уповаю на Божью помощь и надеюсь на твой талант – ответил князь, – но даже если нашу Звёздочку и не получится вылечить, я благодарен тебе и всем вам за то, что вы стремитесь облегчить страдания моей дочери.

Князь откланялся и уехал, а мы вновь отправились в лечебницу. Сегодня формировать тонкие коконы у меня получалось лучше: они были тоньше и имели равную светимость, создавал я их быстрее, и за каждый сеанс получалось сделать больше слоёв, чем накануне. Я даже стал немного экономить силы, и провёл ещё один сеанс поздно вечером, перед сном. Причём, я стал хорошо чувствовать момент, когда нужно будет подпитывать коконы – лучше всего начинать новый цикл по созданию коконов максимально близко к тому времени, когда опухоль заканчивала развеивать предыдущую партию коконов. И вот этот момент я и стал ощущать. Зелёным зрением я видел, что серая зона в голове у Мушен пытается пробить световой кокон, но с каждым днём зона, занимаемая ею, и яркость её свечения, уменьшались, и это меня радовало. По мере сокращения серой зоны росло время, которое без подпитки мог держать многослойный кокон, и мне не приходилось выкладываться полностью, чтобы его поддерживать.

По прошествии ещё трёх дней мне удалось «замкнуть сутки» – Мушен, семейный доктор и мы с тётей Таней остались ночевать в медицинском блоке, и я, просыпаясь, когда чувствовал, что «пора», подпитывал оставшиеся слои кокона и создавал новые. На случай, если бы я не проснулся, у тёти Тани стоял будильник, на котором время побудки было установлено с небольшим запасом.

Мы решили сообщить князю, что лечение продвигается успешно, и было непривычно видеть, как его мужественное, испещрённое глубокими морщинами и обрамлённое сединой лицо, буквально расцветает.

Сергиев Посад. Троице-Сергиева лавра.

– Проходи, проходи, давно не показывался, совсем затворником стал, думал, что уж совсем забыл Игнатий старых друзей по семинарии – отец Тихон тяжело поднялся с кресла и шагнул навстречу отцу Игнатию, стискивая его в объятиях.

– Потише ты, медведь вологодский. Соизмеряй силушку-то. Раздавишь ненароком, самому же и отпевать придётся.