— Надеюсь все же, что вы будете сегодня чуть сдержаннее на язык, дитя мое.
Даниэль тихо засмеялась и, взяв руку мужа, стала перебирать его пальцы.
— Но у меня с собой нет сменной одежды, даже никаких туалетных принадлежностей, — вдруг всполошилась она. — Или все будет так, как в то утро, в Париже?
— Не совсем. Я взял все необходимое на одну ночь. Тем более что нам потребуется очень немногое. А теперь попытайтесь заснуть. Я хочу, чтобы к месту назначения вы приехали бодрой и отдохнувшей.
Место назначения оказалось маленькой, уютной и очень чистой гостиницей на берегу Темзы, в пятнадцати милях от Лондона. Их встретила женщина с румяными, как спелые яблоки, щеками, тут же рассыпавшаяся в улыбках и реверансах.
— Милорд, вы выбрали самое лучшее время для своего приезда. Позвольте от души поздравить вас и миледи, и добро пожаловать в «Ласточкино гнездо». Как вы и распорядились, милорд, сегодня у нас в гостинице нет никого, кроме вас и миледи. И все подготовлено к вашему приезду.
— Любовь моя, разрешите вам представить миссис Мак-Грегор. Для меня, правда, она всегда была Бидди.
— Надеюсь, миледи, вы будете называть меня так же. А милорда Линтона я знаю еще с тех пор, когда матушка водила его на помочах.
Даниэль приветливо улыбнулась хозяйке гостиницы:
— В таком случае, Бидди, вы должны мне рассказать что-нибудь о том времени. Я очень хочу знать, каким был мой супруг в детстве.
— О, это был сущий чертенок, миледи! — засмеялась Бидди. — Я и сейчас частенько вспоминаю, как…
— Потом, потом, Бидди, пожалуйста! — прервал Линтон поток воспоминаний, готовый политься из уст разговорчивой дамы. К тому же граф далеко не был уверен, что все ее рассказы окажутся лестными для него.
— Боже мой, о чем только я думаю! — вдруг воскликнула Бидди. — Вы же, наверное, очень устали, миледи. Подумать только, такой волнительный день! Пойдемте, я провожу вас в приготовленные апартаменты, где, ручаюсь, вы будете чувствовать себя спокойно и уютно. Кроме того, вас обоих ждет холодный ужин и лучшее бургундское вино из погреба Джеда.
Бидди поспешила в дом. Линтон и Даниэль последовали за ней. Все вместе они поднялись по новым дубовым ступеням, прошли через чистенький, со вкусом обставленный холл и поднялись на второй этаж.
Отведенная Даниэль комната была просторной, во всю длину этажа, и, судя по широким овальным окнам, солнечной. Она могла служить также столовой или гостиной, где приятно расслабиться и отдохнуть с дороги. Уже горел камин и стоял отменно сервированный для ужина стол. За столом, один против другого, стояли два дубовых стула с высокими спинками, поодаль, в углу, покрытое ковром креслокачалка и кровать с пышно взбитой периной и огромными пуховыми подушками.
Гостей встретила молоденькая розовощекая девушка. Она присела в глубоком реверансе и, скромно улыбнувшись, сказала:
— Ванна готова, миледи. Прикажете вам помочь?
Даниэль искоса посмотрела на супруга и заметила, как он насмешливо скривил губы.
— Думаю, Мегги, что миледи будет вам очень признательна за помощь, — холодно сказал он. — А вот и багаж! Все необходимое вы найдете в чемодане, любовь моя. Я же пока пойду поболтать с Джедом. Мы не виделись с ним уже много месяцев. Вернусь через полчаса.
Джастин слегка ущипнул супругу за щечку и вышел.
Освободившись с помощью Мегги от дорожного костюма, многочисленных нижних юбок, панталон и прочего нижнего белья, Даниэль с наслаждением опустилась в теплую просторную ванну. В душе она в очередной раз благодарила супруга за тактичность. Ведь Линтон отлично понял, что к своей первой супружеской ночи ей будет гораздо удобнее подготовиться в его отсутствие. А лучше и вообще без чьей-либо помощи.
Мегги, видимо, тоже так думала, ибо тут же занялась приведением в порядок одежды молодой леди и распаковкой чемодана.
— Все, что вам понадобится, разложено на кровати, — раздался через несколько минут ее голосок из дальнего угла комнаты. — Я вам больше не нужна?
— Нет, спасибо, Мегги.
Девушка присела в реверансе и вышла. Даниэль посмотрела из ванны на кровать, и у нее захватило дух: на покрывале была разложена приготовленная Мегги роскошная ночная рубашка. Она была сшита из тончайшего белого шелка, вырез вокруг шеи окаймляли дорогие кружева, роль пояска играла широкая позолоченная лента, собранная на груди в большой пышный бант; по длине рубашка явно доставала Даниэль до пят.
Девушка не выдержала, вылезла из ванны и, насухо вытеревшись большим полотенцем, облачилась в этот прекрасный ночной наряд. Нежная ткань ласкала кожу, сбегая вниз мягкими складками, повторяя и одновременно чуть скрадывая все изгибы фигуры. Конечно, графине Марч такое облачение показалось бы нескромным, она, несомненно, критически поджала бы губы, демонстрируя свое неодобрение.
Но какое это имело значение? Ведь теперь ее зовут Даниэль Линтон, и одевается она для своего мужа, Джастина Линтона. А он хочет видеть ее именно такой!
Даниэль села за туалетный столик перед зеркалом и принялась пудрить локоны, позволив
им свободно падать вдоль висков. Закончив эту процедуру, она внимательно посмотрела в зеркало и сама себе понравилась. Глаза сияли каким-то необычным блеском, делавшим их еще больше, если это, конечно, было возможно, гладкая кожа словно светилась изнутри. Даниэль подумала, что чудесное свечение — отражение непонятного внутреннего трепета, который зародился у нее где-то под животом и теперь властно охватывал все тело…
Дверь открылась, и вошел Линтон. Даниэль повернулась спиной к зеркалу, хотела что-то сказать, но не смогла: у нее вдруг перехватило дыхание. Джастин тоже несколько минут не говорил ни слова, просто снял сюртук и повесил на вешалку. Потом сел на стул и сбросил туфли. И только после этого сказал полушепотом:
— Не следует нервничать, Даниэль.
Он наклонился к жене и, отведя локоны, поцеловал ее в шею.
— Пойдемте, любовь моя. Пришло время показать вам, какое наслаждение может подарить любовь.
Его руки подхватили Даниэль, подняли из-за туалетного столика и, перенеся к другой стене комнаты, поставили перед длинным, в человеческий рост, овальным зеркалом.
— В первую очередь вы должны осознать красоту своего тела и понять некоторые желания, которые оно может вызывать.
С этими словами Джастин, стоявший за спиной Даниэль, отпустил ее локти и, вытянув вперед руки, сжал обеими ладонями нежные полушария груди, чуть приподняв пальцами просвечивавшие под тонкой тканью соски. Затем он легким движением дернул за связанную в бант ленту. Бант развязался, и рубашка медленно заскользила вниз, оголяя плечи и грудь.
Даниэль удивленно смотрела в зеркало, словно впервые увидев матовую белизну своей груди, голубенькие прожилки на ней и ставшие твердыми под пальцами Джастина соски.
— Вам не кажется, что у меня слишком маленькая грудь? — с сомнением в голосе спросила она.
В глубине темно-синих глаз графа заискрился смех. Обращаясь к отражению супруги в зеркале, он ответил:
— Если бы она была побольше, то, выражаясь вашим, пока еще далеким от изысканности языком, верхняя часть тела Даниэль Линтон перевешивала бы нижнюю! О чем вы говорите?! Только посмотрите, как им обеим уютно в моих ладонях!
Но его руки вместе с ночной рубашкой уже поползли ниже, застыв только на талии. Даниэль попыталась было протестовать, когда один из пальцев графа, играючи, оказался в маленьком углублении ее пупка, но Джастин только рассмеялся, позволяя шелковой ночной рубашке соскользнуть с изящных бедер супруги и упасть к лодыжкам.
Даниэль стояла обнаженная, пока отражение в зеркале — собственное и мужа, стоявшего у нее за спиной, — не шепнуло, что следовало бы воспротивиться губам Джастина, покрывавшим поцелуями ее живот, талию и уже подбиравшимся к темному пушку, расположенному ниже.
Она попыталась отстраниться, но тут уже запротестовал супруг:
— Ах, не противьтесь, Даниэль! Вы же само совершенство! Только посмотрите, какие у вас ножки — прямые, стройные! А какой очаровательный животик! А эти чудные кругленькие половинки сзади!