В этот раз у Лили были очки для плавания – кто-то из маминых знакомых сумел достать этот страшный дефицит. В очках было здорово: все видно, и что вода немного мутная, и вот-вот зацветет, и водоросли уже тянут щупальца к ней, русалочке, плывущей к своему принцу на том берегу. Вот она выйдет на берег, синенькая от холода, ведь день довольно прохладный, запыхавшаяся, но довольная своим подвигом, и все будут задаваться вопросом: как – вот эта худышка и так плыла? Где же на свете справедливость, люди добрые, когда хорошо кормленные, загоревшие на южном берегу, со здоровым румянцем во всю щеку, и то так не умеют?
Лиля засмеялась, отчего дыхание немного сбилось. Она находилась на середине озера. Купальщики были далеко, и ей вдруг стало страшно. А если сведет ногу? Надо плыть обратно, но самолюбие не позволяет. Она остановила движение и зависла, как поплавок. Отдышалась и уже готовилась продолжить движение, но тут под ней промелькнула большая тень. Она в панике рванулась сначала вперед, но потом сообразила, что лучше плыть назад, и развернулась – так, как учили в бассейне, но неудачно, забыв, что следует выдыхать и через нос, чтобы в него не попала вода. К тому же на некоторое время потеряла ориентацию, и вынырнув, ничего не видела: под водой в очки залилась вода, видно, резинка ослабла. Главное, не паниковать, – сказала она себе и сделала длинный выдох. Тут не ставили сетей, в которых можно запутаться. Чего же бояться? Только человека. Может, это аквалангист? Вода все еще оставляла разводы на пластике очков, сквозь которые было плохо видно. Девушка размеренно плыла к берегу, уверяя себя, что тень ей только померещилась. Выбравшись на берег, она села и попыталась объяснить свое видение. А вдруг это утопленник? Тот самый, с багровым лицом?
Лиля прислонилась к сосне и почувствовала смолу на предплечье – сначала запах, потом ощутила липкость и попыталась отскрести смолу, но только испачкала пальцы.
– Как дела?
Она повернула голову. В нескольких метрах от нее стоял высокий, спортивного вида парень с короткой стрижкой, очень загорелый.
– Ты случайно не тонула? Я заметил, как ты барахталась.
Голос у него был слегка насмешливый, или ей показалось? Такие парни еще никогда не проявляли к ней
– Это я нарочно, – сказала Лиля.
– Я тоже так подумал – видел, как ты собралась и доплыла до берега. Тебя что-то напугало?
– Это ведь Озеро Утонувшего человека. Он до сих пор тут плавает.
– Это озеро искусственное, его выкопали двенадцать лет назад, а человек тут действительно утонул, но его достали, так что не выдумывай.
– Чего плохого в том, чтобы дать название большой луже?
Парень, собравшийся уходить, передумал. Они продолжали о чем-то говорить, Лиля присматривалась. Тоже мне, спасатель нашелся. Так и не зашел в воду, все только на словах, а другие плыли к ней. А этот дожидался в засаде, чем дело кончится.
Парень пошел ее провожать, и когда они зашли в сумрак леса, уйдя с дороги от жары, остановился, на беду и ей, и себе, потому что она при этом посмотрела ему в глаза, увидела, что они карие, большие, внимательные. Что он увидел, она не знала, но он влип, как муха в варенье. А его глаза тоже заворожили ее – в их глубине были желтые точки, и взгляд был грустный. И от него пахло загорелой кожей.
– Одна больше не ходи, слышишь? Это опасно. Такую, как ты, легко обидеть. Будем вместе, давай? Я Володя, Копылов. А тебя как зовут?
– Лилия, – сказала она, замявшись. – И меня никто не обидит, отец не позволит.
Так они начали встречаться. Через несколько дней он спросил, почему она наврала, что у нее есть отец. Они стояли на берегу озера, погода была пасмурная, ветер гнал рябь по поверхности воды и мусор по пустынному берегу. Она молчала. Порывы ветра усиливались, сосны сзади зашумели, застонали, заохали. Потом проехал грузовик, просигналив три раза.
– Оказывается, ты просто врушка.
– Ты как узнал про меня? Выследил, где живу и навел справки?
– Случайно встретил твою подругу.
– А ее откуда ты знаешь?
– Я вас видел, вы весь сезон тут кантовались.
– Высматривал добычу?
Оказалось, что он, Володька, часто катался на велосипеде. Он даже в спортивной секции занимался, имел спортивный разряд. В шестнадцать лет участвовал в командных гонках юниоров. Бросил занятия, потому что поступил в очень престижный вуз. Да и возраст уже не юниорский – он был на целых четыре года старше ее. Но велосипеду остался верен. Итак, он разглядывал девчонок, стоя на грунтовой дороге, вот почему у нее иногда бегали мурашки по коже. Или по другой причине?
– Ты узнал, дальше что?
– Я знаю, как ты учишься в школе этой твоей, я и сам ее закончил, только раньше. Знаю, что ты любишь гимнастику, танцы, характер имеешь скрытный. В комсомол вступила со второй попытки, сначала твое членство отложили. Ты ни с кем не встречаешься, хотя дружишь с одноклассником по имени Михаил.
– Не слишком много для подружки? Я ее убью.
– Это не ее характеристика.
– А чья тогда? – спросила озадаченная Лиля. Она не могла понять, как ему удалось за такой короткий срок так много узнать.
– Поцелуй меня, тогда скажу.
– Вот еще, – она презрительно фыркнула.
– Ладно, я пошутил. У меня мать работает в исполкоме, и наша фамилия открывает любые двери, я позвонил в школу и получил от завуча твою характеристику.
– И под какому праву?
– Надо же было знать имя моей девушки.
– Я твоя девушка? Ты серьезно?
– А ты против?
– Нет, – прошептала Лиля и, наконец, позволила ему себя поцеловать. Но от тесных объятий уклонилась, выскользнула, как рыбка. Она же школьница, надо получить аттестат, а потом уж все остальное. А вообще ей учиться надо, а не отвлекаться на глупости. Она так и сказала, озадачив Володю. Он спросил, откуда у нее такие представления. Она не стала объяснять. Они тихо шли к ее дому. Резко похолодало, зашумела трава, где-то справа громыхнул гром, небо распорола молния. Надвигалась гроза. Она поднялась на второй этаж, открыла дверь, прошла в кухню и посмотрела в окно. Володя уже исчез, по стеклу стучали первые капли дождя. Мама спала, и Лиля тихо легла в своей маленькой комнате, тут было тепло, и простыня пахла свежестью и дождем, как любое белье, высушенное на балконе.
Что-то не давало уснуть, и Лиля нашла причину. Глупости,– сказала она своему парню. Он спросил, откуда такие представления. Уже засыпая, она нашла это слово в глубинах своей памяти. И вспомнила все, что было с этим связано, и почему оно напоминало библиотечный штамп, которым портят книги. Этот штамп едва не испортил первое чувство ей, пятилетней, и было это в детском саду.
Девочка поставила последний цветной кубик на высокую башню. Он был красный, этот последний кубик, специально сохраненный, чтобы как флаг, увенчать пирамиду, а под ним были два фиолетовых, затем три оранжевых, четыре разноцветных, и так далее до самого основания, которое было все зеленым, как трава. Она повернулась к Тане, чтобы подружка оценила ее работу. Но тут дверь игровой комнаты распахнулась, в проеме возникла грузная фигура медсестры Татьяны Ивановны.
Сейчас опять будет про Машу и кашу твердить, – с досадой подумала маленькая Лиля и снова занялась пирамидой. Она дернула Таньку за руку, но та упорно смотрела в сторону двери. По комнате пронесся теплый сквозняк, белые шторы на окнах вздулись, разошлись в стороны, и на полу, на светлых солнечных квадратах возникли тени растущих по ту сторону окон высоких цветов. Их пересекали тени быстро бегущих облаков, полупрозрачные, изменчивые – легкий дымок, тень лета, гуляющего по саду.
Дверь захлопнулась, занавески опали, пирамида рухнула.
– Новенький, – прошептала Таня Гусева, и Лиля, наконец, увидела, куда она так упорно смотрела. Мальчик стоял рядом с воспитательницей, которая слушала медсестру, кивая головой. Девочка отметила аккуратную стрижку светло-русых волос, сумела зорко разглядеть серые глаза, но все остальное уже не имело значения. Кажется, на нем была какая-то рубашка, наверное, были штаны, как полагается мальчишкам, и уж наверняка имелись руки и ноги. Но главное были – глаза этого мальчишки. Широко открытые, обрамленные темными ресницами, они не смотрели, как смотрят зверьки из клетки, как потаенно выпытывают мир вокруг себя белочки, выглядывая из дупла, как опасливо смотрят птицы – нет ли ястреба, не летит ли злая ворона. Эти глаза были спокойными, и, если бы девочка знала слово «безмятежные», она бы именно так их определила. Она стала бросать кубики в коробку – желтые, оранжевые, красные, зеленые – все вперемежку.
