Свесив ноги с кровати, Аарон сел на край, крепко держа своё одеяло, пытаясь остановить головокружение. Ни разу за два года ему не снилось желание какого-либо физического или сексуального контакта — с кем угодно — и он понятия не имел, как с этим справиться. В груди поднялась паника, и Аарон сделал глубокий вдох через нос и выдохнул ртом, как учил его доктор Томас. Вдох носом и выдох ртом. Паника росла больше, напоминая шторм в океане, и мгновение Аарон не мог дышать. Затем он закрыл глаза и попытался снова. Вдох носом и выдох ртом. Он дышал, снова и снова, медленно и осознанно. Напряжение в его груди ослабло, и он мог бы расплакаться, если бы только был способен.
— Аарон, милый, ты в порядке?
Аарон поднял взгляд и увидел в дверном проёме свою мать, из-за большой по размеру пижамы она выглядела как девочка-подросток, которая втягивала руки в рукава и нервно растягивала ткань, стоя в дверях. То, как она слегка подскакивала на носочках, говорило Аарону, как сильно ей хотелось зайти в комнату и успокоить его, но она держалась на расстоянии.
— Я в порядке, мам, это был просто сон, — тихо произнёс он, глядя в пол и медленно вдыхая носом. Затем она вошла, без сомнений притянутая страхом и болью, которые слышала в его голосе. Держась в большом шаге от него, она присела на край кровати. Он не поднимал глаз, но с силой выдохнул.
— Хочешь поговорить об этом? — в темноте её голос звучал тихо, в отличие от обычного, командного материнского голоса. Обычно она могла заставить трёх почти взрослых парней и одного мужчину делать то, что хотела, просто меняя интонацию. Аарон знал, что она ожидает от него отказа, и он отказывался практически всегда, но замешательство и боль в его сердце поспешно выдавили слова.
— Мне приснилось, что я кое-кого поцеловал, — прошептал Аарон в темноту. Упражнение с глубоким дыханием прекратилось, и он покраснел, хоть и надеялся, что мать этого не увидит.
— Это был хороший сон? — спросила она, и даже если на мгновение, Аарону до боли захотелось положить руку на мамину, но он не позволил себе сдвинуться. Голова начала болеть от стресса, а в горле пересохло от идеи сказать это вслух, и при ответе голос прозвучал хрипло.
— Я не... Я не знаю... Просто... Кажется таким неправильным думать о... о поцелуе с кем-то. Я не могу... не после... — лицо Аарона покраснело сильнее, и он был уверен, что мама видит это свечение. Если и видела, то не показывала этого.
— Нет ничего плохого в поцелуях, сладкий. Иногда я боюсь, что из-за произошедшего ты не встретишь того, кто поможет тебе забыть о нападении. Для меня это невыносимо, потому что ты особенный и заслуживаешь найти человека, который будет любить тебя так, как я люблю твоего отца, — она колебалась, без сомнений пытаясь решить, какие задать вопросы, если стоит задавать вообще, чтобы не лишиться хорошего шанса поговорить с сыном. — Милый, ты когда-нибудь целовал кого-то?
Аарон покачал головой и даже в тусклом свете увидел, как мама кивнула.
— У этого человека есть имя?
Ослепляющий страх вернулся мгновенно. До Аарона даже не сразу дошло, что она не спросила: «У этой девушки есть имя?»
— Я... — начал Аарон, с формирующейся на губах ложью, но обнаружил, что не может этого сделать. Его мать так долго любила его, несмотря на шрамы, и жертвовала своим временем и здравомыслием, чтобы заботиться о нём. Она заслуживала лучшего, чем ложь. — Это... это был Спенсер, мам.
— Твой друг из колледжа? — спросила она с нейтральным выражением лица.
Он не мог понять, удивил ли её его сон о поцелуе с парнем или нет. Может, после нападения она подумала, что он точно гей.
— Да, друг из колледжа, — прошептал Аарон, когда нервы его подвели. В его горле не могли сформироваться слова «я гей», чтобы он мог их произнести. После всего, через что он заставил пройти свою мать, он не мог сказать такое вслух.
— Аарон, посмотри на меня, — голос его матери был мягким и успокаивающим, так что он сделал то, что она попросила, и заметил лёгкую улыбку на её губах. Было тяжело удерживать её взгляд, при этом разговаривая с ней о таком. Казалось, будто они освещают прожектором все проблемы Аарона, а он очень долго был во тьме. Мишель сделала медленный, глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Я твоя мама. Ты действительно думал, что я не знаю, милый? Даже если бы у меня не было нескольких лет, чтобы смириться с этим... Аарон, я чуть не потеряла тебя, своего прекрасного мальчика. Потому, что ты гей, я люблю тебя не меньше. И то же самое скажут твой отец и братья. Мы благодарим бога за каждый день, который ты присутствуешь в нашей жизни, малыш. Из-за такого мы не станем расстраиваться.
Впервые за долгие два года, Аарон Даунинг расплакался.
— Я думал, они выбрали меня потому, что я гей. Если бы я был натуралом, Джульетта была бы жива, а тебе не пришлось бы заботиться обо мне, как о каком-то огромном ребёнке. И... и это только добавило пункт поверх всего, с чем тебе приходилось иметь дело. Я ненавидел это. Я считал, что это глупо, потому что я никогда не встречу того, кто не обратит внимания на шрамы и бесконтрольные истерики, так какая разница? Не знаю, почему Спенсер другой, мам. Я даже не знаю, гей ли он, — выдавил Аарон сквозь тяжёлые рыдания. Слёзы текли в темноте по его испуганному лицу.
— Ох, милый, они выбрали тебя потому, что ты был там. Твой отец и братья живут с тобой всю жизнь, и я уверена, что они понятия не имеют. Те... те мужчины не могли знать, что ты гей. Ты никогда не был виноват в этом. Никогда, — она гладила руками свои колени, и, казалось, ей требовалась вся сила воли, чтобы не потянуться к сыну. — Но что касается твоего сна, ты вообще говорил со Спенсером о гомосексуальности?
— Нет. В смысле, даже если он гей, с чего ему хотеть быть со мной? Я разбит, мам. Я максимально испорчен. Он такой... — Аарон прервался, не желая пока раскрывать все части своего сердца. — Он заслуживает кого—то целого.
— Два года назад мы не смогли бы об этом поговорить. Ты не был достаточно разумным, чтобы справиться с этим. Я давала тебе успокоительное, ждала, пока ты не станешь достаточно сонным, и целовала тебя в лоб, прежде чем вернуться в свою комнату на бессонную ночь, до смерти боясь за тебя. Знаю, ты чувствуешь себя испорченным, но, Аарон, ты действительно всё больше выздоравливаешь, с каждым днём. Прогресс, которого ты достиг с тех пор, как просто познакомился со Спенсером, поразителен. Думаю, дружба с ним очень хорошо на тебя влияет, но если он гей, ко всему остальному между вами стоит подходить очень медленно. Мы можем попробовать пойти к другому доктору, если ты думаешь, что готов с кем-нибудь поговорить, — осторожно предложила она.
Аарон всё ещё не мог заставить себя рассказать матери об отце Спенсера. Парень знал, что она права, и время, проведённое с доктором Томасом, помогло ему. Казалось, если Аарон расскажет маме, поделиться своим секретом, это всё разрушит. Стать пациентом доктора Томаса было первым взрослым решением, которое Аарон принял в своей жизни, и ему хотелось подержаться за это чуть дольше. Может быть, пока не будет чего-то существенного, чем можно поделиться.
— Я завёл что- то вроде дневника, — ответил Аарон, пытаясь дать маме хоть что-то, не раскрывая всей правды. — Это помогает мне разобраться в некоторых чувствах, — одеяло привлекло весь его интерес, пока он избегал взгляда матери.
— Это хороший способ разобраться в себе, — ответила она, как раз когда зевнула. — Я рада, что мы сегодня поговорили. Прошло много времени с тех пор, как мы вот так сидели, — потянувшись, чтобы похлопать Аарона по плечу, его мать отстранилась, когда увидела, как сын поморщился.
— Ты расскажешь папе, о чём мы говорили? — скрытый вопрос прорывался сквозь осторожный выбор слов. «Ты расскажешь ему, что я гей? Он будет думать, что это я во всём виноват? Он будет ненавидеть меня? Он прогонит меня?»
— Я расскажу ему, что мы поговорили, и ты начинаешь справляться лучше. Хочешь, чтобы я рассказала ему, что ты гей? — её голос был тихим и понимающим, будто любой его ответ будет принят нормально. Аарон кивнул, не в силах озвучить слова. — Я могу это сделать. Антони ещё немного маловат, но я думаю, что тебе следует рассказать Аллену. Вы двое раньше были близки. Я хочу увидеть, как ваши отношения снова станут прежними.
