– Точно, – буркнул Калач.

– Я не знаю, – захныкал Олег, – я всё сказал. Это всё призрак, это он всех забирает, это всё он, он, он…

Калач протянул руку, обхватил Олега за шею и прижал голову к столу. Он приблизил лицо и горячо зашептал:

– Ты говоришь чушь. Ты врёшь. Ты что-то знаешь. И это что-то мы хотим услышать. И ты нам скажешь. Обязательно скажешь.

– Это призрак, я его сам видел, – прошептал скрюченный Олег. – Вы останьтесь тут, ваш товарищ рано или поздно вернётся, он пройдёт через стены, и вы его увидеть.

– Какой призрак, болван! – Калач оттолкнул Олега. – Кончай заливать. Призраков не бывает. Поверь мне. Если бы они были, они давно бы меня загрызли. Не переживай, я всё давно проверил на своей шкуре. За мной да Батоном гонялась бы тогда целая их свора. Поверь. То наверняка настоящий человек. Вы здесь, гарантирую… я – не я буду, маньяка пригрели! Где вы его прячете? А? Этот маньяк нашего друга прикончил?

– Он никого не убивает, он обвораживает и заманивает в свой мир, – сказал Олег, и его затравленные глаза заметались между сидящим Калачом и Батоном, продолжавшим прижимать его руку к столу. Олег старался угадать, последует ли обещанная кульминация уже начатого действия.

– А что скажете вы? – обратился Калач к Ларисе и Тамазу. – Вам не жалко мальчишку? Вам наплевать, если он останется без руки?

– Звери! – Лариса не сказала, она выплюнула это слово.

– Кто из нас зверь – это ещё надо скумекать, – сказал Батон. Он покачивал булавой, примериваясь к точному удару.

– Не знаем, не знаем мы ничего, – выкрикнула Лариса.

– Мы правда ничего не знаем, – сказал Тамаз спокойно, что должно было показать его искренность, хотя его горячая кровь горца клокотала, разрывая сердце и мутя рассудок.

– Отпусти, – распорядился Калач. Батон с готовностью отцепился от Олега. – Я верю им.

Калач поднялся.

– Ещё одно, – сказал он. – Где нам найти ночного сменщика?

– Н-не надо, – попросил Тамаз, – он ничего не знает. Его… его уже опрашивали ваши знакомые. Он ничего большего, чем сказали мы, не скажет. Ночью он ничего не слышал и не видел. Честно! – Тамаз следил за Калачом.

– И всё же? Или моему приятелю избавиться от этой безделушки и взяться за то, что ему более по вкусу – за меч?

Тамаз скосился на отливающее холодом оружие в главной зале и уступил:

– Хорошо, я дам его адрес.

– Уж это обязательно, – сказал Калач, ухмыльнувшись. – Попробовал бы сказать, что ты его не знаешь.

Тамаз нашёл листок бумаги, взял карандаш, которым были заложены страницы поваренной книги, нацарапал адрес.

– Вот и хорошо, – сказал Калач. – Надеюсь, ты мужик с умом, и понимаешь, что, если соврал, мы вернёмся.

– Понимаю, – ответил Тамаз.

Батон оскалился и клацнул зубами.

– Аам!

– Пошли, – сказал Калач. – Да! Ещё одно. По-прежнему нельзя говорить никому ни одного слова, понятно? Даже тем ребяткам, что были с нашим товарищем. – Калач прошёл до выхода из кухни и остановился. – Мы скоро вернёмся… мне так кажется, – добавил он задумчиво. – Уж слишком всё неопределённо, непонятно. Ваш служащий всякую чушь нам впаривает. Мерещится ему всякое. Вы уж озаботьтесь его здоровьем. Что-то у него с головой. Наверное, часто дежурит по ночам. Не высыпается. Эх, не простые вы ребятки. Не простые. А, Батон? Как тебе кажется? Придётся нам ещё повозиться да разобраться. Рано нам расслабляться. Не расслабляйтесь и вы, други, и советую вспомнить всё, что вдруг забыли или то, что заметили, но считаете теперь это не слишком важным. Соображайте, в общем. Соображайте.

Тамаз, Лариса и Олег не двигались. Они ждали, когда за опасными визитёрами стукнет входная дверь.

Но Калач с Батоном не спешили уходить. Они было прошли в сумрак ресторанного зала, но вернулись и начали рыскать по кухне. Они нашли бумажные пакеты, положили в них курочку, шашлычок, четыре булки, по два яблока и по две груши на брата, взяли по пластиковому стакану с компотом, по банке пива и по пачке сигарет, пластмассовые вилки, ложки и глубокую миску с крышкой, где был овощной салат. Они оставили на прилавке приличную сумму денег, – они часто были нечисты на руку, порой они бывали бандитами, но они никогда не были мелочными воришками.

После этого они без слов ушли.

После ухода Калача и Батона, Олег никак не мог отойти от перенесённого стресса, к которому примешивался стыд за проявленную им слабость духа. Промаявшись с полчаса за стойкой бара, Олег с благодарностью принял предложение Тамаза пойти домой. Но прежде, желая показать, что он верный подчинённый, Олег усомнился в возможности своего ухода, так как приближался вечер, а с ним – какой-никакой, но наплыв посетителей. Тамаз уверил его, что если понадобится, он вызовет Егора, и тот обязательно согласится выйти на работу раньше положенного часа. Егор будет свеж и бодр – никакие братки в длинных пальто с ним не сладят. Это уж точно так. Егор – профессионал, не смотри, что увечный. Да к тому же он предупреждённый, а это всё одно, что вооружённый. Ведь не просто же так Тамаз позвонил ему сразу после ухода незваных гостей. Тамаз не без оснований полагал, что с Егором всё будет в порядке.

– Тогда ладно, – сказал Олег. – Спасибо. Я пойду?

– Иди уже и забудь всё, как некрасивый сон, – напутствовала его Лариса и подала пакет с едой.

Подавленный, а скорее раздавленный Олег поплёлся домой.

Через несколько минут появились долгожданные посетители, что отвлекло хозяев от недавних переживаний.

А в четвёртом часу в зал вошла очень высокомерная, въедливая и требовательная дама – Тамара Савельевна Лемих. Вся в мехах, в драгоценностях, размалёванная пластами косметики, с двумя чемоданами на колёсиках и с маленькой сумочкой жёлтой кожи, она заняла при дверях выжидательную позу.

Хотя посетителей было всего семь человек, и все они разместились за тремя столиками, чете Чвакошвили было сложно справляться и с готовкой, и с уборкой, и с обслуживанием, и с присмотром. Лариса металась между кухней, баром и столиками с клиентами, а потому не сразу заметила новую посетительницу, а когда заметила, дама ей сразу же не понравилась, потому как от неё прямо-таки разило чванливой изысканностью и чопорностью, что грозило всевозможными капризами и придирками. Но Лариса, как опытный в подобных сражениях боец, усмирила беспокойные мысли, ожидая неплохих, если не чаевых, то барышей за немалые и недешёвые заказы.

«За которые с тебя сдерут три шкуры!» – Подумав так, Лариса умчалась в кухню, где пыхтел муж, готовясь к вечеру, когда наплыв посетителей может увеличиться в разы. Она предупредила Тамаза о подозрительной особе. Так же она сказала, что скорее всего понадобится его помощь, так как дама вошла с двумя чемоданами.

Через камелёк, в котором во всю силу пылал огонь, Тамаз заглянул в зал.

Дама ожидала при входе и явно начинала сердиться.

– Иди, усади её за лучший столик, – сказал Тамаз и вернулся к чистке лука. – Чемоданы на колёсиках. Пока что сама справишься.

Лариса прихватила салаты и выскочила в зал.

– Милочка! Дорогуша, сколько можно меня мучить? Мною кто-нибудь соблаговолит заняться или у вас не принято учтивое обхождение? – У Тамары Савельевны был придушенный голос: говорила она как бы в нос, жеманно комкая слова.

– Милости просим! – отозвалась Лариса, быстро расставляя тарелки с салатами по столам. – Извините, мы сегодня крутимся без помощника. Извините великодушно! Столик? Ночлег?

– И то и другое, голубушка. И то и другое.

– Давайте чемоданы. Проходите.

– Спасибо, голубушка. Спасибо!

– Вы хотите какой-нибудь конкретный столик или желаете тихий уголок?

– Лучше тихо и культурно, в сторонке, но так, чтобы не перед дверями и не на проходе.

– Конечно. Прошу Вас. Проходите. Вот сюда. Сюда.

Лариса проводила даму лет пятидесяти семи до углового столика, противоположного тому, где вчера ютилась печальная дама, которая, разрыдавшись, выбежала в дверь.