Сперва они не только проявляли активность днём, но и выбирались на двор ночами, чтобы караулить призрака. Но вскоре затосковали, а потому оставили затею с ночными вылазками. К тому же с каждым прошедшим днём они будто бы лишались очередной порции своих молодых сил, которые упорно куда-то утекали, тая, настойчиво приближая ребят к физическому и эмоциональному изнеможению. Теперь ночами они спали. Спали и терпели холодную и мокрую муку долгой осени. Которая на самом деле была. Надо было всего лишь выглянуть в окно. Но они как будто этого не замечали. Они спали в постелях и даже во сне думали, что проснуться самостоятельно, чтобы выбраться из холодной муки – это сверхсложная задача. Так пару раз они не выходили из номера дольше обеда, и хозяин, забеспокоившись, самолично приходил их добуживаться. Иначе бы… Тогда-то Сёмка и предложил поставить свой телефон на девять часов утра, чтобы тот будил их своим пронзительным задорным петушиным криком. Все с радостью согласились, а Рита посоветовала подстраховаться: ребята установили будильники своих телефонов каждый на конкретную минуту, так что, если бы петух Сёмки не проявил активности или они не замечали бы его, через десять минут должна была завопить блажная мурка Лёшки, а если бы она так же оказалась бы беспомощной или по какой-то причине захворавшей, тогда вступил бы в дело грозный сторожевой пёс Ритки, а спустя ещё десять минут, томимая ожиданием, была готова проблеять овца и промычать, вторя ей, корова Кирилла. Так они и спали, надеясь, что созданный зверинец спасёт их от… кататонического ступора?

Дальнейшее пребывание в «Кольчуге» стало для этой четвёрки слишком экстремальным. Не таких острых ощущений ожидали ребята. Но они всё ещё хотели, пускай и не так страстно, чтобы с ними произошло главное, поражающее воображение, событие – встреча с призраком. А если это и правда окажется маньяк? Не беда. Тоже неплохо. Хотя, конечно, это не так захватывающе, да и слишком приземлённо, и даже чуточку пошло. При этом может быть куда опаснее – того гляди расстанешься с жизнью через насилие. Они не собирались умирать. Да и кто думает о подобном в молодые годы? В особенности среди экстремалов – любителей пощекотать нервы. Знать – это не значит, понимать. Не так ли?

Лёша, Сёма, Кирилл и Рита, сидя за столиком в ресторанном зале, уже ставшем для них привычным, перестали ковырять вилками в тарелках, подняли понурые лица и ухмыльнулись, глядя на исход вчерашних шумных и бесшабашных юнцов.

Жорка, Санька, Ванька, Светка, Петька и Лёлька спускались вниз в таком истерзанном виде, настолько помятыми и измученными, словно бы они целую ночь трудились на золотых копях царя Соломона. От былой спеси не осталось следа. Они были настолько вялыми и осунувшимися лицом, что следователю из Ярославля, сидящему возле входной двери за отдельным столиком, было неприятно на них смотреть.

«Что с ними случилось? – подумал следователь. – Они спускаются, а значит, что идут из комнат, где ночевали, значит, они отдыхали, верно?»

Всенепременно.

«Они прекрасно отдохнули», – могли бы в один голос с ехидством ответить Лёша, Сёма, Кирилл и Рита.

В ресторанный зал в полном молчании, с отсутствующими, устремлёнными куда-то в пустоту взглядами, как будто пережив страшное потрясение, став свидетелями умопомрачительной катастрофы, вошло шестеро молодых людей. Жорка без единого слова положил на стойку бара ключи от номеров. Все стали застёгиваться и запахиваться перед выходом на улицу. Первыми подались к двери мальчики, а за ними, гуськом, боясь отстать, а может, быть забытыми, потянулись девочки. Когда выходила Лёля, с ней столкнулся входящий в «Кольчугу» мужчина. Это был следователь из Москвы. Он приехал, чтобы встретиться со своим коллегой из Ярославля, занятым несколькими исчезновениями, аналогичными пропаже Руслана Покруты-Половцева. Пути его подопечных тоже обрывались в «Кольчуге».

Лёля была соблазнительной пухленькой куколкой, и её неряшливый, потрёпанный вид озадачил московского следователя. Про себя он присвистнул, предполагая бурную ночь, которой мадмуазель осчастливила некоего господинчика из тех, что грузились в дорогущие тачки.

«Везёт же кому-то, – подумал он. И тут же допустил скабрёзную мысль: – А может, всем?» – Глядя на Лёлю, по привычке зыркнувшую на него оценивающе и вызывающе, в упор, с достоинством, он машинально сложил губы дудочкой и шевельнул во рту языком, проведя им по зубам и коснувшись обратной стороны губ так, что, если бы Лёля сразу же не отвела глаз, она увидела бы, как из дудки-губ мужчины высунулся розовый червячок.

«Хороша, а! До чего аппетитная девчонка. Я бы слопал её без всякого там желе. Видно, что мастерица и любительница лихорадки. Не сомневаюсь, что так. Ах, проверить бы. М-да…»

Приехавший из Москвы следователь сел за столик, занятый коллегой из Ярославля, протянул руку для приветствия и упялился в окно, в котором безвозвратно удалялась «аппетитная девчонка», пленившая его сердце.

– Понравилась?

– Каюсь, грешен.

– Видал, какие они затасканные?

– Бурная ночь.

– Думается, не в этом дело. Предполагаю, что они пообщались с местной достопримечательностью.

– Да? – москвич удивился. – Почему ты так решил?

– Я поговорил с персоналом и узнал о вчерашнем разгульном и удалом веселье, в котором они прибыли. Не думаешь же ты, что такие резкие изменения возможны от нескольких часов приятного во всех отношениях секса и капелюшечки сна, перехваченного урывками?

– Ну… не знаю, кто разберет эту шпану.

– Вот то-то и оно… чего-нибудь закажем?

– Я голоден, как волчара на льдине в Антарктиде.

Следователи прокуратуры – Потапенко Александр Кириллович из Москвы и Сотников Константин Абрамович из Ярославля – были знакомы вот уже как семь долгих месяцев. Вначале Потапенко один занимался поисками Руслана Покруты-Половцева, а затем на стоянке «Кольчуги» обнаружили автомобиль одного столь же молодого, как Руслан, человека из Ярославля, а за ним, спустя две недели, пропал мужчина сорока пяти лет, всё из того же Ярославля, и его след также оборвался возле «Кольчуги», прошёл месяц с несколькими днями, и к троице присоединился бедолага из Костромы, а за ним – мужик с Ивановской области, и недавно к ним добавился местный житель, а двое его односельчан пока не были объявлены в розыск, но уже несколько дней их никто не видел. О двух последних Сотников узнал из переговоров с хозяевами заведения, с Чвакошвили Тамазом Ревазовичем и с его женой Ларисой, перед которыми исправно отчитывался Олег. Перед суровыми очами следователя Олег подтвердил всё ранее сказанное своему работодателю.

Олег, успокоивший совесть исполнением гражданского долга, поставил под нос высоких господ кушанья и, чуть ли не кланяясь, отошёл.

– Итак, пропало шестеро, и все здесь, ещё с двумя – пока не ясно, – подвёл итоги Потапенко. – Ты здесь со всеми поговорил?

– Угу.

– Надеюсь, ты меня от этой обузы избавишь? Расскажешь мне всё, что узнал, и баста!

Сотников ел, и лишь коротким чавканьем показал, что согласен.

– Спасибо, я буду должен.

– Ерунда.

– Мы сейчас в Ярославль?

– Угу. – Сотников ел.

– Ты что-нибудь накопал о своих пропавших? Бизнес, семья?

– Угу.

– Значит, есть ниточки, которые с этим местом не связаны. Можно смело браться за раскрутку обычного клубка. Ясно. Всё как обычно. И мы ни на йоту не верим в потустороннее?

– Точно.

– Ясно. Ты говорил, что у тебя что-то имеется на моего Покруту.

– Представь… твой Покрута бывал в Ярославле. И даже однажды встречался с одним из моих.

– Почему-то я не удивлён.

– Да?

– А чему удивляться? Там у него вполне могли быть финансовые интересы. Вполне.

– А то, что там фигурирует некая особа?

– Женщина?

– Ага, удивился! Обрадовался! Вон как глаза заблестели.

– Ещё бы! Мой Русланчик был ещё тем бабником. На этой загаженной почве я перелопатил не мало всякой дряни. Да только всё по местным, по московским. Заглядывать в такую даль не доводилось. Что ж, взглянем на твою особу.