– Да по чем я знаю? Не видно ж не черта. Это ты у нас глазастый, вот и глянь.

– Не важно уже. Аккуратнее будь просто. Дзыньк, дзыньк.

– Уууаааа-уаааа. Ваааааа!!!

– Ай, вот ты неуклюжый, малого разбудил. Тихо маленький, спи.

– Сама ты неуклюжая. Замолчите оба! Я, кажется, шуршание снаружи услыхал.

– Да это я чешусь. Нет там никого.

– Есть, как пить дать, есть. Принюхайся, не чуешь разве.

– Как же это раздражает. Почему мы то прятаться должны? Мы ж сильнее?

– Может и сильнее, а огребать лишний раз не охота.

– Пфф, в ярость меня твои слова приводят пламенную!

– Мммм

– Ай-яй-яй!

– Да что ж такое?

– Меня мелкий за шею укусил. Зубастый.

– Хнык. Есть хоочууууу!

– Проголодался, маленький. А что ты хочешь?

– Может барашка?

– Никаких больше баранов. Ты от прошлого весь дом шерстью изрыгнутой запоганил.

– Эх, принцесску бы.

– Да ты то куда? И на кой тебе принцесска. Мороки много, мяса мало.

– Да я так, за компанию. Раз уж шумим и не прячемся больше.

– Да не явится к нам никто, не дойдет. Тропинки слишком узкие, неприглядные.

– Выходи чудище трехголовое на честный бой! Я твой дух за версту чую! Биться будем один на один!

– Выхожу я, выхожу! Эх, добрался таки, на нашу беду!

– Ко злу любая дорога широка!

– Вон, слышала, что человек глаголит? Любому козлу наша тропка широкой кажется! Говорил же я, тише надо быть. Ну за что мне такие родственнички?

– Ой, не переживай, там делов то на пару ударов. Радуйся маленький, сейчас ты отведаешь козла, тьфу, богатыря на гриле.

– Ыыыы, едааа, ням-ням!

Пробудилась ото сна принцесса в поту холодном. На ладони посмотрела. Вроде свои, аккуратненькие, с тонкими пальчиками. Отчего ж во сне они когтистыми лапами казались, чешуёй змеиной покрытые. К пылающим щекам руки приложила, выдохнула, за урчащий живот схватилась. Жаль девушке было богатыря отважного, но мечты о жареном мясе с корочкой хрустящей, да с картошечкой молодой будили в ней зверя лютого аки чудище диковинное из ночного кошмара. Слуг принцесса позвала, велела завтрак, обед и ужин пода́ть, чем ввела в удивление и прислужников, и нянек с гувернанткой. Даже сам король с королевой явились поглядеть как их дочь, наконец, трапезничает. Глядели и умилялись, радовались. Все простить готовы были, лишь бы кровиночка родная не болела и улыбкой благодарной их радовала.

Легко вымолила прощение принцесса у батюшки, свою дочь безмерно любящего. Знала, хитрая, какие слова сердце отцовское растопить могут. И как только вышла девица из заточенья, мигом за старое принялась. Лишь пару деньков послушной и кроткой побыла. Сон кошмарный из памяти девичьей пропал как и не было.

***

Опечалился король пуще прежнего. Волосы на голове своей начал рвать, себя за мягкосердие ругать, да мага иноземного, непутёвого последними словами поносить.

Пришёл к нему тогда мудрец самолично без приглашения, все приличия нарушив:

– Поостереглись бы вы, Ваше Величество, обидными словами кидаться. Маг хоть и далече, а что про него говорят, всегда первым узнаёт. Но не кручиньтесь, повелитель. Маг мудрее всех мудрецов во всех мирах. Он только начал перевоспитывать дочь вашу. Вот увидите, к её восемнадцатой осени взрастит он в принцессе те качества, которые видеть вы так жаждите.

Не заметил правитель непочтительного поведения старца, лишь вздохнул устало и покачал головой в сомнении:

– Ох, не верится мне, что можно всё исправить за столь короткий срок. До осени меньше двух месяцев. Даже урожай на исходе лета не сажают. Не вырастет ничего. Не успеет маг.

Пригладил мудрец бороду седую, да изрёк многозначительно:

– Урожай может и не созреет, а вот мысли нужные, правильные в голове человеческой легко появиться могут.

– А что толку от мыслей этих правильных? – Не унимался расстроенный король.

– А вот осенью мы и поглядим, какой от них толк, – ответил мудрец звонким, не своим старческим, голосом и подмигнул уж совсем как-то по-молодецки.

***

Принцесса, вдоволь нагулявшись по королевским садам и доведя своих фрейлин до полуобморочного состояния, пожелала устроиться на дневной сон в одной из летних беседок. Дабы ножки свои уставшие длинной доро́гой до покоев не тревожить. Повелела она подушек, да одеял из дворца принести. А сама присела на скамью под навес и заснула, долгими прогулками утомлённая, так и не дождавшись слуг нерасторопных.

Из сладкой дремы её выдернул голос писклявый, знакомый:

– Ну что ж делать-то с тобой, непутёвой? Чего ты опять под моими деревьями развалилась?

– Отчего это сразу под твоими? – проворчала принцесса, глаз не размыкая.

– А оттого, девочка, что я их самолично этими вот лапками вырастил. Сама посмотри.

– Не буду я ничего смотреть, – на живот девушка перевернулась и лицо в руках спрятала, – и, вообще, это мой сон, а, стало быть, и деревья мои. А ты уходи, утомил. Только и делаешь, что отдыхать мешаешь.

Подхватил с земли палку маг, подкрался к вредной девице и ткнул её не сильно в бок.

– Ай-яй-яй, ты что ж творишь то такое, грызун негодный?! – Девушка истерично завопила и попыталась палку из лап грызуна выдернуть. Но увернулся волшебник и отбежал подальше.

– Показываю, как сучья из твоих сновидений больно колоться могут.

Села принцесса, глаза сонные потёрла, юбки разгладила, да причёску поправила.

– Бывали у меня сны и правдоподобнее. И веселее в сто крат. Ну, допустим, не сплю я, как ты мне доказать пытаешься. Тогда где я, по твоему? И как, кстати, звать тебя, крыса?

Маг приободрился и только воздуха в грудь набрал, чтобы представиться как подобает со всеми именами, да титулами, но принцесса его остановила:

– Не говори. Сама угадаю. Я про таких как ты в энциклопедии читала. Водяных крыс нутриями величают. Значит зовут тебя нутрия. Хотя нет, нутрии – это же вид животного. А у каждого животного, особенно говорящего, должно быть своё имя или кличка. Чего ты так глаза выпучил и рот открыл? Как бы муха не залетела. Я догадалась. Мы ж в моём сне, а ты, наверное, мой помощник и проводник. Я о таком в другой книжке читала. Ты этот, погоди, сейчас вспомню. Мой фамильяр, вот. Значит, я сама должна тебе кличку придумать. Ммм, надо подумать. Ты особь мужская. Мужская ведь, да? Молчание, знак согласия. Я буду называть тебя Нутрик. Точно, тебе подходит.

Принцесса заулыбалась, в ладоши захлопала, довольная догадкой своею. Маг фыркнул и лапой отмахнулся как от мошки назойливой:

– Закончила, говорливая? Хорошо. Называй меня как угодно, хоть горшком, лишь бы ни в печку. Тебя то как зовут? Или прикажешь тебе тоже кличку выдумать? Я могу, хоть сто. Например, ммм, Заноза, Болтунья, Соня. Или…

– Остановись сейчас же! Как смеешь ты, животное, королевскую особу оскорблять! Прозвища придумывать. Казнить тебя за такое надо! – Принцесса от возмущения аж раскраснелась, – есть у меня кличка, ой, то есть имя. Не буду всех регалий перечислять, не запомнишь. Дозволяю называть меня Глория, что означает счастье. Всё в королевстве от мала до велика были счастливы, когда я на свет появилась.

– Какое чу́дное имя. Буду звать тебя…

Не успел маг произнести обидное сокращение, принцесса ему рот зажала.

– Будешь звать меня Глория, и только так, – рыкнула она и замерла, подивившись тому, как слишком тихо стало вокруг.

Посмотрела в глаза зверьку, увидела в них искры недобрые, испугалась и руку тотчас отдёрнула.

– Прошу прощения, – хрипло выдавила, а потом уже спокойней добавила, – не буду я называть тебя Нутриком или крысой. Ты мне своё имя позже скажешь, хорошо. Лучше объясни, пожалуйста, почему я вновь под твоими деревьями проснулась и что делать мне, как назад вернуться? Маг мордочку вытер, ухмыльнулся, на траву уселся и похлопал по земле, напротив себя: