Есть у хозяина и сын, тоже напоминающий твердолобого быка, тоже серьезный, точно идол. Ему нетерпится стать хозяином, владельцем. В его словах часто проскальзывает мысль, что старому хозяину пора бы устраниться, исчезнуть, перейти на даровой хлеб. Сын хочет жениться и все-таки не женится: он считает, что прежде всего нужно иметь дом, хозяйство, если не это, то какое-нибудь другое. А старый хозяин придерживается мнения, что в доме Корпела места хватит и для невестки. Он здесь хозяин и останется им до тех пор, пока сможет шевелить хоть одним пальцем. Он не позволит растаскивать свое добро при жизни, но и в могилу его не заберет. Ждите! А потом живите, как хотите.
Сын предлагал продать этот дом в глуши и перебраться поближе к людям. А хозяин утверждает, что До неба отсюда так же высоко, как и в любом другом месте. Если сын думает, что где-то жизнь лучше, чем здесь, то пусть себе отправляется туда. Никто его не держит.
Да, парень уже делал попытку уйти из дому. Одно лето он был штрейкбрехером во время забастовки портовых рабочих. Он рассказывает об этом, как о подвиге: портовые рабочие якобы по указанию русских хотели сорвать экспорт леса, а он вместе с другими спас положение. За эту поездку парень узнал вкус водки, в нем пробудилась жажда жизни и путешествий. Его уже не удовлетворяло однообразное прозябание в глуши, в доме, где он не чувствовал себя хозяином. С большим трудом сыну удалось выклянчить у отца деньги, чтобы уехать в Канаду. Но через год он вернулся. Уехав, он избавился от однообразия жизни в глухомани и от сердитых взглядов отца, но в то же время остался без привычной работы, ясных указаний и накрытого обеденного стола. Он оказался ни на что не способным. Ему даже пришлось голодным торчать в очереди за бесплатной похлебкой. Научился ли этот человек понимать положение рабочего класса? Но разве бык может что-либо понять? Кроме того, от рабочих его отделяла пропасть: он был штрейкбрехером и наследником своего отца, который владел тысячью гектаров леса. Хутор Корпела на высокой горе оставался его прибежищем. Отец выслал сыну денег на дорогу, и он снова увидел родной дом и взгляд отца. Стоило ему теперь заикнуться о своих мечтаниях, как старый хозяин прерывал его:
— Ты уже побывал в земле обетованной! Эта прогулка обошлась мне в двадцать тысяч…
Но в парне жило большое желание стать хозяином. Видно, где-то в глубине души он начал сознавать, что без усадьбы Корпела грош ему цена. Однако причину своей неудачной поездки в Канаду он объяснял иначе: мол, финские коммунисты там совсем распоясались и не дают житья настоящим людям.
Патэ Тэйкка жил в доме Корпела уже несколько недель. Он ездил на лошади, работал с топором и лопатой. Получит ли он за свой труд что-нибудь, кроме еды и постели, — этот вопрос пока оставался открытым.
Вот уже и лето. Луга и пашни вокруг высокой горы и по ее склонам раскинулись большим зеленым ковром, расписанным грядами серого камня. Эти гряды точно памятники-монументы героическому труду и поту прежних поколений.
Патэ Тэйкка и хозяйская дочка сидят на траве под рябиной и болтают о том, о сем. Сердце этой девицы оказалось вовсе не стальным, и, чтобы растопить его, не потребовалось жаркого пламени горна. Она уже снизошла до разговоров с Патэ Тэйккой. Вокруг лесные просторы, необъятная синева небес, а на самом хуторе жизнь идет точно в глубокой тесной маслобойке: волей-неволей приходится общаться, и люди становятся знакомыми. И что из того, что Патэ Тэйкка забрел к ним, как голодный пес. Все-таки он человек новый, незнакомый, о котором можно воображать что угодно. Тем более, что ничего другого, более интересного, все равно не предвидится.
Небесный купол по-праздничному синий и высокий, каким он может быть только в самое прекрасное летнее воскресенье. Ласково дует ветерок. И так приятно видеть рядом девушку в цветистом платье. Все это словно по тайному сговору навевает мысль, что мир прекрасен и жить хорошо. Жить? Разве это жизнь? Нет, для него, Патэ Тэйкки, это не жизнь. Настоящая жизнь, словно могучая река, бурлит где-то далеко отсюда. А он испугался ее кипения, выполз на берег, забился в укромное местечко, где и сидит теперь, как пугливый зверек.
А может быть, Жизнь крестьянина и есть настоящая жизнь. Он работает, дышит свежим воздухом, крепко спит, ведет бесхитростное и спокойное существование. Радости деревенской жизни: сто, тысяча таких воскресных дней. Крестьянин, в конечном счете, сам себе хозяин. Ему не надо искать работу, не надо никому кланяться. Если он и терпит нужду, страдает от заморозков и засухи, то ему никогда не приходится быть у кого-то в подчинении. Он живет по собственному разумению. Он никогда не оказывается совершенно беспомощным в заколдованном круге экономической жизни.
Так ли это? Когда-то дела обстояли так. Но теперь, даже в этот чудесный день, краеугольные камни сотен, тысяч, даже сотен тысяч крестьянских хозяйств вздрагивают. Тысячи крестьян чувствуют, что устои владений и их положения расшатываются, и заботы не дают спать им по ночам. Их церквями стали банки. Они входят в банк благоговейные и серьезные, как некогда их праотцы в храм божий. Случалось и раньше, что какой-нибудь мужик — пьяница и лодырь — разорялся, оставался без земли. Но теперь это явление стало общим. Земля по-прежнему плодоносит и зеленеет, но в воздухе носится какая-то необъяснимая болезнь, чума. Сотни тысяч крестьян в страхе озирают горизонт: неужели поднимется буря, которая все перевернет вверх дном, разрушит, сметет. Но ведь после бури воздух всегда чище… А может быть, бури и не будет. Да простятся им их грехи и долги, и да не станет им досаждать сборщик налогов. Тогда они будут довольны, будут трудиться и работать, растить сыновей и дочерей, даже больше, чем надо. Ведь они не бунтовщики, не враги общества. Они ничего не замышляют. Они только ждут какого-то чуда природы. Все должно измениться. Иначе они задохнутся.
Но есть еще и такие хозяйства, краеугольные камни которых кажутся незыблемыми. Непоколебимо, как само время, стоит на горе и этот дом. Он перешел по наследству, без долгов, с тысячей гектаров леса на корню. Земля родит, удои неплохие: есть что поесть и попить. О большем здесь никогда и не мечтали, твердо зная, что в состоянии дать скудная, родная земля.
Патэ Тэйкка пришел в этот дом гол, как сокол, но все-таки не совсем в чем мать родила. А последнее было главным. Ибо в такие надежные прибежища надо являться абсолютно голеньким и маленьким, иначе в них трудно удержаться. Только какой-нибудь сметливый счастливчик со временем может стать их хозяином. Такие примеры есть. Одному ятке удалось где-то в здешних местах стать хозяином дома, а потом подняться очень высоко, в большую жизнь…
Звонкий смех прервал его размышления. Видимо, девушка уже не раз сказала ему что-то, но Патэ Тэйкка не слышал и не отвечал. И она хохотала над ним, таким глухим.
Да, вот такая девица и послужила тому счастливчику трамплином для взлета. Он забрел сюда с юга обыкновенным лесорубом, который ничем не выделялся среди своих собратьев по профессии. Он не был заводилой в попойках, драках, в картежных играх. Во всяком случае ему не доставало той блаженной бездумности и беззаботности, с какой истинный яткя относится к земной суете. Уже тогда в нем чувствовалась какая-то задумчивость, богомольность, утонченность. Но язык у него был хорошо подвешен, и он умело пользовался им, особенно для обольщения женского пола. Это и помогло ему навязаться в зятья хозяину богатого дома. Ведь ни один крестьянин не отдаст по доброй воле свою дочь за бедного лесоруба, бродягу. Но поскольку молодые уже успели в полной тайне связать себя супружескими узами, пришлось сводить их к попу, чтобы тот свершил свои таинства. Вопреки ожиданиям зять не свел старого крестьянина в могилу. То, что он, бездомный бродяга, обрел надежную почву под ногами, сделало его благодарным ко всевышнему — он стал набожным, лестедианином. Поскольку у него была голова на плечах и хорошо подвешенный язык, то он стал ходить по деревням, проповедуя слово божие, и приобрел известность далеко за пределами своего округа. Так, ступенька за ступенькой, словно взбираясь по лесенке, он сумел завоевать расположение степенных жителей этого северного края. Религиозные чувства не мешали ему преуспевать и в житейских делах. Он решил, что там, где раньше вырастал только один стебелек, должно вырастать два. Доходы от леса пошли на осушение болот. Старому крестьянину пришлось с изумлением признать, что и среди бродяг попадаются настоящие люди.
