И тут внезапно какая-то мысль словно обожгла Андрюшу, он заспешил к телефону и набрал Севкин номер.

— Что делаешь? — спросил Андрюша, будто никакой размолвки между ними и не произошло.

— Задачка по алгебре не получается, — тоскливо ответил Севка. — Я ее и так и эдак, а с ответом не сходится. Слушай, а в ответах бывают опечатки?

— Все бывает… Еще и не такое. Выйти можешь? Есть дело.

— Какая-нибудь чепуха? — усомнился Севка.

— Не, честно.

— Мать не пустит.

— Придумай что-нибудь. Задачку я тебе объясню.

— Попробую. Подожди у телефона…

После уговоров и обещаний Севка отпросился у матери на часок. Он прибежал к Андрюше запыхавшийся, потому что в этот «часок» входило и время на дорогу в оба конца.

— Что за дело? — спросил Севка.

Андрюша рассказал ему, что кто-то зажигает по ночам свет в кладовке. О бабушкиных промахах он, конечно, умолчал.

— Идем глянем, — решительно сказал Севка. — Может, проводка не в порядке, где-нибудь замыкает?

Андрюша отверг это предположение, да и сам Севка убедился, что выключатель и провода в порядке. Он посмотрел на форточку-щель.

— В нее тощий кот едва пролезет, — сказал Севка. — А может, кто-нибудь из домашних по забывчивости?..

— Нет, — сказал Андрюша.

Севка оглядел полки, вышел на кухню и устроился на табурете.

Прошло несколько минут. Андрюша из кладовки не появлялся. Подождав еще немного, Севка заглянул туда и увидел друга сидящим на корточках и произносящим какие-то слова.

— Ты чего? — удивился Севка.

— Тише, не мешай, — Андрюша приложил палец к губам. — Не видишь, что ли?

— Что?

— В углу под полкой.

— Ничего не вижу. Что там?

— Он.

— Кто?

— С которым я разговариваю. Ты что, и голоса его не слышишь?

— Нет… — опешил Севка.

Он все еще всматривался в угол под полкой, но ничего не обнаружил. До него доносились лишь вопросы, которые Андрюша задавал кому-то. Судя по всему, разговор происходил серьезный.

Ошеломленный, Севка притих. Заметив это, Андрюша повеселел и, уже не обращая внимания на друга, продолжал разговор.

— Как вас зовут? — спросил Андрюша.

— У меня нет имени, — последовал ответ.

— Как же можно без имени? — удивился Андрей. — Даже у Карлсона, который жил на крыше, и то было имя. Не могу же я звать вас карликом.

— Пожалуй… Я бы даже обиделся. Потому что это внешний признак. А по внешним признакам ни о ком судить нельзя. Это часто приводит к роковым ошибкам… Мы совершим с вами необычайное, как в сказке, путешествие. Разумеется, необычайное для вас. Поэтому можете, как в сказке, сами придумать мне какое-нибудь имя. Впрочем, можем все это решить проще. Какой месяц вы любите больше всего?

— Май, — подумав, ответил Андрюша.

— Почему?

— Весна, уже тепло, и мы начинаем играть в футбол на школьном дворе.

— Вот и зовите меня Май…

Андрюше показалось, что голос Мая, интонации и многие слова напоминают ему отцовские. Поразмыслив, он не нашел в этом ничего предосудительного и спросил:

— А почему вы обращаетесь ко мне на «вы»? Я ведь еще школьник.

— Потому что я имею в виду не только вас. Вы, так сказать, представитель множественного числа. Имея дело с вами, я одновременно общаюсь с сотнями других ребят, — на этот раз голос Мая стал тоньше, он был похож на голос Андрюшиной мамы, которая у себя в школе к ученикам девятых и десятых классов обращалась на «вы». Это удивляло и смешило Андрюшу.

— Когда же мы отправимся в путешествие? — спросил Андрюша и оглянулся на Севку. Тот все еще недоуменно хлопал глазами.

— В ноль часов минус два, плюс четыре, плюс семь и так далее, — сказал Май и выжидательно посмотрел на Андрюшу.

Андрюша задумался. Фраза Мая напоминала ему задачку из журнала «Веселая география». Ее однажды на урок принесла Евдокия Захаровна, преподававшая у них географию.

— Я же вам объяснил, что одновременно общаюсь со многими ребятами, — сказал Май. — Скажем, в Москве ноль часов. Но кто-то живет в Варшаве, Свердловске, Хабаровске и других городах земли. Разве вы не знаете о существовании поясного времени? — спросил Май так, как спросила тогда Евдокия Захаровна.

— Знаю! — засмеялся Андрюша.

— Какие еще будут вопросы? — обратился к нему Май.

— Вы-то пролезете в эту форточку, а как же я? Она очень узенькая, я даже голову сюда не просуну.

— Это относительное понятие — «широкое — узкое». Что-то же для вас является широким, а для кого-то узким. Вы помните Гулливера? Как по-разному выглядел перед ним мир в стране лилипутов и в стране великанов. Но вам нет необходимости уменьшаться в размерах. Достаточно стать на табуретку, глянуть в форточку и увидеть, как огромно небо, и вы почувствуете себя за пределами кладовки, — на этот раз Май будто повторял слова учительницы литературы Клавдии Федоровны.

Ответы Мая внушали доверие и какие-то надежды. Правда, оставались некоторые сомнения, но Андрюша побоялся выяснять, чтобы не выглядеть невеждой. Он решил, что еще представится случай кое-что уточнить у отца или у мамы. Однако имелся один вопрос, который очень хотелось задать, но Андрюша не был уверен, что Май сможет ответить, а ставить его в неловкое положение не хотелось. Дело касалось локаторов, их возможностей, о которых он однажды беседовал с отцом. В частности, могут ли они улавливать на своих экранах тайные мысли.

И все же Андрюша не удержался:

— У меня еще один вопрос, — обратился он к Маю. — Если во время путешествия мы будем пересекать границы государств, нас могут обнаружить локаторы?

— Нам не придется пересекать границы, потому что они будут в нас самих, в нашем представлении. Это во-первых. Во-вторых, меня вообще нельзя засечь, поскольку я не материален, то есть в известном смысле вымысел, фантазия. Каждому человеку я вижусь иным. Таким, каким вы меня видите, я существую лишь для вас, потому что не существую вообще… А теперь прощайте. Встретимся здесь же в ноль часов московского времени…

Вскоре Андрюша и Севка сидели на кухне. Андрюша подробно передал приятелю разговор с Маем.

— Так ты думаешь, это он зажигает свет в кладовке? — спросил Севка, все еще недоверчиво глядя на Андрюшу.

— Кто же еще?

— А почему же я слышал только твои вопросы и не видел его самого? — Севка сощурил глаз.

— Потому, что ты не верил, что такое может быть, — нашелся Андрюша. — Если и дальше будешь сомневаться, то никогда вообще не увидишь и не услышишь его… Как хочешь, а я отправлюсь с ним, — твердо сказал Андрюша и осторожно глянул на Севку.

— Ладно, — вздохнул Севка, подавляя в себе последние колебания. — Всякое бывает. Я согласен, — решился он, вспомнив, что постоянные заносчивые сомнения уже не раз подводили его, а тут подвернулся такой необычный случай! Стоило ли рисковать — отнекиваться только потому, что считал Андрюшу невероятным фантазером…

— Значит, в двадцать три пятьдесят пять жду тебя у нашего подъезда. Не опоздай, смотри!

— По рукам! Все остальное — мухи! — весело сказал Севка и двинулся домой.

Поздно вечером, когда телевизор уже был выключен, Андрюша ушел к себе в комнату. В верхнем ящике письменного стола он нашел свою заветную тетрадь — словарик, придуманный отцом. Андрюша записывал в нее все незнакомые слова, какие слышал или встречал в книгах, затем брал соответствующий том Большой Советской Энциклопедии, отыскивал эти слова и узнавал их значение. Со временем Андрюша так привык к своему словарику, что обходиться без него уже не мог.

Перелистав тетрадь, Андрюша положил ее на стул. Там лежала его школьная форма, выглаженная бабушкой и приготовленная на завтра. Раздевшись, он юркнул под одеяло.

Минут пятнадцать он читал свою любимую книгу «Мифология. Верования и легенды греков и римлян», которая всегда находилась под рукой вместе с «Атласом мира». Чтение было прервано стуком в дверь — это мама напоминала, что пора спать. Андрюша дернул шнурок выключателя настенной лампы. Комната погрузилась в полумрак. Все предметы как бы сдвинулись со своих мест, прижались к стенам и углам. Из окна дома напротив долетал свет. Вскоре и он погас. И лишь мягкое лунное сияние холодно поблескивало на покрытом лаком паркете. Чуть слышно постукивал маятником-балансом будильник на столе. В доме воцарилась тишина. Но в такую пору Андрюша обычно вслушивался, как в квартире просыпались отдыхавшие днем звуки: сонно булькала на кухне вода, устало скрипнула паркетина, вздохнула со звоном пружина дивана в столовой. Все эти шорохи, скрипы, позвякивания, бульканье возникали сами по себе, без участия человека. Предметы как бы начинали жить отдельной, своей жизнью, занимавшей Андрюшу. «Почему так? — удивлялся он, открывая слипающиеся веки и стараясь не заснуть. Чутким ухом он улавливал какой-нибудь прежде не знакомый звук и пытался угадать его происхождение. — Интересно, а какие звуки по ночам в квартире Светки Шаргородской? — подумал Андрюша. — Неплохо бы и ее взять в наше путешествие. Но Севка не согласится…»