Качуевский был предупрежден звонком по телефону, поэтому открыл сразу. В дверях возник сухонький лысенький человек, слишком маленький для такого помпезного дома.
– Господин Аксельрод? – спросил он заискивающим тоном, словно увидел оперативника МУРа.
– Да. И господин Курганов, – с достоинством представил товарища Вениамин.
Качуевский впустил их в полутемный коридор и быстро захлопнул дверь, долго возясь с замками и задвижками. Потом засеменил в комнату.
Веня и Курганов двинулись за ним и чуть не ахнули, когда их взору открылись богатства, развешанные по стенам залы. Качуевский предложил гостям сесть за стол черного дерева, инкрустированный перламутром, а сам облокотился на буль такого же цвета и с все той же заискивающей улыбкой поинтересовался:
– Как ваш папа чувствует себя в Америке?
– Такой ученый, как мой отец, везде чувствует себя хорошо, если только ему дают возможность заниматься наукой.
– Да, да… я понимаю, – согласился Качуевский и, решив, что церемония знакомства состоялась, резко спросил: – Какие дороги вас привели ко мне? Я ведь предупредил, что больше ничего не покупаю и не меняю.
Веня не спеша осмотрелся, солидно, не спрашивая позволения хозяина, закурил сигару и поперхнулся дымом, заметив окаменело-звериное выражение лица Курганова. Откашлявшись, он сообщил:
– Сейчас в Америку собирается на ПМЖ один очень уважаемый человек. У него есть «окно» на таможне, поэтому он хочет приобрести кое-какие ценности. Мне подсказали, что все лучшее в Москве сосредоточено у вас.
– Ошибаетесь, все лучшее – в Третьяковке, – поправил его Качуевский. И, стараясь не глядеть на Курганова, предложил:
– Не будем тратить время на комплименты. У меня действительно есть, что продать. Но это все стоит – ой-ей-ей. К примеру… – Он мастерским движением руки вытащил из буля небольшую иконку. – Византия, одиннадцатый век. Купил у одной старушки, не поверите, за двадцать пять рублей. Только тогда на ней был изображен не Иисус, а Варвара-великомученица… – Качуевский окинул молодых людей взглядом знатока, уверенного в своем превосходстве перед неофитами. – И представьте – отмыл. Пришлось снимать четыре слоя. Под великомученицей оказался Николай-угодник, а под ним – архангел Гавриил. Сейчас эта штучка на сто тысяч зеленых потянет.
– Мой клиент не торгуется. Его цены не интересуют, – очень важно заметил Вениамин.
Качуевский опять растянул губы в подобострастной улыбочке и возразил:
– Так не бывает. Поверьте мне, молодой человек. Ваш клиент либо блефует, либо опасно заблуждается. Для продолжения разговора я хотел бы знать – кто он?
Курганов, не вникая в разговор, скользил взглядом по иконам, развешанным на стене. Воспользовавшись паузой, показал пальцем и спросил:
– А на этой доске кто?
Качуевский вздрогнул. Слишком страшно было признаваться этому мордовороту, что перед ним висят подлинники Рублева, Феофана Грека, Дионисия, преподобного Алимпия и Симона Ушакова.
– Это все – рабы божие, – пробормотал он и, желая поскорее закончить торг, наклонился к Вене и прошептал: – Есть панагия и платиновый крест с бриллиантами. Недавно у вдовы великочтимого старца приобрел. Вещь бесценная. Отдам тысяч за семьсот, только чтобы не держать дома.
Вениамин встал и, прохаживаясь возле горки, забитой фарфоровыми статуэтками XVIII века, как бы невзначай спросил о фаларах.
Сморщенное гололобое лицо Качуевского вытянулось. Он торопливо перебил:
– Вас кто-то разыграл. Да, лет тридцать назад было сообщение, будто археологи нашли нечто подобное, но потом эти фалары исчезли. Кажется, преступник их успел переплавить.
– Да. Эту версию вы ему сами подсказали… – Веня резко развернулся к Качуевскому и пустил ему прямо в лицо струю дыма.
Качуевский не закашлялся. Скорее как-то сморщился, скукожился и стал похож на плохо сохранившуюся мумию.
– Я вас не понимаю… – промямлил он и с ужасом посмотрел на Курганова, который, услышав эти слова, многозначительно повел своим мощным подбородком и оскалил гнилые редкие зубы.
Веня неторопливо, избегая жаргонных словечек, поведал коллекционеру всю историю исчезновения фаларов и закончил рассказ вполне эффектным оборотом:
– Вам, любезный Николай Афанасьевич, казалось, что вы – владелец всех этих сокровищ? Ничуть не бывало. Все эти годы вы были всего-навсего сторожем, каптерщиком…
– Я вам не верю! – взвизгнул Качуевский. – Убирайтесь прочь!
– Пожалуйста, – согласился Веня. Подошел к нему и добавил: – Уйду я один. А он останется. Я ведь приглашен как эксперт, а разбираться с вами будет Курган.
– Ошибаешься! – жадность в Качуевском пересилила страх. – Ни один из вас просто так из квартиры не выйдет. Думаете, старик совсем лох? Как бы не так! Квартира – на сигнализации. Если в течение часа я не подтверждаю своего присутствия, сюда выезжает наряд милиции. А мы сидим ровно пятьдесят минут. Так что милости прошу – вон из моего дома! Иначе придется проследовать в милицию.
– Ты кого, козел парашный, вздумал пугать милицией? – взорвался Курганов. – Меня прислал сюда самый крупный «авторитет» в Москве – Цунами!
Качуевский от испуга лишился сил и буквально повалился на плетеный стул.
– Цунами… – прошептал он. – Неужели это тот самый мальчишка, который украл сарматские фалары?
Веня был очень недоволен, что Курганов смял всю игру, испугавшись милиции, но теперь приходилось действовать в открытую.
– Слушай, старик. Благодаря тебе Цунами тянул первый срок. Теперь он – хозяин, а ты – раб. Много лет он позволял тебе накапливать сокровища. Пришла пора расплачиваться. Каждый месяц твоей вонючей жизни ты будешь покупать, передавая вот ему, – он кивнул в сторону Курганова, – одну ценную вещицу. Но не продешеви. Я ведь понимаю толк во всех этих досках.
– Почему бы ему не забрать сразу все… – не сказал, а скорее выдохнул Качуевский, окончательно поняв, что его загнали в ловушку.
– Замочить тебя большого труда не составляет. – Решил успокоить его Веня. – Но за эти годы ты стал слишком крупной фигурой среди коллекционеров. Кому нужен этот шум? А потом, большинство вещей уже находятся в музейных каталогах. Начнутся поиски, почти все вещи засвечены. А так никто никакой бучи поднимать не станет. Я думаю, что если отдавать в месяц по вещи, то лет десять ты еще проскрипишь, старая калоша.
Качуевский с трудом встал, словно ученик перед учителем.
– Надеюсь, фалары потянут на семь месяцев?
– Они вообще не в счет. Это твой должок. Гони их сразу. Курганов вскочил и схватил Качуевского за шею.
– Ты все понял, падла?!
– Понял. Но сначала я должен отключить сигнализацию, – промямлил Качуевский. Потом посмотрел на Веню. – У вас такой благородный и знаменитый отец… – И, театрально вздохнув, вышел в полутемный коридор.
Устроившей несколько аварийных ситуаций Инессе все-таки удалось невредимой добраться до своего салона. Чтобы быть более точным, следует отметить, что салон этот оформлен был на одну из ее институтских подруг, ничем не примечательную «серую мышь», работавшую ранее ученым секретарем факультета в MГУ.
Салон располагался на Сретенке, в одном из двухэтажных особняков, полностью реконструированном и приспособленном для самых изысканных капризов его посетительниц. Назывался он замысловато: «Мадам Леже». В честь русской жены знаменитого французского художника, дача которой в Переделкине теперь принадлежала другому знаменитому художнику. Однако абсолютное большинство посетительниц были уверены, что «Мадам Леже» почти то же, что «Вдова Клико» или «Ив Роше».
Когда Инесса, стремительно миновав двух охранников, поднялась по лестнице на второй этаж, в холле уже переговаривались вполголоса несколько дам. Среди них пышными формами выделялась Алла Константиновна, самая знатная посетительница. Жена вице-премьера правительства – Олега Даниловича Суховея. Почти каждую фразу она начинала следующим пассажем: «Не при Олеге Даниловиче будет сказано…» Рядом на пуфике сидела молодая девица и ловила каждое ее слово. Ирина была всего лишь дочерью председателя Бюджетной комиссии парламента. Чуть подальше, словно баба на чайнике, восседала в нескольких кофтах и широких белых штанах, заправленных в сапожки, вдова известного кинорежиссера, умершего недавно на съемках многосерийного фильма в Голландии. Там у него остались большие деньги, которые пока никак не удается оформить на вдову. К ней-то первой и обратилась Инесса: