– Чего испугался? – раздражённо спросил Сезар Брухас. – Мой брат с четырнадцати лет занимался дайвингом и никогда не боялся.

– Может, он что-то увидел…

– Что именно? В этих водах нет ничего, кроме груперов, трески, мурен и, может, осьминога. Я знаю эти места.

– А акулы?

– Здесь не было акул, насколько я знаю. И он их тоже не боялся – в прошлом году поймал восемь в Карибском море.

– Ладно… – судмедэксперт попытался прервать бессмысленный разговор, не обращаясь ни к кому конкретно, чтобы никого не обидеть, и добавил: – Уверен, что причиной трагедии был не страх. Поэтому лучше оставить меня работать и позволить сделать свои выводы. К сожалению, если я не найду ответов, никто другой их не найдёт.

На улице, когда Сезар собирался сесть в такси, стоявшее у входа в морг, человек с пластмассовой сигаретой мягко коснулся его руки и сказал примирительным тоном:

– Простите, что побеспокоил вас, но этот человек и его манера работать меня раздражают… – Он цокнул языком и с сожалением добавил: – Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, и хотел бы вам помочь, но, увы, в такой трагедии мало что можно сделать.

– Ничего, поверьте, – ответил Сезар с болью. – Когда теряешь брата в двадцать три года, ничего уже нельзя сделать. Разве что проклинать.

– У вас есть ещё братья?

– Нет.

– А родители уже знают?

– Они умерли.

– Боже мой…

– Инспектор! – агрессивно ответил Сезар Брухас. – Не говорите мне в такой момент, пожалуйста!

Он сел в такси, захлопнул дверь и даже не взглянул на растерянного полицейского, который застыл как статуя под палящим полуденным солнцем.

Сезар не вспоминал о нём весь долгий путь до квартиры брата. Он не мог думать ни о чём, кроме того, что его жизнь лишилась смысла, ведь тот, кто наполнял её, ради кого он столько лет боролся, теперь лежал на холодном мраморном столе, беспомощный перед всем, что хотел сделать с ним этот потный, отвратительный человечек, для которого люди были всего лишь кусками мяса или внутренностей, чтобы выбросить их в мусорное ведро.

Сквозь зеркало водитель наблюдал за его слезами.

Сезар даже не пытался их скрыть или вытереть.

Боль внутри не ослабевала, но слёзы заглушали ярость и бессилие, охватившие его душу, а также смутное чувство вины, которое пробивалось наружу, хотя он знал, что не несёт ответственности за случившееся.

Сезар знал, что именно он открыл брату удивительный мир дайвинга. Он научил его любить эту непередаваемую свободу – чувство полёта над коралловым дном, наблюдая за жизнью рыб. Он поделился с ним всеми своими знаниями, которые накопил за долгие годы, и вложил в него строгую дисциплину: уважать правила декомпрессии, не превышать предельную глубину и никогда не входить в подводные пещеры.

Он научил брата всему, что знал сам. И только тогда, когда убедился, что тот стал рассудительным и опытным дайвером, позволил ему исследовать красоты подводного мира самостоятельно.

Но теперь его брат был мёртв.

Почему?

Почему, если в баллонах ещё оставалось почти половина воздуха, а регулятор работал исправно? Что вынудило его использовать аварийное устройство? Почему он так стремительно поднимался на поверхность? И почему он уже был мёртв, когда достиг её?

Сезар не раз сталкивался с трагедиями на воде, но каждая из них имела конкретные объяснения, чаще всего связанные с неосторожностью жертвы. Теперь же всё казалось странным и необъяснимым.

Через полчаса, оказавшись в спальне, где Мириам всё ещё находилась под действием транквилизаторов, Сезар решил, что пришло время заставить её собраться с силами и встретиться лицом к лицу с тяжёлой ситуацией, которая становилась всё невыносимее.

– Что случилось? – снова спросил он, понимая, что она вряд ли сможет сознательно дать ясный ответ. – Сколько времени прошло с момента, как ты его оставила, до того, как обнаружила тело?

– Не знаю, я же говорила, – ответила Мириам, её голос был слабым. Казалось, за последние два дня она постарела на десять лет. – Я заснула, но прошло не больше двух часов.

– Сколько времени он был под водой, когда ты поднялась?

– Примерно пятнадцать минут.

– На сорока метрах?

– Примерно так.

– Баллоны были полны?

– Думаю, да…

Сезар начал быстро прикидывать в уме возможный расход воздуха:

– Он всегда экономил воздух… Я учил его дышать ровно, так что на этой глубине у него могло оставаться почти двадцать минут.

– Не столько, – возразила Мириам, и было видно, как тяжело ей признать это. – Мы занимались любовью на глубине. Это увеличивает расход.

– Вы занимались любовью под водой? – удивился Сезар. – На сорока метрах?

– Не впервые… Ты же знаешь.

– Да, знаю, – признал он нехотя. – Он мне говорил. Но я всегда думал, что вы делали это на десяти или двенадцати метрах, не на сорока.

– На сорока это гораздо более захватывающе.

– Представляю, – пробормотал Сезар, затем сделал паузу, выглянул в окно и посмотрел на спокойное море, которое на вид не таило никакой угрозы. – Возможно, это и захватывающе, но и намного опаснее. Как он себя чувствовал, когда ты оставила его?

– Как обычно. – Она пожала плечами. – Он смеялся, показывая, как рыбы жадно подплывают к нашим остаткам, что плавали вокруг нас, а потом пошёл фотографировать группера, прячущегося в пещере.

– Большой?

– Килограммов шесть или семь. Может, больше.

Как всегда. Он пожал плечами. Улыбнулся, наблюдая, как рыбы подплывают, чтобы съесть то, что плавало на поверхности, а потом снова стал фотографировать группера, укрывшегося в расщелине.

– Очень крупный?

– Шесть или семь килограммов. Может, больше.

– Мне хотелось бы увидеть эти снимки, – сказал он. – Где камера?

Девушка задумалась на несколько секунд, попыталась вспомнить, но, наконец, призналась в своем незнании:

– Понятия не имею. Думаю, я больше её не видела.

– Она могла остаться на дне?

– Возможно.

– Пойдем её искать.

– Я не хочу туда возвращаться, – запротестовала Мириам Коллингвуд, впервые покинувшая кровать, чтобы присоединиться к нему у широкого окна и также посмотреть на спокойную морскую гладь. – Единственное, чего я хочу, – это вернуться в Лондон и никогда больше не погружаться в воду.

– Тебе не придется это делать, – сказал он. – Достаточно будет, если ты укажешь мне точное место, где вы находились.

– А если с тобой что-то случится?

– Что! может случиться? – раздраженно ответил он. – Это был несчастный случай, глупая случайность, которая случается раз на миллион. Хотя лучше никому не рассказывать, что вы занимались любовью там, на дне…

Она снова вернулась к кровати, налила себе большой стакан воды, выпила его с удивительным рвением, а потом, держа стакан в руках, тихо сказала: