Я игнорирую его замечания. Он пытается сбить меня с толку, настроить против себя. Зеркало в холле, должно быть, было обмануто вампирской магией. В конце концов, его волосы стали серебристо-белыми, а не жирными и слипшимися, как сейчас.

— Заставлять меня служить тебе — это не доброта, — говорю я.

— Ты будешь служить мне только в одной области.

Как бы то ни было, я не уверена, что хочу это знать. Но я все равно спрашиваю:

— И в чем же?

Он сравнивает свои глаза с моими.

— Помоги мне снять проклятие. Сделай это, и я освобожу тебя.

Проклятие? Я никогда не слышала ничего о проклятиях.

— Придумывание проклятия — довольно изощренный способ убедить меня в своей правоте.

Он насмехается.

— Я удивлен, что ты еще не знаешь. — Он наклонился, глядя на меня сверху вниз. — Я говорю о том же проклятии, которое наложили на нас ваши охотники и которое веками мучило мой народ.

— И ты думаешь, что я могу снять древнее проклятие? — Я решаю подыграть его иллюзиям. Он держит меня в живых, потому что думает, что я могу быть ему полезна. Но если бы охотники действительно обладали способностью наложить проклятие на вампиров, они бы уже давно сделали это, причем с недугом, гораздо более страшным, чем то, что, по его мнению, его беспокоит.

— В глубине этого замка есть дверь, которую могут открыть только человеческие руки. Мне нужно, чтобы ты провела меня внутрь, ибо там находится анкер проклятия.

— Очень хорошо. — Я продолжаю делать вид, что понимаю, о чем он говорит. Почему анкер проклятия должен находиться в замке вампира за дверью, которая открывается только человеческими руками? Как он мог подумать, что после всего, что он сделал с моим народом, я стану ему помогать? У меня нет ответов, но если я позволю этой уловке продолжаться достаточно долго, то, возможно, найду способ убить его или освободиться самой.

— Очень хорошо? — повторил он. — Ты поможешь мне? — Он осторожен и насторожен. Возможно, мне следовало проявить больше невежества. Возможно, мне следовало бы больше колебаться. Я не создана для этого и нахожусь за пределами моих возможностей.

Дрю знает, что делать, сетует мой разум. Дрю... Даже не думай об этом.

— Я очень люблю дышать, и если помощь тебе — единственный способ продолжать это делать, то считай меня своим новым помощником. — Отчасти это правда. Отчасти храброе лицо. Я знала, что я мертва с того момента, как он меня забрал с собой.

— Ты думаете, я поверю тебе на слово? — Он слегка наклоняет подбородок, чтобы лучше посмотреть мне в глаза. Его взгляд затенен, два сверкающих глаза, устремленные в ночное небо. Расслабленный, вне боя, он смотрит на меня глазами гораздо более молодого человека; они даже поражают. Но они болезненно выделяются на его древнем лице. Это глаза мужчины в расцвете сил, исполненного мужественности, запертого в теле ходячего трупа. Я не могу отвести взгляд.

— Ты, должно быть, хочешь этого, иначе не разговаривал бы со мной сейчас. — Я говорю, преодолевая комок в горле.

— Я хочу многого, чего у меня нет, — торжественно произносит он. Слова тяжелы, как камни, опускающиеся на дно колодца, и отдаются тоскливым эхом. — Но я не могу позволить желаниям затуманить мой рассудок, когда судьба моего народа висит на волоске.

— Тогда что ты будешь делать со мной? Если ты не можешь мне доверять, то какой смысл во всем этом?

— Это то, что я обсуждал, пока ты дремала и лечилась. И мне кажется, что я нашел — - так сказать, решил одну проблему с помощью другой. Я не знаю, могу ли я доверять тебе. Скорее, я знаю, что не могу тебе доверять.

Это чувство взаимно.

— И мы возвращаемся к проблеме, что ты тоже умираешь. — Он делает паузу и ненадолго задумывается над своими дальнейшими словами. — Как много ты знаешь о Фэйде?

По правде говоря, очень мало. Фэйд существует в мифах и легендах Деревни Охотников. Он такой же древний, как и крепость, и еще более загадочный. Дрю рассказывал мне истории о нем, но каждая из них казалась более невероятной, чем предыдущая.

— Я знаю, что он берет свое начало от первого охотника — это защита, чтобы не дать вашему роду захватить мой мир. — Может быть, это и есть то «проклятие», о котором он говорит? Если это так, то он никак не может предположить, что я помогу ему снять его.

Он фыркнул и сложил руки за спиной. Лорд вампиров поворачивается и идет к окну.

— Очевидно, ты ничего не знаешь.

— Я знаю достаточно.

— Фэйд не имеет никакого отношения к нашим разборкам, — говорит он.

— Тогда что это такое?

Он пристально смотрит на меня. Похоже, я умею выводить из себя лорда вампиров. Замечательный талант. Поэтому я еще больше удивляюсь, когда он отвечает.

— Чуть более трех тысяч лет назад произошла великая магическая война. Люди оказались втянуты в войну, не в силах противостоять таким существам, как вампиры. Король Эльфов заключил договор с Человеческим Королем. Взяв невесту, он разорвал мир на две части с помощью заклинания Фэйда. С одной стороны жили люди в том мире, который мы называем Миром Природы. С другой стороны, в Мидскейпе, жили остальные.

Эльфы. Остальные? Нет... здесь всегда были только люди и вампиры. Нет... больше. Голова болит, и не только от ран.

— Вскоре после раскола мира было наложено проклятие. — Его голос становится острым, как серп. — И с тех пор мы ослаблены им. — Руки Рувана — лорда вампиров — сжались за его спиной. Трудно представить, что вампиры, с которыми мы столкнулись, ослабли. — Но из всего этого ты должна понять, что люди не созданы для Мидскейпа. Только Человеческая Королева может жить в этом мире. Все остальные люди из Мира Природы чахнут и умирают. Именно эта смерть преследует тебя сейчас. Вот почему наше исцеление в лучшем случае притуплено. Мы можем минимально замедлить его прогресс, но мы не можем остановить твое увядание.

Он может лгать, чтобы довести меня до отчаяния. Я снова уставилась на свои руки.

Я сжимаю пальцы в кулак. Я все еще чувствую неестественную боль, которая была с момента моего пробуждения. Истощение в моем теле глубже, чем мышцы, глубже, чем скелет. Я знаю, что такое травмы и боль. Может, я и не охотник, но на мою долю выпали все тяготы и потери. Я жила в кузнице, пережила все ожоги, царапины, синяки и переломы. Я знаю, как я должна лечиться, и это не то.

Я все еще понимаю, что он может лгать, чтобы довести меня до отчаяния. Но я не могу избавиться от ощущения, что мое тело... другое. Боль и не проходящая усталость.

— Сколько у меня времени? — спрашиваю я наконец. Я все еще не уверена, что полностью верю ему, но все это было бы довольно долгой и затянувшейся уловкой, чтобы быть полной ложью. Если бы ему нужна была только моя кровь, он мог бы ее уже получить. А еще у меня болит все тело.

Это еще не все, должно быть.

— Неделя, максимум две. — Он снова смотрит мне в глаза. Его взгляд переходит с моей головы на одеяло и на мои ноги. — Но через несколько дней ты не сможешь даже поднять голову. Через несколько дней ты потеряешь способность жевать и глотать. Ты еще сможешь дышать, но уже будешь мертва задолго до того, как твои глаза закроются в последний раз.

— Тогда пойдемте сейчас откроем твою дверь. — Я слишком долго отсутствовала в деревне. Я должна вернуться домой, даже если мне придется возвращаться с позором. Мысль о том, что Мать будет искать меня, заставляет грудь заныть от новой боли. Думает ли она, что потеряла обоих своих детей во время охоты на Кровавую Луну?

Он снова смеется, глубоко и звонко. Звук напоминает мне вкус лимона. Горький и резкий... но не совсем неприятный, если у вас есть к нему склонность.

— Если бы все было так просто. Да, нам придется двигаться быстро. Но мы ни за что не сможем за неделю сделать то, что лорды вампиров до меня пытались сделать веками. Дверь находится глубоко в старом замке, и добраться до нее в лучшем случае сложно, в худшем — смертельно опасно. Невозможно, чтобы ты совершила это путешествие, ведь твое состояние все время ухудшается.