— Натаниэль.

Он снова встретился с ней взглядом, выражение его лица было суровым. Затем он сказал:

— Будь проклят этот дом. — и поцеловал ее.

Его рот был потрясающе горячим на холоде. Мысли Элизабет разлетелись вдребезги, как разбитый стакан. Она подняла руки, чтобы зарыться в его волосы, и только потом обнаружила, что безуспешно гладит его по голове своими варежками. Он смеялся ей в рот, а она срывала их и бросала одну за другой, не заботясь о том, куда они приземлятся. Когда она мстительно вцепилась пальцами в его волосы, он удвоил силу своего поцелуя. Она отскочила на несколько дюймов назад на своих коньках, подталкиваемая его весом.

Хотя она понимала, что это нелепо, ей казалось, что поцелуй — это нечто, что они открыли для себя, — чудесный секрет, который знают только они и изобретают по ходу дела. Его пальцы в перчатках шарили по пуговицам ее пальто (она с трепетом осознала, что не может воспользоваться магией), а затем его руки скользнули внутрь, поднимаясь по ее талии. Ощущение его перчаток на ночной рубашке было удивительно провокационным еще до того, как он опустил рот на ее обнаженную шею, пышущую жаром, перемежающимся с редким скрежетом зубов.

— Я забыл упомянуть, как ты потрясающе привлекательна, — сказал он. — Не смейся. Это правда. Ты храбрая, сильная, неудержимая сила добра, чем я восхищаюсь, хотя это очень неудобно для меня лично, и ты сводишь меня с ума от вожделения, особенно когда топаешь в этом огромном доспехе.

Сквозь дымку ощущений пришло понимание.

— Я и не знала, что ты находишь подобные вещи такими возбуждающими.

Он застонал, уткнувшись лицом в ее шею.

— Я могла бы надеть их в следующий раз, — продолжила она, озорно сверкнув глазами. — Ты знаешь, как надеть их на меня.

— Элизабет. — Его дыхание обжигало ее кожу. — Прекрати. Ты меня убьешь.

— Жаль, что мы не сохранили для тебя ни одного платья Тети Клотильды.

Они прижимались друг к другу, тряслись от смеха, скользили по льду и делали безуспешные попытки возобновить поцелуй, когда это случилось — ощущение было похоже на сильный порыв ветра, пронесшийся по саду, только ее волосы не шевелились, как и кусты или ветви деревьев.

У нее перехватило дыхание.

— Что это было?

Выражение лица Натаниэля прояснилось. Он прижал руку к груди, чтобы убедиться, что сердце еще бьется.

— Я не совсем уверен. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Это было похоже на магию, но… странную. Более древнюю.

Он посмотрел мимо нее, и она проследила за его взглядом. Сначала она ничего не увидела, но потом поняла, что в этом и заключается разница: ничего. Огни Брассбриджа уверенно светились вдали. Клубящееся облако обломков поместья исчезло.

— Договор Влюбленных, — прошептала она. — Натаниэль, это было на самом деле.

Он посмотрел на их коньки.

— Мы выполнили третье задание, — пробормотал он, словно не в силах поверить в это.

Она коснулась его лица, возвращая его взгляд к своему. Его глаза упали на ее губы. Ее охватил головокружительный прилив предвкушения, ощущение безграничных возможностей, словно внутри нее распахнулись двери, открывая неизведанные комнаты и коридоры, о существовании которых она и не подозревала, и которые ждали, чтобы их исследовали. Затем она моргнула и нахмурилась.

— Натаниэль, — сказала она с внезапной поспешностью.

— Какой сегодня день?

Он открыл было рот, чтобы ответить, но остановился. Они в ужасе смотрели друг на друга. Прошло десять дней, и завтра должен был состояться Средиземный Бал.

ДЕВЯТЬ

ПЕРВЫМ ДЕЛОМ НАТАНИЭЛЬ поспешно нарастил внешнюю изгородь в три раза выше обычного, отгородив усадьбу от посторонних глаз, пока на улице не собрались репортеры, и не слишком скоро: к тому времени, когда Элизабет, озорничая, собрала свои варежки, горизонт уже окрасился в водянистый оттенок рассвета.

Сайлас ждал их в бальном зале, явно потратив время на подготовку на открытом воздухе. Он сразу же увлек Элизабет за собой, помогая ей одеться и уложить волосы с утроенной скоростью, а затем вложил ей в руку карточку портнихи: «Леди Тримейн», гласила надпись на серебряной фольге с выбитым внизу адресом, и приложил к ней страницу с инструкциями для швей, написанными на кремовом канцелярском листе его старинной рукой.

— Я считаю это жульничеством, — заметил он, ведя ее через проход для слуг к карете, притаившейся снаружи, — но, боюсь, нас загнали в угол. Будет очень обидно, если вас увидят в том же платье, в котором вы были на обеде у Леди Киклайтер.

Она не понимала, что он имел в виду, говоря об обмане, пока не добралась до магазина, заехав за Катрин из Королевской библиотеки для моральной поддержки. Выйдя из кареты, она оказалась перед черно-серебристой витриной магазина, в сверкающих окнах которого красовались шляпки, платья и кружевные перчатки, левитирующие в воздухе. На тротуаре толпились модно одетые молодые женщины, взволнованно указывая друг другу и прикрывая глаза, чтобы заглянуть внутрь.

Это был не просто магазин платьев, это был волшебный магазин платьев. Не в силах изгнать из памяти воспоминания о разъяренной Тетушке Клотильде, Элизабет почувствовала, что рука так и тянется к помпону Демоноубийцы. Но интерьер магазина оказался совершенно нестрашным: он был оформлен как своего рода салон, с пухлыми бархатными креслами, обитыми бархатом цвета примулы, и букетами тепличных цветов, украшавшими столы. Она не успела сделать ни одного замечания, потому что, как только колокольчик на двери приветственно звякнул, швеи налетели на нее и Катрин, как воробьи на россыпь крошек.

Как только инструкции Сайласа были изготовлены и прочитаны, их быстро препроводили в отдельный салон за занавеской. Следующие тридцать с лишним минут прошли в вихре замеров и подгонок, которые с безупречной точностью проводила сама Леди Тримейн, красивая женщина с яркими рыжими волосами, перехваченными сеткой жемчуга. Элизабет потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к заколдованным измерительным лентам, которые сами по себе порхали в воздухе — работа колдуна, пояснила Леди Тримейн, который снабжал чарами многие магазины на Переулок Лейсбрик⁵. Катрин удалось поймать один из них в свой саквояж, когда никто не смотрел, и, несомненно, тайком переправить домой для дальнейшего изучения.

После недели, проведенной в Поместье Торн, шум, цвет и суета ошеломили Элизабет. Она почувствовала облегчение, когда швеи, болтая, наконец скрылись в своей мастерской, чтобы заняться переделками, а она осталась ждать, поедая десерты с миниатюрных пирожных со льдом и шоколадных кремов. Заглянув в дверь, Катрин обнаружила, что иголки тоже заколдованы и ныряют в ткань, словно серебряные морские свинки.

К тому времени, когда они закончили, было вынесено достаточно коробок, чтобы потребовались услуги носильщика, который чуть не споткнулся о бордюр, неся их к карете, не видя над громоздящейся горой упаковок с лентами. Встревоженная, Элизабет задумалась, что именно Сайлас записал в своих инструкциях.

Было еще достаточно рано, чтобы, оставив Катрин в библиотеке, она могла быстро выполнить поручение. Выйдя из здания, расположенного в театральном квартале, она почувствовала, что вспотела под пальто.

На Брассбридж опустилось не по сезону тепло. По дороге домой она проезжала мимо играющих на улицах детей, прогуливающихся парочек с обращенными к небу лицами, проветривающих белье на балконах под солнцем. В воздухе витала мягкая, мечтательная атмосфера ранней весны. Казалось, никто никуда не спешит, даже извозчики не бросаются на тротуар в борьбе за проезд, а наклоняют друг к другу шляпы.

Когда она вернулась в поместье, избегая парада карет, выстроившихся на улице за толпой репортеров, пытавшихся заглянуть через живую изгородь, то обнаружила, что окна распахнуты настежь, а полы сверкают. Струящиеся призмы солнечного света, казалось, снимали лишний слой пыли с каждой поверхности, оставляя воздух чистым и светящимся, как хрусталь. Судя по аппетитным ароматам пара, доносившимся из кухни, Сайлас был занят на работе, и, помогши измученному извозчику отнести посылки через проход для слуг, она отправилась в поисках Натаниэля и Мёрси мимо развевающихся занавесей поместья.