— Спасибо, Мёрси. Господин Торн и Госпожа Скривнер покинут нас, но мне нужна компания. Если вы соблаговолите принести поднос в гостиную, я присоединюсь к вам через минуту.

Зная, что даже самая кропотливая работа Мёрси над чаем вряд ли удовлетворит невозможные стандарты Сайласа, несмотря на то что он не сможет почувствовать его вкус, Элизабет благодарно положила руку ему на плечо.

Он не обратил внимания на это прикосновение, его взгляд был устремлен в пустой зал.

— Я верю, что справлюсь, — пробормотал он почти неслышно, словно пытаясь убедить самого себя.

Они спустились по лестнице через бальный зал, где пара стеклянных двойных дверей — вчера вечером они были окнами, она была уверена — выходила на широкую каменную террасу. Здесь они подождали, пока Сайлас принесет им пальто. Укутавшись в теплый накидке на меховой подкладке, Элизабет подошла к стеклу и прижалась к нему носом. Она узнала фонтан, хотя теперь он был в три раза больше прежнего, скульптуру одинокой русалки, дополненную резными нимфами и скачущими лошадьми, запертыми в ледяных каскадах. Ей стало интересно, как все это выглядит с улицы — остается ли двор прежним для прохожих или же он неожиданно увеличился в размерах, потеснив соседние дома по обе стороны.

Она размышляла над этим, когда увидела, как отражение Натаниэля в окне приостановилось и повернулось к Сайласу с серьезным выражением лица. Он выглядел необычайно собранным, без последствий ночного кошмара, если не считать затянувшейся бледности, высокий и внушительный в своем темном шерстяном пальто.

Почувствовав, что наступил момент уединения, она быстро вернулась к изучению сада, но его слова все же разнеслись по гулкому бальному залу:

— Я сожалею о том, что сказал раньше.

— Вы сказали только правду, — ответил Сайлас, его шепчущий голос был едва слышен.

— И все же. Ты действовал по приказу моего отца.

Сайлас бросил на Натаниэля ничего не выражающий взгляд. Затем он потянулся к воротнику пальто и аккуратно застегнул его, чтобы не замерзнуть.

— Я мало что могу сделать, служа Поместью Торн. К счастью для этого мира, вы оказались лучше своего отца.

От холода, исходившего от стекла, у Элизабет перехватило дыхание. Ее охватило двойное видение: вместо того чтобы возиться с плащом Натаниэля, над ним стоял Сайлас, держа в руках корону. Она моргнула, и изображение исчезло. Натаниэль стоял рядом с ней и поворачивал засов на двери.

Снежинки пронеслись мимо них, засасывая внутрь тепло. Морозный воздух ударил в нос и щеки, и первый вдох был холодным. Когда за ними закрылась дверь, она потянулась к руке Натаниэля. Его пальцы в перчатках сомкнулись вокруг ее варежки.

Ветреная тишина поглотила обычные ночные звуки города. После того как вдали послышался приглушенный стук колес ночного такси, наступила глубокая тишина. Они на мгновение замолчали, любуясь видом, открывающимся с террасы. Ей показалось, что она попала в один из угольных рисунков Сайласа — тайный мир белого снега и черных ветвей, светящихся в ночи. Ей стало интересно, что видит Натаниэль рядом с ней — вспоминает ли он, как выглядели сады в полном цвету, наполненные жизнью и красками. Затем они направились к ступеням, ведущим в лабиринт, и снег захрустел под их сапогами. Темные живые изгороди манили к себе, перемежаясь с мраморными статуями, заросшими лианами.

— Как все это сочетается? — спросила она, ее дыхание вырывалось из темноты. — Это отдельное измерение, как мастерская Прендергаста?

— Нет, поэтому оно и незаконно. — Он усмехнулся ей из-за поднятого воротника. — Магическое воздействие на несколько спален — это одно, но мне сказали, что колдовство, используемое для поддержания сада, искажает реальность в близлежащих районах города.

— И они позволили вам его сохранить?

— Это как с чарами. В старых домах действуют заклинания, созданные до Реформы.

— Это выглядит довольно коррупционно, — заметила Элизабет.

В глазах Натаниэля сверкнуло веселье.

— Мы можем вернуться в дом, если хочешь.

— Нет! — пролепетала она, крепче сжимая его руку. Смутившись, она попыталась принять строгое выражение лица. — Ущерб уже нанесен. Полагаю, Духовенство знает об этом?

— Естественно. У директора Мариуса был такой вид, будто он сосет лимон, каждый раз, когда кто-нибудь упоминал об отстающих часах на Лестничной Авеню.

— Тогда мы можем наслаждаться этим, раз уж оно уже здесь.

— Должен признаться, я потрясен. — Он поднял брови. — Я развращаю вас, Элизабет Скривнер?

Она уже собиралась ткнуть его в бок, когда он жестом попросил тишины. Поймав ее взгляд, он отпустил ее руку и указал на дом. Из-за поворота впереди за ними наблюдал топиарий с жирафом. Заметив их взгляд, он ожил и скрылся в глубине лабиринта. Мгновение спустя вдали показалась горстка других лиственных голов; затем и они, подтвердив известие о прибытии Элизабет, поспешили скрыться.

— Так вот где они живут, — сказала она, подавляя чувство вины. Они напали первыми, напомнила она себе.

Натаниэль смотрел на нее с восхищением.

— А откуда, по-твоему, они взялись?

— Когда ты вырос в библиотеке с говорящими книгами в качестве друзей, есть вещи, в которых ты не задумываешься.

Его смех прорезал воздух и тут же угас. Они свернули за угол и наткнулись на заснеженную скамейку под безлистной беседкой. На ней покоилась одинокая белая роза, лепестки которой блестели от инея. Натаниэль остановился.

— Это было любимое место моей матери в саду. Я почти забыл. — Он подошел ближе и поднял розу со снега.

Элизабет предположила, что кто-то мог оставить ее здесь до того, как сад исчез, и она волшебным образом сохранилась на долгие годы, но это казалось маловероятным. Она вспомнила, как Сайлас стоял в фойе, окруженный запахом зимнего воздуха, и подумала, что этому есть гораздо более простое объяснение.

— Я бы хотела быть с ней знакома, — тихо сказала она.

— Вы бы поладили. Она читала нам с Максом из книги сказок. Гримуар — отец подарил его ей накануне их свадьбы. — Недовольная улыбка искривила его рот. — Потому что их любовь была похожа на сказку, сказал он.

Полное Собрание Сказок Астемира, подумала она, и по ее телу пробежал холодок. Посвящение было написано Алистером Шарлотте. Неудивительно, что гримуар был пропитан таким чувством меланхолии.

— Что случилось? — спросила она. — Сайлас сказал мне, что они погибли в результате несчастного случая.

Он покачал головой, но не в знак несогласия.

— Они пошли смотреть гонки на лодках по реке. Пирс был старый — слишком много зрителей. Он рухнул под их тяжестью. Почти дюжина человек утонула. — Он повертел розу в пальцах в перчатке, выражение его лица было отрешенным. — Эта история была на слуху у всех газет в течение нескольких недель. Выдвигались десятки теорий — что это был саботаж, покушение. Никто не мог поверить, что жена и сын магистра погибли в результате простого несчастного случая.

— Репортеры, — сказала она, и сердце ее забилось в болезненном ритме. — Я и не подозревала. — Его неприязнь к прессе всегда казалась шуткой.

— Они пытались загнать меня в угол на похоронах. В тот день я должен был быть с мамой и Максом на пирсе, но мне стало нехорошо, и в последнюю минуту я остался дома в постели. Я помню один заголовок — Наследие Торна спасено насморком».

Ее рука сжалась в кулак.

— Это ужасно. Где был… — Она запнулась. — Где был твой отец? — Вместо этого она собиралась сказать «Сайлас».

— Уехал по делам магистра, что еще больше усугубило ситуацию. Я спустился вниз, услышав крики, но экономка не стала рассказывать мне новости — никто не говорил мне, что случилось, пока не вернулся отец. А потом он был так убит горем, что не мог заставить себя поговорить со мной. В конце концов именно Сайлас усадил меня и все объяснил.

Элизабет легко представила себе эту сцену: молодой, потрясенный, бледный Натаниэль сидит напротив Сайласа в гостиной — эпицентр неземного спокойствия в доме, охваченном хаосом…