Слова Энслин становятся знаменитыми, мгновенно разнесясь среди десятков тысяч людей. С тех пор они цитировались и цитируются тысячи раз. Словосочетание «поколение Освенцима» становится устойчивым в левой литературе. Да и не только левой, оно входит в речь. Ровно через треть века Гюнтер Грасс использует его, не ссылаясь на Энслин, характеризуя своё поколение.

В ту ночь Энслин, возможно, как оратор сравнялась с Майнхоф.

3 июня, Западный Берлин. Свободный университет временно закрыт. По чрезвычайному закону, оглашённому по радио, запрещены любые сборы, демонстрации, вывешивание плакатов и транспарантов.

Бургомистр Альбертц выступает с заявлением, что «…терпению города настал конец. Демонстранты не только оскорбили государственного гостя, но и убили одного и ранили десятки человек». Т. е. следует тактике журналистов, публикующих фотографии раненых демонстрантов как «новых жертв левого терроризма».

Ок. 600 студентов с чёрными флагами и чёрными траурными повязками на головах пробиваются к площади возле городской ратуши. Полиция оцепляет демонстрантов и оттесняет на соседние улицы, где одних арестовывают, других разгоняют.

Студент-искусствовед Петер Хоман придумывает изобретательную шутку в обход запрета на демонстрации. 8 человек наряжены в белые рубашки с буквой спереди и буквой сзади. Если они повернутся передом, получается А-L-B-E-R-T-Z-! имя бургомистра, если задом (кроме первого с шестым): A-B-T-R-E-T-E-N, «уходи в отставку». Восклицательный знак – на майке Энслин.

4 июня, Западный Берлин. Фотографии этой акции появляются во всех западногерманских газетах. Несмотря на изобретательность Хомана, все восьмеро арестованы.

Студенческий комитет Свободного университета создаёт «самостоятельную следственную комиссию по расследованию инцидента, приведшего к гибели демонстранта, а также противоправных действий полиции 2 июня 1967 года». Возглавляет комиссию Хорст Малер.

Начало июня, Западный Берлин. Десятки студенческих активистов собирают показания, опрашивая прохожих и жителей близлежащих от места побоища домов. Посещают судебные заседания, протоколируя реакцию представителей юстиции и специальной парламентской комиссии. Собрано более 600 фотографий, 650 письменных показаний, километры кино- и аудиоплёнки. Изучены уставы и служебные инструкции правоохранительных органов.

Опять приходится вспомнить слова Майнхоф: им ещё «не стало ясно, что ни “свобода, равенство, братство”, ни права человека, ни Устав ООН не составляют содержания этой демократии…». Что полиция состоит из маленьких шахов, молодёжь поняла, но ей ещё трудно поверить, что в правительстве тоже сидят шахи.

9 июня, Западный Берлин, Ганновер. Похороны Бенно Онезорга. Траурный кортеж из 200 с лишним машин сопровождает гроб в Ганновер. На похоронах более 10 000 человек, большей частью студентов.

Июнь, ФРГ. Демонстрации протеста, с участием более 100 000 студентов, прокатываются по Бонну, Западному Берлину, Франкфурту-на-Майне, Мюнхену, Хайдельбергу, Марбургу, Майнцу и Тюбингену. В первые же дни выступлений в штаб-квартиру студентов поступает более 500 писем поддержки. Идут траурные митинги в университетах, кампусах, коммунах, отелях и церквах.

На одном из митингов лидер студенческого комитета Кристофер Эмман заявляет: «Как поход Гитлера в Испанию стал испытанием его военной машины, так визит шаха послужил органам исполнительной власти удобным случаем для испытания спецмероприятий в условиях чрезвычайного положения…». Хорст Малер: «Не стоит говорить об эскалации студенческих протестных форм. Стоит допустить возможность того, что эта эскалация исходит со стороны властей. Я хочу сказать, что события 2 июня в Берлине отчётливо об этом свидетельствуют. Я считаю – я хочу высказаться здесь, что полиция Западного Берлина допустила в этом деле большую стратегическую ошибку. Полиция не осознала, что вокруг этого события соберётся вся пресса, все репортёры. В их распоряжении достаточно материалов, чтобы точно, по минутам воссоздать произошедшее, со всей возможной педантичностью».

«Убийство Бенно и реакция властей на него уничтожили наши последние иллюзии об этой системе», скажет позже активист левого движения Вилли Веспер. «Фактически политизация началась не раньше, чем выстрел в Бенно Онезорга 2 июня 1967 года. У нас было ощущение, что расстреляли всех нас», напишет в 1995‑м Ральф Райндерс, тогда ещё 19‑летний участник демонстраций против Вьетнамской войны. Гюнтер Грасс пишет о «первом политическом убийстве» в ФРГ.

Конец июля, Западный Берлин. Андреас Баадер сближается с представителями студенческого движения и внепарламентской оппозиции. Встречает Гудрун Энслин на сборе студенческих активистов.

«Они влюбляются друг в друга немедленно», пишут обычно об их встрече. Возможно.

7 августа, Западный Берлин. Баадер и Энслин проводят символическую атаку дымовыми шашками Гедехтнискирхе – мемориальной церкви кайзера Вильгельма. Всё обошлось без последствий.

13 августа, ФРГ. Принят закон «Об ограничении тайны переписки, почтовой, телеграфной и телефонной связи». Власти продолжают шагать назад к Гитлеру.

Лето, Западный Берлин. Полиция выставляет смерть Онезорга случайной, но противоречит себе: то объявляется, что оружие выстрелило случайно, то говорится, что пуля срикошетировала от земли, то говорят, что убийство заказано властями ГДР для провоцирования беспорядков. Убийца Куррас действительно был агентом Штази, Министерства госбезопасности ГДР (с 1955‑го сам предложил платные услуги информатора), это выяснится в мае 2009‑го. Но после этого убийства Штази в одностороннем порядке обрывает контакты с ним, а в ФРГ Куррас сделал впоследствии неплохую карьеру – в 1971‑м назначен главным инспектором полиции, проработал до отставки в 1987‑м, в 60 лет.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.