Как это всегда с нею бывало, его слова ободрили её и дали ей надежду и опору.

— Но ведь… в нём правда было что-то хорошее? Мне не казалось, нет? — растеряно спросила у него она, надеясь получить подтверждение, что она, во всяком случае, не придумала что-то на ровном месте, а действительно увидела в Рийаре лучшее из того, что в нём действительно было.

— Если человек — преступник, это не значит, что в нём нет ничего хорошего, — перешёл на привычный менторский тон Леон. — Рийар организовал ограбление и обманывал нас, но это никак не отменяет его ума, изобретательности, заботы по отношению к людям, за которых он принял ответственность. В нём, разумеется, есть хорошее, — уверенно заключил он, хотя каждое доброе слово о предавшем его брате жгло его сердце стыдом и болью.

Но это были его стыд и боль — и они никак не касались Илии — и он не собирался её ими отравлять.

От его слов Илии полегчало. Дело, видимо, было не в том, что она совсем-совсем обманулась в Рийаре — дело было в том, что она не догадалась, что увиденные ею в нём хорошие черты не означают, что он весь положительно хорош!

— Я бы даже сказал, — скрепя сердце, заставил себя признать Леон, — что он совсем не так плох, как кажется тебе сейчас. В конце концов, — отметил он, — у него действительно более, чем у кого бы то ни было, хватало причин страстно желать получить этот артефакт.

Илия вздрогнула. Она совсем забыла! Ну конечно! Этот артефакт должен же был гасить откаты! Конечно, конечно он был очень нужен Рийару! Она же сама, сама, записала в свои подозреваемые абстрактных «людей, которые часто ловят откаты»!

— Спасибо, — смущённо поблагодарила она и подняла на него заплаканные глаза. — Ты, как всегда, вселяешь в меня мужество!

Он уже было открыл рот, но она, догадавшись, что он собирается сказать, возмущённо перебила:

— И только попробуй заявить, что просто хорошо делаешь свою работу!

Леон выразительно поднял брови: а что, разве он не хорошо справляется со своей работой?

— Ты делаешь для меня гораздо больше, чем просто наставник! — проникновенно заявила она, и тут же, раскрасневшись от смущения, уткнулась в него обратно, чтобы не смотреть ему в глаза, которые слишком откровенно теперь говорили ей о его любви.

Это, впрочем, ей не помогло: пусть она и не видела теперь его глаз — она чувствовала его лихорадочный взволнованный пульс, который кричал о его чувствах даже громче, чем это делал его взгляд.

— Возможно, — вопреки этому бешеному несущемуся куда-то стуку, голос его звучал ровно и почти безразлично, — мои чувства к тебе несколько… отличаются от тех, которые наставники испытывают к своим стажёрам.

Теперь уж и её сердце от волнения понеслось вскачь галопом.

— Да, определённо, — срывающимся голосом согласилась она.

Леон явно ждал не такой реакции и несколько замялся, потом отметил:

— Ну, не то чтобы я это как-то скрывал.

Он, кажется, хотел сделать какое-то объяснение; но перебудораженная Илия, нервы которой закрутились в тугой комок от всех этих почти прямых признаний, не смогла выдержать этого напряжения.

В ней было в этот момент слишком много чувств и эмоций, которые бились в её ушах напряжённым натянутым пульсом, который, казалось, сейчас пробьёт и голову, и тело изнутри — и она рванула к Леону в поисках его губ и неловко поцеловала его.

Смелое это движение, кажется, лишило её последних сил, потому что тут же она и обмякла в его руках, разве что в обморок не упав. Поцелуй получился коротеньким и неловким, и он даже не успел на него отреагировать — даже не успел толком осознать, что именно она делает.

Он замер, боясь истолковать её действия в положительном ключе и обмануться.

Она, впрочем, едва придя в себя от собственной смелости, бросила на него беглый взгляд из-под ресниц — и потянулась к нему снова.

Тут уж ошибиться было нельзя, и в этот раз её робкие губы, едва коснувшись его, были увлечены им в поцелуй уверенный и долгий.

Они оба, впрочем, так и не рискнули вернуться к разговору — но, во всяком случае, умудрились зацеловать друг друга до совершенно одуряющей звенящей пустоты в голове.

Боль каждого из них отступила в темноту подсознания и скрылась на время, даря им так необходимую теперь передышку.

Глава восьмая

— Передаёте дело? — удивилась госпожа Юлания, принимая от Леона папку.

— В связи с конфликтом интересов, — кивнул Леон, отдельно протягивая лист с только что написанным Рийаром признанием.

Госпожа Юлания внимательно прочитала; брови её горестно приподнялись.

— Сожалею, Леон, — подняла она на него взгляд, полный тёплого живого сочувствия.

Он неловко дёрнул плечом и сухо ответил:

— Мы никогда не были близки.

— Да, понимаю, — огорчённо согласилась Юлания. По лицу её пробежала тень: Рийар был гордостью боевого корпуса, и ей и самой было больно узнать, что это он организовал нападение и кражу. — Благодарю вас за службу, — отметила она успех Леона в деле расследования.

Он коротко кивнул и удалился.

В своём кабинете он замер в растерянности. Илии ещё не было — у неё на это утро была назначена встреча с архивариусом, который должен был ввести её в тонкости работы с архивом, — и без неё его кабинет стал казаться Леону пустым и безжизненным.

Он сел за свой стол, переложил пару папок — дел хватало, однако он ощущал странную пустоту теперь внутри себя, когда главное дело, которое так сложно давалось, оказалось снято с него.

Он не мог продолжать это расследование, раз преступником оказался его сводный брат — госпожа Юлания должна была передать следствие кому-то другому, и этот другой теперь будет проводить допрос, подбивать документы, описывать улики, передавать дело в суд… Леона это теперь не касалось никак.

Он был свободен от этого дела и от всех связанных с ним нюансов и тонкостей — и он был теперь полностью свободен и от Рийара тоже. Ему не нужно было ни о чём с ним говорить, никак с ним пересекаться. Рийара допросят и осудят без него, и без него отправят на остров.

И, хотя довольно часто бывали дни, когда Леон, положа руку на сердце, мог искренне заявить, что больше всего на свете он мечтает отделаться, наконец, от братца — теперь, когда это желание осуществилось, он не чувствовал ни радости, ни облегчения.

Напротив, на него опустилась странная, глубокая тоска — настолько сильная, что через неё даже не смогла пробиться мысль об Илии и об их неожиданном сближении.

В сердце его словно образовалась дыра — и даже исполнение желанной мечты не смогло эту дыру заткнуть.

«Что ж меня так мучит теперь?» — задавался болезненным вопросом Леон — и не мог найти на этот вопрос ответа.

Он не мог ведь сказать, что хоть когда-то верил в Рийара и его благоразумие — наоборот, он всегда подспудно чувствовал, что до добра все эти фокусы с магией не доведут, он всегда понимал, что Рийар идёт кривой дорожкой и однажды доиграется, он прекрасно знал, что не сможет удержать его на этой дорожке, и что рано или поздно он свалится… Да, как думал Леон — от идиотского отката по не менее идиотскому поводу. Преступления он не предполагал; но, в самом деле, даже не удивился толком. Разбойное нападение с целью похитить артефакт вполне вписывалось в его представления о Рийаре — правда, за исключением убийства…

«За исключением убийства», — поймал себя на важной мысли Леон.

Безалаберный, болезненно гордый, дерзкий Рийар — бывший, однако, верным товарищем, заботливым командиром и надёжным наставником, — не вязался с убийством. В пылу схватки — возможно. Должно быть, Рийар предполагал, что численного преимущества нападающих будет достаточно, чтобы обойтись без жертв — если бы он сам возглавлял нападение и вёл за собой свой отряд, то, очевидно, он сумел бы без жертв обойтись. Так что этот случай ещё можно было понять.

Но хладнокровно задумать убийство брата?

Леон взял бумагу и попытался реконструировать план Рийара. Нападение, сокрытие на острове… да, видимо, тогда же он планировал и отбить корабль. Нанятые им бандиты под видом строителей, да его собственный отряд и он сам — соединённых сил, пожалуй, хватило бы.