Мать Рийара вышла замуж за отца Леона, когда юношам было уже лет по пятнадцать, и очень полюбила спокойного рассудительного пасынка, который так резко контрастировал с её взбалмошным непослушным сыном.
— А больше послать некого было? — хмуро поинтересовался Леон, впрочем, придвигая к себе корзинку и запуская в неё руки: есть, в самом деле, хотелось.
Со скуки гоняя по столу писчее перо, Рийар с холодом в голосе заметил:
— О, она вдруг внезапно вспомнила, что и у её неудачного сына есть пара-тройка полезных талантов, вроде умения мгновенно перемещаться в пространстве.
Если его самого что и бесило в его жизни, так это то, что буквально все вокруг считали Леона образцом для подражания и постоянно выделяли его и приводили в пример.
И добро бы — просто все.
Обиднее всего было то, что так делала и родная мать.
— Это признание? — заинтересовался Леон, жуя свежий пирожок с крыжовником.
Рийар досадливо поморщился и в отместку выкрал себе пирожок из корзинки, дерзко пролеветировав его себе в руку.
На очередную демонстрацию бесполезной, но впечатляющей магии Леон закатил глаза. Какими бы ни были отношения Рийара с откатами — такое баловство должно было рано или поздно выйти ему боком, и Леон не мог отделаться от мысли, что должен что-то предпринять, чтобы повлиять на брата.
— Мне-то зачем пыль в глаза пускать? — с упрёком выразил своё беспокойство он.
Зло прищурившись, Рийар блеснул острым стальным взглядом и отрезал:
— Что, калеку от магии бесит даже самое банальное колдовство?
Если в сердце Леона и успела шевельнуться забота о брате и тревога о нём, то теперь они точно умерли. Слышать такую глупость было неприятно — потому что Леон мог магичить точно так же, как и любой среднестатический понтиец, просто не любил этого делать из-за рисков — ровно как и любой другой среднестатический понтиец. Это Рийар колдовал направо и налево, не думая о последствиях, и на его фоне разве что архимаг выглядел ему равным. Все остальные, в самом деле, казались рядом с ним беспомощными калеками, которые так и не научились пользоваться магией, — и Леона бесило, что он не может понять секрет брата. Если в случае с архимагом Леон ещё мог предположить, что тот, в виду своей силы и мудрости, действительно научился нивелировать откаты, то с Рийаром было очевидно, что он как-то жульничает. Но поймать его за руку было совершенно невозможно!
Ухмыльнувшись, Рийар слеветировал себе ещё один пирожок и, не прощаясь, растворился в воздухе.
Выругавшись, Леон всерьёз рассмотрел вопрос, не пройтись ли по управлению в поисках лежащего под откатом брата, перенёсшегося в ближайшее помещение чисто затем, чтобы позлить его, но, в конце концов, решил, что оно того не стоит, и вернулся к работе.
Глава девятая
Для допросов в Следственном управлении было принято использовать магию — это здорово облегчало работу. В штате находился специальный служебный маг, который колдовал себе на время возможность отличать, правду или ложь ему говорят, и, таким образом, гарантировал честные показания — если, конечно, следователь заранее готовил грамотные вопросы.
В отличие от работы мага-поисковика, которая считалась «чистенькой» и редко несла в себе фатальные откаты, работа служебного мага была куда как опаснее, и на должность эту шли в основном люди из бедных слоёв населения, готовые ради денег рисковать здоровьем и жизнью.
Нынешняя глава управления, госпожа Юлания, относилась к служебным магам с некоторой заботой, и предпочитала по возможности их беречь, поэтому Леон, получив в помощь от архимага артефакторицу, решил, что именно она и будет колдовать на допросе.
— Думаю, двух часов будет достаточно, — пояснил он для Айринии, чтобы она знала, на какой срок устанавливать себе такую способность.
Людей для допроса — тех, кому было известно о заказе на артефакт и его перевозку, — у Леона набралось немного. Это были собственно куратор эксперимента, два участвовавших в зарядке артефакта стажёра, смотритель лаборатории и отряд посланных на перевозку охранников. Со стороны управления дело было секретным, и, кроме Леона и начальницы, никто больше о заказе не знал. Были ещё люди со стороны архимага — его секретарь и начальник его охраны — но архимаг заверил, что своих уже проверил, и там чисто. У Леона не было никаких возможностей перепроверить этот вывод, поэтому он сосредоточился на своей части расследования. Он полагал, что на допрос ему хватит часа, но решил перестраховаться и взять с запасом — вдруг в деле возникнут трудности?
Айриния, сдержанно кивнув, села в кресло и сосредоточилась. Магия давалась ей не просто. Её последний откат был совершенно кошмарным по болезненности, а его долгоиграющие последствия не прошли до сих пор, и она, пожалуй, предпочла бы вообще больше никогда в жизни не колдовать. Этот страх мешал ей взять себя в руки и заняться делом: в памяти яркими вспышками мелькали болезненные воспоминания, лишая возможности здраво соображать.
В какой-то момент Айринии показалось, что у неё и вообще ничего не получится. Стиснув зубы, она напомнила себе, что ей нужно показать себя с лучшей стороны, и волевым усилием она заставила панику потихоньку отступить от её мыслей.
Сосредоточившись, она, наконец, смогла сформировать нужный ей запрос.
На секундочку сердце её кольнуло ужасом в ожидании отката; но ужас быстро сменился облегчением.
— Двое суток слепоты, — бодро отрапортовала она Леону, от души радуясь, что отделалась так легко. Губы её сами собой сложились в улыбку.
— Хорошо, не будем терять времени, — раздался спокойный голос Леона. — Сегодня я ел на завтрак яичницу, — неожиданно уведомил он, и Айриния поняла, как работает созданное ею колдовство: она совершенно чётко осознавала, что он сейчас сказал неправду.
— Вы солгали, — радостно откликнулась она, довольная, что магия не имеет каких-то дополнительных непредвиденных эффектов.
— Да, в самом деле, — согласился он, и Айриния почувствовала, что в этот раз слова были правдивы.
Магия такого рода могла бы быть весьма полезной, но её взгляд… кабы не откаты!
Между тем, Леон пригласил кого-то внутрь и приступил к первому допросу.
Айриния слегка вздрогнула, когда допрашиваемый заговорил, — она узнала куратора экспериментов по созданию артефактов. Именно под его началом она колдовала в прошлый раз, и теперь её снова чуть не накрыло паникой, и она чуть не забыла вслушиваться в его ответы, чтобы проследить, правду ли он говорит.
Куратор совершенно искренне заявлял, что не говорил, не писал, никаким образом не передавал сообщений, не давал намеренных и ненамеренных намёков, не показывал документов или предметов, могущих навести на мысль, не предоставлял к секретной информации ни прямого, ни косвенного доступа, не использовал жесты, символы, коды, метки и иные способы, могущие разгласить информацию об артефакте и его перевозке, или часть этой информации, и что-то ещё, столь же заковыристое и крючкотворное.
За куратором последовал первый стажёр, и к ряду этих вопросов Леон добавил вопросы про откат — наблюдал ли кто-то последствия этого отката, спрашивал ли о нём, мог ли догадаться по характеру отката о сути магии. Это заняло гораздо больше времени, и Айриния невольно задумалась о том, что у её коллеги был за откат — судя по всему, нечто достаточно заметное и долговременное.
Со вторым стажёром дело затянулось — отвечал он хоть и искренне, но медленно, делая большие паузы и говоря как будто с трудом, через силу. Судя по всему, он тоже ещё был под откатом.
Зато дальше дело пошло легче — и смотритель лаборатории, и входившие в отряд охранники со своим начальником отвечали бодро и солгать не пытались.
Проблема была в том, что никакой утечки информации, судя по всему, через опрошенных не произошло, — но Айриния здраво полагала, что своё дело сделала хорошо, а остальное её уже не касается.