– Эй, – тихо позвал Кир, и я подняла на него глаза. От улыбки, прилипшей к моему лицу, немного ныли скулы, но привычка была сильнее. Кир же был максимально расслаблен, будто быть в центре внимания – его привычное амплуа, а не мое.

– Да, любимый, – смеясь глазами, проворковала я. Губы парня растянулись в улыбке, демонстрирующей, что он оценил мой подход к делу.

– Ты охрененно красива, – низко произнес он, ладонью отведя за мое плечо прядь волос. Я перехватила его ладонь и прижала ее к своим губам, оставляя между его большим и указательным пальцами след от красной помады.

В глазах Кира мелькнуло удивление, и на мгновение он растерялся, но быстро взял себя в руки и за подбородок притянул к себе мое лицо. Его губы накрыли мои в мимолетном поцелуе, только этого хватило, чтобы во мне от волнения взметнулась ввысь стая голодных птиц. Я вцепилась ладонями в ткань рубашки на груди Кира, не давая ему отстраниться.

Так мимолетный поцелуй на лестнице перед толпой гостей перерос в нечто более глубокое. Когда Кир все-таки оторвался от меня, его глаза выглядели опьяненными. Он облизнул губы, перепачканные помадой, и я, усмехнувшись, отерла его нижнюю губу большим пальцем.

Казалось, все это длилось вечность. Взгляды, поцелуй, невозможность отлипнуть друг от друга. Но на самом деле мы заняли у публики лишь пару минут их внимания. Закончив поцелуй, мы с Киром, держась за руки, стали спускаться вниз.

Глаза привыкли к свету, и я смогла увидеть множество взглядов, обращенных на нас с Кириллом. Знаю, главной проблемой для присутствующих была не я, а Кир. Его последний выход в качестве члена семьи Пожарских наделал много шума. Настолько много, что никто не заметил моей трагедии.

Впрочем, для этого общества я была никем. Возможно, они видели мое лицо в рекламе, но не более того. Давид строил планы наперед и, зная, что мне уготовано, не делал меня частью своей светской жизни.

Давид.

Стоило перевести глаза на сцену, как меня прожгло насквозь ледяным взглядом. Давид стоял у изящной стеклянной стойки на сцене и сквозь толпу смотрел только на меня.

На нем был идеально пошитый белый костюм с перламутровым платочком, торчащим уголком из кармана на пиджаке. Темные волосы гелем уложены назад, щетина аккуратно подстрижена – без изъяна, как всегда.

Я выдержала его взгляд, не отражающий ни единого чувства. Ни радости, ни ненависти, ни презрения, ни удивления. Если бы ни ладонь Кира, поглаживающая мою талию, я не смогла бы сражаться с глазами Давида на равных.

Но я была не одна, и Кирилл, надменно здоровающийся с ошеломленными гостями, одним своим присутствием давал мне мощный заряд поддержки. Словно уловив, как мне тяжело удерживать на себе взгляд Давида, Кир притянул меня к себе и чмокнул в губы, чтобы я могла оправданно разорвать контакт с его братом.

– Порядок? – уточнил он, и я благодарно кивнула.

– Прошу поприветствовать моего брата и его прекрасную спутницу, – холодным тоном сообщил Давид через микрофон. Аплодировать, конечно, никто не стал, хотя Кир на всякий случай сердечно поклонился, получая удовольствие от чужого презрения.

Кир подвел меня к столику, за которым уже сидела немолодая пара. Не взирая на их неприязненные взгляды, Пожарский усадил меня за столик и поднял руку вверх, привлекая внимание своего брата.

На лице Давида на миг мелькнуло раздражение, но вскоре он вернулся к своему спокойному образу. Кир в это время уже вскочил на сцену и поравнялся со старшим братом.

Стоя рядом – брюнет в белом и блондин в черном, они создавали интересный контраст, и, если бы не одинаковые ярко-голубые глаза, было бы сложно уличить их в семейном родстве.

Давид протянул Кириллу микрофон, параллельно проговорив шепотом что-то, что предназначалось исключительно Киру. Тот усмехнулся и с легкой улыбкой на губах дал ответ. Маска идеальности на лице Давида снова дрогнула.

– Всем доброго вечера, друзья! – приятный голос Кира разнесся из колонок. Парень махнул рукой столику в другой стороне, – отец, и тебе привет! О, у тебя новая жена? Привет, красавица, развлекаешься?

Парень самодовольно ухмыльнулся. По залу побежали шепотки осуждения, и даже я, вспоминая ту роковую ночь, покачала головой. Кирилл перегибал палку.

Давид с силой сжал предплечье младшего брата, и тот, рассмеявшись, кивнул.

– Не переживайте, я занят лучшей женщиной на земле, – Кир подмигнул, глядя на меня, и все, что я смогла из себя выдавить – короткий кивок с полуулыбкой на губах. Перевести взгляд на Давида я просто не решилась. Кир же продолжал: у меня не было приглашения на этот вечер. Похоже, затерялось, пока я был в Австралии. Но я не мог не прийти, ведь весь этот экологический проект – моя работа. Да, братишка?

Кир глянул на Давида, склонив голову на бок. Тот молчал, явно надеясь, что из ниоткуда появится киллер и снесет Киру мозги одним метким выстрелом. Но этого, к счастью, не произошло, и тогда Давиду пришлось действовать самому.

Не успел Кир поднести микрофон ко рту для следующей тирады, как Давид ловко выхватил его и что-то строго сказал. Парочка за моим столиком не переставала глазеть на меня. Наконец, женщина в дурацкой шляпке перевесилась через стол и заявила:

– Вы портите вечер!

– Вечер портит ваша шляпка, – холодно ответила я, – это что, гусиные перья?

Пока модница давилась возмущениями, Кир вернул себе микрофон.

– Не переживайте, я не собираюсь срывать представление. – сказал он, не обращая внимания на Давида, – просто зашел напомнить, что эта чудесная очистительная установка, которую мой брат сегодня будет презентовать вам в рамках эко-проекта, не будет работать без моего участия.

Давид снова ухватил Кира за предплечье и дернул на себя, вперившись в его лицо яростным взглядом. Кир отвернул микрофон, но и без него было слышно, как Давид процедил сквозь зубы: «Какого черта?!».

Давид объявил о финальной стадии проекта по усовершенствованию очистительных систем сразу после того, как изгнал меня и Кира из своей жизни. Правда я не знала, что этот проект вел сам Кирилл. Он всегда представлялся мне бездарным повесой, прожигающим свою жизнь на тусовках и заграничных пляжах.

– Дамы и господа, прошу прощения за заминку, – пожилой голос раздался из другого конца зала.

Мне пришлось вытянуть голову, чтобы увидеть, как на сцену со вторым микрофоном медленно поднимается Александр Валерьевич Пожарский – отец семейства.

– Думаю, моим сыновьям нужно пообщаться наедине, – строго произнес он, и Давид, кивнув любимому папочке, грубо подтолкнул Кира к проему, ведущему за сцену. Кир показал брату недовольную мину, но все же повиновался.

Слушать размышления Александра Валерьевича на тему спасения природы мне не хотелось. К тому же, за сценой сейчас разворачивался более важный для меня диалог.

Я поднялась и уверенной походкой направилась в ту сторону, где скрылись братья Пожарские. Меня немного потряхивало от мысли, что сейчас я окажусь в непосредственной близости к Давиду, так что по пути я остановила официанта и, взяв с его подноса бокал шампанского, осушила его в пару глотков.

Чем дальше становился зал и ближе закулисье, тем отчетливее я слышала голос человека, которого раньше боготворила. Я зашла за угол и за тяжелой приоткрытой шторой увидела Кира, облокотившегося на стену. Его сильные руки были скрещены на груди, а на губе наливался синяк. Волосы были растрепаны по плечам, но парень все равно выглядел дьявольски привлекательным.

Давид стоял перед ним спиной ко мне и нервно сжимал виски. Его пиджак валялся в стороне, и широкая спина в белой рубашке была обтянута строгим жилетом с атласной регулирующей лентой сзади.

– Я не дам тебе пользоваться моим проектом, – холодно произнес Кир, и я удивилась тому, как сильно звучал его голос. Дурачество куда-то исчезло, и передо мной стоял совершенно другой человек.

Судя по тону, этот проект был важен для него. И отстранение от управления семейным бизнесом стало для него ударом. Только это было заслуженным наказанием после того, что он сделал.