Через пару минут четверо крепких полицейских вывели скрученного дворецкого на улицу, под льющийся со всех сторон свет фар и маячков. Его безвольное тело волочилось по газону, оставляя кровавые борозды на измученной тёмно-зелёной траве. Брайан удручённо покачал головой, глядя на жалкую процессию. Убийцей был не дворецкий.
Вскоре, Томсон взобрался на чердак, нашёл там девочку, осторожно поднял её на руки и аккуратно спустил вниз, после чего отнёс её прямиком к машине скорой помощи. И вот, когда её уже погружали в неё, она открыла глаза и улыбнулась, а потом вновь уснула.
Этот взгляд запал Томсону в душу. Маленькая девочка принесла в его холодное сердце тепло. Однако, детектив быстро отогнал от себя давно забытое чувство и направился обратно в особняк, чтобы собрать улики. Ему очень хотелось допросить юную художницу, но он понимал, что будь на её месте взрослый человек – он может быть и добросил его, тут же всё иначе. Ребёнок попросту не готов к такому, вряд ли она сможет сейчас говорить. К тому же, в данный момент нужно обеспечить ей безопасность и лишить всех факторов, которые бы ей угрожали.
Детектив услышал позади крики врачей. Двое из них несли на носилках Патрика – напарника Рикарда, а третий держал кислородную маску.
– Расступитесь! – крикнул врач, придерживающий аппарат, не дающий погибнуть полицейскому. – С дороги! У нас раненный!
Толпа зевак тут же расступилась, создав проход, ведущий ко второй машине скорой помощи. Водитель уже завёл мотор, готовясь рвануть в любую секунду.
Двое помощников лихо справились с носилками, без труда запихнув их в машину. Двери захлопнулись. Дежурная бригада заняла свои места. Мотор взревел, подобно дикому зверю, сирена пронзительно взвыла, пронзая ночную мглу, после чего скорая получила уверенный старт, будто гоночный болид и умчалась вперёд, по длинной тускло-освещённой улице, по дорогам, залитым дождём.
***
«Человек никогда не перестанет удивляться жестокости мира, но подлинное величие заключается в том, чтобы найти в себе силы противостоять этой жестокости светом творчества и сострадания».
Пока остальные полицейские пытались снять мать девочки с окна, Брайан поднялся на второй этаж и зашёл в комнату юной художницы. Это было своеобразное царство красок, света и вдохновения. Несмотря, на произошедшие события и обезумившую погоду, здесь было очень уютно и невероятно красиво. Её комната – словно иное измерение. Стены её практически полностью скрывались за многочисленными картинами, написанными смелыми мазками и поражавшими буйством красок и фантазией.
Повсюду виднелись мольберты, стеллажи с красками, кистями и другими художественными принадлежностями. Посреди комнаты стояла массивная деревянная скамья, уставленная пустыми подрамниками и тюбиками с масляными красками. В воздухе витал запах скипидара и терпкого аромата красок.
В углу комнаты, возле окна, стоял потрёпанный диванчик, заваленный набросками и эскизами. Рядом громоздился шкаф, дверцы которого были раскрыты нараспашку. На полках хаотично высились баночки с кистями, альбомы с рисунками и заготовки для будущих работ.
Детектив Брайан медленно обошёл комнату, внимательно осматривая каждый закуток. Его взгляд задержался на одной из картин, на которой была изображена та самая маленькая художница. Весь образ был поделён на две части. На одной из них всё изображалось в ярких и очень свежих тонах – от неё веяло теплом, любовью, заботой и нежностью. На другой стороне использовались исключительно холодные тона, да и сами мазки казались более грубыми и жесткими. На ней половина лица девочки выглядело мрачно, отталкивающе и, в некоторой степени, ужасающе. Томсон невольно вздрогнул от необычного чувства, холодком пробежавшегося по его спине. Такого он ещё никогда не испытывал, глядя на произведение искусства. Талант юной особы был неоспорим. Такого эффекта не каждому художнику удаётся достичь, а уж в таком юном возрасте – и подавно.
Некоторое время детектив разглядывал эту необычную картину, но потом решил всё же осмотреть шкаф. Он долго изучал его содержимое, после чего просунул свою руку внутрь, провёл пальцами по задней стенки и… что-то щёлкнуло. Под его пальцами отодвинулась невидимая панель, и перед ним открылась потайная полка, на которой обнаружилось множество картин. Полки тайного отдела шкафа были буквально уставлены причудливыми холстами, от которых так и веяло безумием.
На первый взгляд, они казались обычными пейзажами, изображавшими то живописные сельские виды, то городские панорамы в духе импрессионистов. Но стоило лишь присмотреться, как картины обретали совсем иной, поистине зловещий смысл.
Каждый холст был искусно разделён надвое резкой чертой, разграничивающей два совершенно противоположных мира. С одной стороны, изображались безмятежные сельские ландшафты с буколистическими мотивами – солнечные лучи струились сквозь ветви деревьев, по зелёным лугам рассыпались яркие цветочные поляны, вдали виднелись живописные холмы и перелески. Настоящий земной рай!
Но стоило перевести взгляд на вторую половину полотен, как душу охватывал ужас. Здесь царил апокалиптический мир – ядовито-багровые небеса с клубами чёрного едкого дыма, земля выжжена, поросшая остроконечными уродливыми обломками былых строений.
На некоторых полотнах вместо пейзажа были портреты, но та же зияющая грань разделяла их личности надвое. В одной части изображались люди, сияющие радостью и безмятежным счастьем, но параллельно с ними присутствовали двойники, лица которых были исковерканы безумием, гримасами боли и отчаяния.
Невероятные произведения искусства, граничащие с безумием, порядком удивили детектива, поэтому, он ещё раз запустил руку в потайную полку в надежде отыскать что-то ещё. И он не прогадал. Его пальцы нащупали нечто твердое и прямоугольное. Томсон подумал, что там во тьме спрятана ещё одна картина, однако, ошибся. Вытащив находку на свет, детектив с изумлением уставился на толстый блокнот, завёрнутый в твёрдый переплёт. На обложке отсутствовали какие-либо надписи, да и сам он выглядел простецки. Брайан открыл его. На первых десяти страницах наблюдались неровные и очень уродливые каракули. Перевернув ещё пару страниц, он наткнулся на несуразный рисунок собачки. Стиль в нём отсутствовал напрочь. Каждая линия была небрежная и неровная. На следующем листке кто-то изобразил человека (наверное, человечка, детектив не был точно уверен в этом, так как рисунок мог принадлежать какому-нибудь ребёнку пяти лет, только что взявшему в руки карандаш). Присмотревшись получше, сыщик увидел в левом верхнем углу надпись: «Лиана. 10 лет». Наш герой понятие не имел о ком идёт речь, ведь юную художницу звали София, а других детей у семейства не было.
– Очень интересно, – ели слышно сказал он, засунув блокнот в карман пальто.
Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился Чёппи. Он тяжело дышал после быстрого подъёма по лестнице, волосы были всклокочены, а на лбу выступили капельки пота.
– И что ты там завис, сейчас сюда придут криминалисты? – проговорил Чёппи. Его взгляд наткнулся на открытый потайной шкаф и разбросанные по полу жуткие картины.
– У каждой картины должен быть свой зритель, я не мог пропустить ни одного шедевра, – с издевательской ухмылкой проговорил Томсон. – Сомневаюсь, что ты сможешь оценить подобные произведения искусства.
Чёппи недовольно хмыкнул.
– Мне оно и не нужно. У меня своя работа.
Чёппи подошёл к картинам.
– О, так ты об этом? – шумно фыркнул он, склонившись над одной из работ. – Потайная полочка. Неудивительно, что их спрятали. Такой безвкусицы от гения кисти никто не должен видеть.
Он брезгливо щёлкнул пальцем по холсту, на котором был изображён контраст цветущего луга и выжженной радиоактивной пустоши.
– Я считаю, что если художник не смог определиться с фоном или как это там называется…
– Композиция, «мой дорогой друг», – поправил его Томсон, сдерживая ехидный смешок.