Наконец Талемир вошел в нее одним великолепным толчком.

Стон Дрю раздался в ночи, когда она осознала его силу.

Он растянул ее, заполнил полностью, слизкое, горячее соединение, которого ей никогда не хватало.

Он вышел из нее почти полностью, только чтобы снова войти в нее со стоном.

Талемир трахал ее медленно и глубоко, прижимая к поверхности ствола, и шероховатость дерева только усиливала восхитительные ощущения.

Каждый толчок был более пьянящим, чем предыдущий, отвечая на ее выгнутые бедра и усиливая давление внутри.

Тепло разлилось по груди Дрю, раскраснелось лицо и верхняя часть грудей, когда она двигалась вместе с Талемиром, когда он выжимал из нее каждую пульсацию удовольствия, снова и снова вгоняя в нее свою длину, погружаясь глубоко внутрь.

Талемир нежно вскрикивал, отдаваясь ощущениям, и чувствовал, как в основании позвоночника, в глубине души зарождаются первые всплески кульминации.

Талемир прильнул к ее рту, заглушая ее звуки и углубляя поцелуй, а затем протянул руку между ними и еще раз провел большим пальцем по самой чувствительной части ее тела.

— Закончи со мной, Дрю, — прошептал он ей в губы.

Сердце заколотилось, и Дрю напряглась: его слова и прикосновения вызвали в ней прилив сил. Фурии спасли ее, у нее и раньше были любовники, но ни один из них не был таким, как он. Словно сами боги создали его для нее и только для нее, а ее — для него. Он так идеально подходил ей, и только Талемир будил в ней самые глубокие, самые темные желания, уводя за грань…

— Тал…

Он вбивался в нее все сильнее и сильнее, опустошая ее, вытягивая из ее тела все нечестивые ощущения, воспламеняя ее так сильно, что мир вокруг перестал существовать. Дрю отдавалась наслаждению, крещендо, которое он выжимал из нее с каждым толчком, с каждым движением большого пальца. Дрю не могла дышать достаточно быстро, не могла набрать достаточно воздуха, чтобы не отстать от того, что происходило внутри нее.

Она издала полувсхлип.

— Талемир. — Ее тело затряслось, и она забилась в конвульсиях, доводя себя до беспамятства, притягивая его ближе, желая, чтобы он был глубже, чтобы ее внутренние стенки сжимались вокруг него.

— Черт, Дрю…

Секунды спустя Талемир извергся, погружаясь еще глубже, когда кончал, совершенно раскованно и дико.

Он рухнул на нее всем телом, содрогаясь, и его стон вибрировал в ней, когда он выплеснулся в нее.

Дрю прижалась к нему, покачиваясь на нем, желая получить от него столько же удовольствия, сколько он от нее, желая, чтобы он был так же развязан, как и она.

— Боги, — задыхался он, прижимаясь к ней.

Дрю все еще не могла перевести дыхание — последствия кульминации все еще бушевали в ней, а член Талемира все еще находился внутри нее. — Это было…

— Похоже ни на что другое, — закончил за нее Талемир, глядя вниз, на их мокрые от пота тела, на то место, где они все еще были соединены. Он прислонился лбом к ее лбу. — Как я нашел тебя? — пробормотал он. Как это произошло… — Он замолчал, слова не находились.

Дрю легонько провела пальцем по изгибу его плеч.

— Кажется, я пыталась убить тебя.

Талемир рассмеялся.

— Женщина по мою душу.

— Что-то вроде этого, — прошептала она. Тяжесть того, что они сделали, навалилась на нее, как тяжелое одеяло. То, что было между ними, усилилось, превратилось в нечто неузнаваемое, не поддающееся здравому смыслу.

Талемир осторожно вышел из нее, и следы его удовольствия потекли по бедрам Дрю.

Но ей было все равно. Вместо этого она наблюдала за его лицом, за жесткими чертами и сильной челюстью, на которых отражалась целая гамма эмоций, которые она не могла определить. Она обхватила пальцами его подбородок, как он делал это с ней, и снова поцеловала его.

22. ТАЛЕМИР

Всегда существовала магия, способная свести с ума самого здравомыслящего человека, и это были не тени и тьма, а любовь: глубокая, бесконечная любовь.

Когда Дрю целовала Талемира, медленно и тщательно, он понял это.

Он любил ее и все, чем она была.

А то, чем она была… было всем.

Она была светящимся маяком в обсидиановой гавани.

Она была мерцанием пламени, которое встречало его тени.

И он любил ее. Он и раньше подозревал это. Он танцевал на грани этого чувства, но теперь… теперь он знал.

Когда ее язык коснулся его языка, а руки нежно прошлись по его коже, слова забурлили на его губах, требуя, чтобы их произнесли.

Вместо этого он поцеловал ее в ответ, и его член уже снова возбудился, когда он осторожно поднял ее с бочки, отнес к куче мехов, оставленных каким-то сторожем, и положил на землю.

Талемир лежал рядом с ней, не в силах отпустить ее, и постепенно мир возвращался к нему. Мелодии и веселье с хранилища все еще доносились до них. Он не знал ни часа, ни того, сколько времени они провели вдали от остальных, и ему было все равно. Все, что его волновало, — это женщина в его объятиях, женщина, которая не боялась его тьмы, а принимала ее.

— Ты в порядке? — спросил он, не сводя глаз с ее раскрасневшихся щек и вздымающихся и опадающих грудей, словно она еще не оправилась от его прикосновения. Он надеялся, что она никогда не оправится.

Медленная улыбка расплылась по прекрасному лицу.

— Да. А ты?

Талемир чувствовал себя хрупким, словно она разбила его на миллион осколков и собрала заново. Он чувствовал себя сырым и живым, испуганным и эйфоричным одновременно.

— Я твой, — сказал он.

Я твой, сказал он ей. Он практически преподнес ей свое темное сердце на серебряном блюде.

Глядя на нее сейчас, все еще обнаженную среди мехов, он бы сделал это снова в одно мгновение. Он вообще многое сделал бы в одно мгновение.

Он приподнялся на локте, его вытекающий член уже был твердым и пульсировал для нее.

Ее глаза опустились туда, и на губах заиграла ухмылка.

— Готов снова так скоро?

— Ты явно никогда не трахалась с Боевым Мечом, — сказал он ей.

— Я буду рада просветиться.

— Спасибо Фуриям. — Он перекинул ее ногу через свои бедра и снова прижался к ней, их дыхание смешалось в хрустящей ночи.

Глаза Дрю расширились, и она вскрикнула, когда Талемир вошел в нее, а его руки впились в ее спину и притянули ее к себе.

Он смотрел на ее губы, раскрытые в наслаждении, когда он двигался внутри нее, и чувство ее тела было совершенно пьянящим. Поднеся рот к ее соску, он прикусил его, отчего она застонала и схватила его за волосы.

Боль пронзила кожу головы, но это лишь усилило шелковистое тепло ее тела.

Талемир застонал, увеличивая темп и снова и снова входя в нее.

Она задыхалась и сжималась, впиваясь когтями в его спину.

Отчаянный крик наслаждения вырвался у нее, и она неконтролируемо задрожала: освобождение явно накатывало на нее волна за волной. И Талемир отдал ей все, что у него было.

Бледные лучи рассвета разбудили Талемира, и он взглянул на женщину, прижавшуюся к нему, завернутую в его объятия. Боги, он бы все отдал за роскошь будить ее медленно, пальцами, языком, членом… Но их не было достаточно долго. Талемир удивился, что Уайлдер не послал за ним поисковый отряд — разве что Адриенна провела ночь, развлекая его.

Талемир глубоко вздохнул, вдыхая аромат Дрю, и еще секунду наслаждался моментом, прежде чем осторожно отстраниться от нее.

Она сонно потянулась к нему.

— Еще не утро, — пробормотала она.

В груди у него разлилось тепло, и он наклонился, чтобы поцеловать ее в висок.

— Как бы мне ни было больно, но сейчас определенно утро.

Дрю натянула меха на голову.

В неярком свете рассвета Талемир собирал их одежду и обувь на крыше. Его рубашка была в полосках от того, что крылья пронзили и плоть, и ткань. Это будет интересное объяснение.

Когда Дрю поднялась, ее обнаженное тело позолотили пробивающиеся сквозь облака мягкие лучи, Талемир поспешно натянул штаны, чтобы не выпустить член.