Мутная тяжесть все еще заполняла ее уши, не такая интенсивная, как раньше, но все же более убедительная. Чем больше она прислушивалась к нему, тем сильнее он гудел, убаюкивая ее, умиротворяя, заставляя забыться и просто существовать в этом месте.

Где бы оно ни находилось.

Она на мгновение зажмурила глаза. Нет. Никакого убаюкивания. Пора разобраться, что происходит. Она могла это сделать.

Она была здесь, чтобы найти источник или решение. Саланка установила связь. Тиеро укреплял ее. Ей оставалось только понаблюдать и вернуться.

Она приоткрыла веки и попыталась воспринять все происходящее.

Хм… Не совсем то, что она ожидала.

Она больше не парила в пещере. Нет, теперь она находилась в сравнительно небольшой, но роскошной комнате. На полосатых коврах лежали толстые атласные подушки бирюзового цвета. Небольшие скульптуры стояли на полках, врезанных прямо в стену. Каждый раз, когда она пыталась сосредоточиться на маленьких резных фигурках, они словно растворялись или перемещались. Темный камень стен казался то фиолетовым, то темно-серым, то угольным. Иногда индиго, если она совсем не сосредотачивалась на них.

Шкаф со змеями, драконами и другими существами, вырезанными на его раме в мельчайших деталях, занимал еще одну нишу, вырезанную прямо в стене. Пол был из гладкого темного камня.

Повернувшись, она увидела прижатую к стене большую кровать с яркими шелковыми простынями, мягкими одеялами и толстыми подушками.

Хорошо. Значит, это была спальня. Что дальше? Она прищурилась. Здесь вообще кто-нибудь есть?

Одеяла на кровати зашевелились. Затем мужчина сел и, нахмурившись, посмотрел на нее.

— Привет?

О.

Действительно, привет. У нее пересохло во рту, пока она пыталась подобрать слова. Не то чтобы она никогда не видела мужчин без рубашки или полуобнаженных красавцев, но от одного его вида у нее перехватило дыхание. Его мощные плечи и рельефный живот не оставляли сомнений в его силе. Однако его лицо превосходило их по выразительности, а смелые черты еще больше подчеркивались извилистыми линиями на лбу и щеках, а также на бицепсах и плечах, словно черные тигриные полосы. Его волосы были насыщенного синего цвета, где-то между кобальтом, индиго и черным. Большая часть волос была собрана в косу, в которую были вплетены серебряные бусины и крупные синие и бирюзовые перья.

А вот его глаза. Они полностью поглотили ее — глубокие нефритово-зеленые, с золотистым оттенком вокруг зрачков, испещренные крапинками индиго и пятнами светлого перидота. Сложная смесь настороженности, грусти, печали и одиночества, омраченная тяжелыми бровями. За годы работы она набросала, написала и нарисовала множество портретов и часто приходила в восторг от изображения глаз, запечатлевая личность и характер в одном неподвижном образе. Его взгляд бросил бы вызов мастеру-художнику.

Мужчина достал из-под подушки охотничий нож, откинул толстые блестящие одеяла и, нахмурившись, поднялся с кровати. Его длинные бирюзовые брюки задрались на правой ноге, обнажив дополнительные полосы вдоль лодыжки и икры.

— Кто ты?

— Ты меня видишь? — Она сложила руки на груди, внезапно почувствовав себя неловко. Она не задумывалась о том, видит ли ее кто-нибудь. — Ты меня слышишь? Я здесь, чтобы помочь, а не навредить.

— Да, — медленно произнес он. Он опустил нож, и выражение его лица стало менее враждебным. — В какой-то степени. Ты как бриллиант света. Кто ты?

Саланка говорила, что будет очевидно, кто является источником или решением проблемы. Что же она упустила? Возможно ли, что он был чем-то другим?

Она прижала руки к сердцу, и мысль, не успев оформиться, слетела с ее губ.

— Думаю, у тебя большие проблемы.

Он насмешливо хмыкнул, но на его полных губах появилась слабая улыбка.

— Ты думаешь?

— Ну, многие так думают. Это какая-то чума, проклятие или нападение, которое постоянно происходит. Она разливается по мирам. И что-то положило этому начало. Мы с семьей использовали… нечто, чтобы найти источник или решение этой проблемы, и прежде чем оно привело меня сюда, оно показало мне нага.

Страшного нага. Она читала о них в сказках. Ее пробрала дрожь.

— А потом оно привело меня сюда. Значит, вы как-то связаны. И моя интуиция подсказывает мне, что у тебя тоже проблемы.

— Твоя интуиция. — Он медленно моргнул, затем сел на изножье кровати. Его черная рама упиралась почти в пол, достаточно низко, чтобы она не смогла просунуть под нее ботинок. — Это… довольно запутанно. Я с трудом справляюсь. Я ненавижу нагов. И змей. Давай вернемся к предыдущему вопросу. — Он сжал руки в кулаки и жестом указал на нее. — Кто ты?

Она придвинулась к нему ближе, ее пульс участился.

— Просто Авдаум. Художник. Художник из племени Авдаумов.

Его улыбка вернулась, на этот раз более широкая. О. Сердце у нее заколотилось, а когда она дошла до его глаз, они засияли насыщенными зелеными глубинами, в которых она могла бы заблудиться, если бы не обратила на них внимания. Слава Элонумато, он не мог видеть ее выражение лица.

— Авдаумы не могут такое сделать, — сказал он, его тон стал гораздо более дружелюбным. — Только если что-то изменилось.

— Обычно нет. Но в моей семье есть одаренные Нейеб и Тиабло.

Один из них получил доступ к чему-то арканному, что, вероятно, относилось к Запретным Искусствам и, вероятно, собиралось доставить всем им немало проблем.

— Так что это немного меняет дело, — сказала она.

— И ты пришла сюда…

— Чтобы получить ответы.

Он провел тыльной стороной костяшки пальца по щеке.

— У меня их нет. Я так же запутался, как и ты.

— Начнем с того, как тебя зовут и где ты живешь? Название твоего мира? Где мы находимся?

Он снова нахмурился, потом покачал головой.

— Нет. Даже если это всего лишь сон, некоторые вещи слишком опасны. В именах заключена сила, и я не могу гарантировать, что нас не подслушают.

Она села на другой конец кровати.

— Хорошо. Но нам все равно нужно будет как-то называть друг друга. Как мне тебя звать?

Он снова насмешливо хмыкнул, в его голосе появились чуть более веселые нотки.

— Даже не знаю. Горечь. Или, может быть, Кислый.

— А как насчет Цикори⁴?

Он рассмеялся.

— Почему?

Потому что его глаза были цвета нефритового цикория.

Она пожала плечами, потом поняла, что он, возможно, не видит движения.

— Потому что цикорий может быть горьким, но он все равно важен.

Левая сторона его рта подрагивала.

— Что ж, полагаю, это не так уж плохо. Кроме твоего имени, которое ты не должна говорить мне в таком месте, как это, как мне вас называть? Может быть, Сладкая⁵?

Она сморщила нос.

— Нет. На самом деле я не такая уж Сладкая. И не Сахарная. Или Медовая.

Единственная причина, по которой она терпела Банни от своей семьи, заключалась в том, что они называли ее так, когда были детьми. Или же они были Киллотами, которым просто удавалось сделать так, чтобы это казалось очаровательным, а не оскорбительным.

— Ничего страшного. Я все равно предпочитаю соленое сладкому. Или солоновато-сладкий.

— Тогда Соленая подойдет. — Это действительно не подходило, но тот факт, что ему это нравилось, вдруг сделал это более приемлемым. — Или Солт-Свит⁶.

Ее щеки запылали. Они флиртовали? Ей действительно не следовало флиртовать.

Нет. Подождите.

Это был не флирт. Она добывала информацию. Да. Так оно и было. Она расправила плечи.

— Что ж, Солено-Сладкий. Я должен предупредить тебя, что не знаю, как долго я буду здесь. Я не знаю, насколько безопасно здесь для тебя. Я даже не знаю, буду ли я помнить этот разговор, когда проснусь.

— Ты сейчас спишь? — Это действительно было похоже на сон.

— На самом деле я не знаю. Может быть? Во всяком случае, большая часть меня. — Он провел тыльной стороной костяшки пальца по щеке и посмотрел на дверь. — Часть меня там… сражается.