— Я не совсем королева, — а затем я бросилась в дверной проем и заключила Наро в дикие объятия, которые, как мне хотелось бы, я обняла в первый раз, когда мы воссоединились, — объятия достаточно длинные и крепкие, чтобы передать пятнадцать лет тоски и сожаления, разделенных между нами.

— Ты выглядишь… выглядишь, — задохнулась я.

— Да, — сказал он. — Мне лучше.

Я зажмурила глаза от слез и обняла его еще крепче. Ткачиха, я бы никогда больше не отпустила его.

Наконец он отпустил меня, переведя взгляд с меня на Атриуса, который стоически и несколько неловко стоял рядом со мной в дверях.

— Заходи, — сказал он. — Позволь мне показать тебе новое место. А… — Он нахмурился, глядя на Атриуса. — Вампиры пьют ананасовый сок?

Мы не могли оставаться у Наро долго, но даже этого короткого визита было достаточно. Я поразилась его улучшению с тех пор, как видела его в последний раз — вампиры-целители, по его словам, очень помогли ему. Видимо, они ему даже понравились настолько, что его недоверие к вампирам уменьшилось, хотя я все еще чувствовала некоторую настороженность, когда он находился рядом с Атриусом.

Это было нормально. Все это, как я теперь понимала, было путешествием. Наро придется бороться за свое здоровье и трезвость всю оставшуюся жизнь. Глаэи придется бороться за лучшую версию себя. Вампиры и люди должны были бороться за то, чтобы понять, как сосуществовать. Атриусу придется бороться за доверие своих людей. И мне тоже придется сражаться, шаг за шагом.

Все это будет нелегко. Все это будет непросто.

Но в тот вечер, наблюдая за тем, как мой брат говорит, так похожий на мальчика, которого, как мне казалось, я потеряла так давно, я подумала, Оно того стоит.

Борьба всегда будет стоить того.

ГЛАВА 51

Уже рассвело, когда мы с Атриусом закончили работу на сегодня и, спотыкаясь, в изнеможении вернулись в замок. Дворец Торна — не то чтобы он так больше назывался — был прекрасным местом, когда его привели в порядок и избавили от более жестоких аспектов.

Атриус привел меня в свою спальню и поцеловал, долго и крепко, прижав к двери. Я не ожидала такого поцелуя или, по крайней мере, его интенсивности: его язык скользнул между моими губами, зубы впились в одну, затем в другую. Аромат стали и снега и плотная стена его присутствия окружили меня, и удивленный звук, вырвавшийся из моего горла, быстро перешел в стон.

Его руки обхватили мои бедра, когда он углубил поцелуй и откинул мою голову назад, прижав меня к стене. Я чувствовала, как его желание давит на меня, и Ткачиха, мое собственное желание, которое соответствовало ему, свернулось у меня в животе.

Мне было все равно, что я выгляжу жалкой. Прошло слишком много ночей вдали от него. Я нуждалась в нем.

Моя рука потянулась за спину и нащупала ручку двери. Она, конечно же, была заперта.

Я застонала.

— Открой ее, — пробормотала я ему в губы.

Он хмыкнул в знак согласия, и я услышала звяканье серебра и шорох его пальто. Когда дверь распахнулась, я чуть не упала назад.

Атриус поймал меня, а затем толкнул дверь.

Я уже тянулась к нему, готовая сорвать с него рубашку — к черту шелк. Я ожидала, что он сделает то же самое со мной. Так мы и трахались — неистово, словно наперегонки со временем, богами или проклятиями.

Но Атриус прервал мой поцелуй.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Хм? — Я снова набросилась на его рот, но он поднял подбородок, жестом указывая на комнату.

— Тебе нравится?

Я даже не остановилась, чтобы осмотреть комнату.

Комната была большой и круглой, высокие окна на западной стороне открывали вид на горизонт и небо, усеянное звездами. Мебель была украшена тонкой резьбой: массивная кровать в центре комнаты, набор мебели для гостиной вокруг камина справа, виднеющаяся через дверь слева красивая уборная. Рядом с камином стоял большой книжный шкаф, заполненный лишь наполовину.

— Раньше он был пуст, — сказал Атриус, заметив мое внимание к книжному шкафу. Затем добавил: — Неудивительно, учитывая предыдущего обитателя.

Верно. Таркан не был похож на любителя чтения.

Но я даже не смогла узнать в этой комнате того места, где жил тиран, холодного, безликого и полного страданий. Здесь было… уютно.

— Она прекрасна, — сказала я всерьез.

Атриус по-прежнему прижимал меня к себе, хотя теперь объятия казались не такими первобытными и более… ласковыми. Его пальцы безвольно переплелись с моими. Этот жест напомнил мне о том, как он поглаживал гриву своего коня, когда мы ехали в Альку — инстинктивная привязанность. Тогда меня смутила его нежность. Теперь же мне хотелось утонуть в ней.

— Я десятилетиями жил в палатках и на заставах, — сказал он. — Мне давно не приходилось создавать дом, в котором я бы жил долгое время. — Его взгляд скользнул ко мне. — Или чтобы это сделал кто-то другой.

Я моргнула. Я не была уверена, что он говорит то, что мне показалось.

— Это твоя комната, — сказала я.

Его горло дрогнуло. Он долго смотрел на меня, словно размышляя о чем-то, что не знал, как сказать, затем развернул меня и повел к окнам.

С порога я не заметила его. Маленький стул. Мольберт. Аккуратно расставленные баночки с красками.

— Она может быть и твоей, — сказал он несколько неловко. — Если ты хочешь.

Я не могла говорить. Я прикоснулась к мольберту, к каждой баночке. Я чувствовала их цвета, но еще больше меня восхитило то, что без повязки на глазах я могла видеть их, если держала очень близко к лицу — едва-едва, только оттенок тени.

Это гораздо больше, чем бумага.

Спасибо показалось мне неадекватным. Поэтому вместо этого я повернулась, обхватила его за шею и поцеловала.

Этот поцелуй не был похож на другие. Он не был отчаянным. Он не был торопливым. Он был медленным и тщательным, мы вдыхали дыхание друг друга, наши языки исследовали рот друг друга, словно заново знакомясь. Его руки следовали этому ленивому ритму, пробегая по моему телу, задерживаясь на каждом изгибе. Не торопясь ни к одному из тех мест, где я хотела, чтобы он был.

Наше движение к кровати было похоже на лианы, растущие по лесной подстилке. Медленно и органично. Он толкнул меня в гнездо из плюшевого шелка, невыносимо мягкого по сравнению с твердостью его тела надо мной. Мы не срывали с себя одежду — мы терпеливо снимали каждый кусочек, как лепестки с цветка, отбрасывая их вокруг себя, пока между нашими томными поцелуями голая кожа не встретилась с голой кожей.

Ткачиха, я хотела его. Хотя это желание сегодня было другим — не животным вожделением. Мне было интересно, чувствует ли он это тоже, ведь его губы так терпеливо перебирали мои, пробуя на вкус мой рот, угол челюсти, изгиб ключицы. Даже когда он опустил голову к моей груди, к твердым и ноющим соскам, и его язык провел по ним так, что у меня выгнулась спина и перехватило дыхание, я не испытывала нетерпения.

Я наслаждалась им.

И когда он наконец вернулся ко мне, наконец снова поцеловал меня, наконец выровнял себя с моим входом, он медленно вошел в меня.

Мои бедра раскрылись для него шире, обхватив его талию. Но, в отличие от наших обычных неистовых попыток, я не стала наседать на него сильнее. Я двигалась вместе с ним, когда он глубоко вдавливался в меня, позволяя ему полностью заполнить меня — позволяя ему заклеймить самые глубокие части меня.

Его рот не покидал мой, язык дразнил меня, губы проверяли каждый угол. Мы двигались вместе, словно соединенные чем-то более глубоким, чем плоть, и действительно, я чувствовала его присутствие, его нити, переплетающиеся с моими.

Он медленно отстранился и снова вошел в меня. Наслаждение, несмотря на медлительность, было невыносимым. Наш общий стон вибрировал на наших губах. Мои бедра поднялись навстречу его бедрам.

— Атриус.

Я не хотела произносить его имя. Это было единственное слово, которое я могла произнести, единственное, о чем я могла думать. Я была окружена им. Атриус. Атриус. Атриус.