Тени, далекие силуэты, собирались в растущем бассейне света над нами.

И так же, как я чувствовала присутствие смертных вокруг нас, я чувствовала и их — богов. Присутствие, более мощное, чем я когда-либо испытывала. Мне захотелось упасть на землю в мольбе, словно из моей кожи вынули душу.

Зрячая Мать не могла пошевелиться. Она не могла даже говорить. Но, сосредоточившись, она сумела крикнуть сквозь нити:

{Сейчас!}

Я упала на колени, хотя и не помнил, как это сделал. Я заставила себя подняться — с трудом, на таких сильно дрожащих конечностях.

Я повернулась к Атриусу.

И каким-то образом его присутствие сделало все остальное терпимым. Я чувствовала себя уверенно, как на берегу.

Его волосы тоже парили вокруг него, серебристые нити, подвешенные в невесомости. Ему каким-то образом удавалось держаться на ногах, хотя остальные вампиры и даже служители Арахессены стояли на коленях. Его лицо было обращено к небу, и он наблюдал за тем, как тени смотрят на нас.

Он смотрел на богов так, словно они были вызовом.

Но когда я приблизилась к нему, делая один трудный шаг за другим, его взгляд упал на меня.

Я коснулась его лица, кончиками пальцев поглаживая твердую скулу, мягкие губы, шрам на челюсти.

Даже в таком состоянии, когда мои чувства уничтожены, он пах снегом. Свежий, прохладный и новый.

Его глаза следили за моим лицом, и я чувствовала этот взгляд, как он чувствовал кончики моих пальцев, имитируя мои движения на нем, лбу, губах, подбородке.

Здесь, перед ним, даже больше, чем перед богами, я была так ужасающе обнажена.

Мне удалось скрыть свою истинную сущность от Зрячей Матери, женщины, которая могла видеть глубины моего внутреннего присутствия. Но от Атриуса я не могла спрятаться. Он видел меня всю. Независимо от того, нравилось мне это или нет.

Хорошо. Потому что мне нужно было, чтобы он увидел меня сейчас. Увидел правду.

У нас был один шанс.

Моя свободная рука опустилась вниз по его руке и обхватила запястья, как бы успокаивая или искренне извиняясь. Кожа наручников была гладкой на моих ладонях.

Другая рука держала кинжал между нами.

— Нет большего подношения богу, чем служитель другого, — сказала я.

Я подняла клинок.

А затем, так быстро, что я молилась, чтобы никто не успел среагировать, пока он ослеплен магией, я разрезала путы Атриуса и сунула рукоять ему в руки.

— Не стой на месте, — прошептала я.

Зная, что он поймет.

Зная, что он знает, что я велю ему сделать, прямо сейчас, в этот момент, когда боги в двух шагах, а Зрячая поглощена своим заклинанием.

Его глаза расширились. Потрясение, вызванное его присутствием, отзвучало на полвздоха, а затем перешло в решимость.

Головы служителей уже начали поворачиваться к нам. Но мы с Атриусом столько раз сражались вместе. Я знала, что ему не нужно много времени, чтобы убить.

И действительно, этот удар занял у него всего несколько секунд:

Секунды, чтобы броситься через алтарь на Зрячую Мать.

Секунды на то, чтобы провести лезвие по ее горлу, яростно и быстро, не дав ей даже времени закричать — ее голос угас до влажного хрипа.

Секунды на то, чтобы удержать ее за волосы, позволяя крови залить алтарь, и поднять подбородок к небу.

— Богиня Ньяксиа, — крикнул он. — Я дарю тебе этот дар. Служитель Акаэи. Кровь королевы-тирана и корона королевства Белого Пантеона. Я проливаю эту кровь и требую это королевство для тебя, моя Мать Вороньей Тьмы, Ньяксиа.

Его голос надломился. В таком ярком свете никто не мог видеть, как по его щеке скатилась единственная слеза. Никто, кроме меня.

Он задохнулся:

— Мой договор с тобой выполнен.

Да, привлечь внимание бога было непросто.

Но это? Этого было достаточно.

Более того, этого было достаточно, чтобы привлечь внимание двух.

ГЛАВА 47

Я думала, что мое видение Ньяксии было изнурительным. Я ошибалась. Это было ничто по сравнению с тем, что она представляла собой воочию: сила, столь великая, что не оставалось иного выбора, кроме как склониться, красота, столь сильная, что не оставалось иного выбора, кроме как отвести взгляд, присутствие, столь сильное, что нити сами не могли определить ее.

В одно мгновение она оказалась здесь, и в одно мгновение мир перестроился под нее.

Она была такой, какой предстала в видении: нити длинных черных волос, плывущие, как свободная ночь, бледная кожа, залитый кровью рот, глаза, похожие на туманности и галактики. И все же она была намного больше.

Ужас, охвативший меня, заставил меня прижаться к камню на коленях.

И все же сквозь этот страх мое внимание привлек Атриус — Атриус, который сейчас отрубал голову Зрячей Матери, поднося ее своей богине.

Он не показывал этого, но я чувствовала его страх. Он тонул в нем.

Он поклонился Ньяксии и протянул ей голову.

— Моя госпожа, — сказал он. — Подарок для вас.

Ньяксиа захихикала. Этот звук был как ногтем по моей спине— обещание чего-то либо очень приятного, либо очень опасного.

Она протянула руку вниз и взяла головку, осматривая ее.

— Боже, — промурлыкала она, — и какой же это подарок.

— Я обещал тебе королевство Белого Пантеона, завоеванное твоим именем, — сказал Атриус. — Я не даю невыполнимых обещаний.

— И все же я не ожидала увидеть голову преданного служителя моей кузины. — На губах Ньяксии появилась медленная улыбка, и еще одна капля крови потекла по ее ледяной бледной коже. — Королевство — это одно. Но это… какой восхитительный сюрприз. Слишком долго мои кузены считали, что мои дети свободны и могут охотиться на них. Как приятно, что роли поменялись.

Сама земля дрожала от ее удовольствия. Я никогда не был в присутствии такого нечестивого восторга. Я знала, что боги, какими бы мелочными они ни были, любят, когда им приносят жертвы, плюющие в лицо их соперникам. Но это… Ньяксиа, казалось, любила злобу больше, чем дар королевства, ради которого она отправила Атриуса с невыполнимой миссией.

Она опустила голову и провела одной рукой по щеке Атриуса — материнская ласка. Он напрягся под ее прикосновением.

— Ты превзошел все мои ожидания, Атриус из Дома Крови, — промурлыкала она.

В этот момент воздух снова изменился. Из моего тела вырвался весь воздух, и я с грохотом упала на землю.

Сказать, что нити сдвинулись, было недостаточно. Они изменились. Внезапно они стали живее, чем когда-либо, каждая из них была связана с новым источником — своим единственным истинным хозяином.

Только сама Ткачиха могла так изменить нити жизни.

— Ты всегда была слишком тороплива в принятии решений, кузина, — произнес низкий мелодичный голос, в котором звучали все возрасты, наложенные один на другой, — ребенок, старец и все, что между ними, — вечно подвижный, как сама неизвестность.

Я заставила себя поднять голову. Заставила свои чувства потянуться к ней — моей богине, моей Ткачихе, Акаэи.

Весь мир склонился перед ней. Нет, весь мир струился сквозь нее, словно каждое чувство, каждый элемент и крошечная частица времени были у нее на ладони. Если от Ньяксии исходила захватывающая, опасная красота, то от Акаэи — постоянная, стабильная, как мощная грация горизонта, где камень встречается с морем. У нее была богатая, глубокая кожа, черты лица твердые, как камень, большие глаза чисто-белые, затянутые туманом, который менялся с каждой секундой. У нее было шесть крыльев, по три с каждой стороны, каждое из которых открывало вид на другую загадочную версию будущего, прошлого или настоящего — снежное небо, бурлящее море или пламя павшего королевства. Она была одета в длинное простое белое платье, которое развевалось на ветру и развевалось над ее ногами. Ее руки с десятью пальцами на каждой были раскинуты перед ней. На каждом пальце были вытатуированы символы, обозначающие разные судьбы, и от этих пальцев расходились нити света. Нити самой судьбы, окружавшие ее, словно луна вокруг земли.