— Нет. Только мы.
Я не могла понять, благодарна я за это или нет.
Зрячая Мать мягко улыбнулась мне. Возможно, я выглядела слишком мрачной.
— Сегодня ты встретишь богиню, Силина, — сказала она. — Это дар, который многие никогда не получают.
Ткачиха, мне стало плохо.
Но я улыбнулась ей в ответ.
— Для меня это большая честь, — сказала я и заставила себя поверить в то, что это правда.
Она кивнула мне в сторону комнаты.
— Готовься. Скоро будь в столовой. У нас мало времени.
У каждой Арахессены было единственное платье, которое во много раз превосходило все, что она когда-либо носила. Обычно его дарили на восемнадцатилетие, и после этого оно годами лежало в шкафу нетронутым. Платье предназначалось только для одной цели: чтобы его надевали в присутствии нашей Владычицы Судьбы, Акаэи.
Большинство так и не смогли надеть свои платья. Насколько я знала, ни одна из моих Сестер так и не смогла.
Мое было красным, как кровь.
Лиф был сделан из расшитого бисером кружева, а юбка — из струящегося шелкового шифона. Подол, где лиф соединялся с юбкой, был украшен рядом бусин в форме слез, которые должны были напоминать цветочные бутоны, но теперь казались каплями крови. Вырез обхватывал горло, обнажая плечи, а шифоновые рукава свисали вниз по рукам.
Я чувствовала все эти фактические аспекты платья, так же как и то, что оно было невероятно хорошо сшито и, безусловно, стоило тех денег, которые были потрачены на него. Но я не могла понять, как я в нем выгляжу и так ли оно прекрасно в этом неосязаемом смысле, как казалось.
Расчесывая волосы и надевая свежую повязку — красную, идеально подходящую к платью, — я размышляла о том, прекрасно ли я выгляжу. В том, чтобы оставить после себя красивый труп, была своя прелесть.
Что бы ни почувствовала Зрячая Мать в моем облике, она, должно быть, осталась довольна, потому что, когда я вошла к ней в столовую, ее улыбка выражала искреннее удовольствие. Она тоже надела свою мантию, тилово-голубую, такую же богато украшенную, как и моя. Комната была большой, потолки высокими и стеклянными, открывающими красные сумерки неба над головой. Но стол в ее центре был маленьким, рассчитанным не более чем на пять человек. Сегодня он был накрыт только на двоих.
Она жестом указала на место напротив себя, и я села.
Еда пахла невероятно. До сих пор я не понимала, как давно не ела свежих блюд.
Зрячая Мать отпила из своего бокала вина.
— Ешь, — сказала она. Она уже приступила к своей трапезе, ее стейк был наполовину готов. — Сегодня тебе понадобится энергия.
У меня не было аппетита. Я аккуратно разрезала мясо и все равно откусил. Оно было прекрасно приготовлено, но на вкус напоминало пепел.
— Спасибо, — сказала я. — Это очень вкусно.
Пустая трата слов. У меня было так много вопросов. Некоторые я могла бы задать. Другие были слишком опасны.
— Все в порядке, — мягко сказала Зрячая Мать.
Мой нож перестал двигаться.
— Что, Зрячая?
— Я чувствую твой страх, Силина. В страхе нет ничего постыдного. Я сама была в ужасе, когда впервые встретила Акаэи.
В ее словах не было лжи. Только доброе сострадание.
Я все еще была отчасти уверена, что она собирается меня убить. Но, возможно, я смогу получить ответы на вопросы, которые мне так нужны, если буду задавать их осторожно.
Я отложила столовое серебро.
— У меня есть вопрос, — сказала я.
Бровь Зрячей Матери дернулась из-за черного шелка повязки.
— Уверена, у тебя их много.
— Почему вы позволяете мне это делать, если я не подчинилась вашему приказу?
Ее улыбка померкла.
— Многие спрашивали меня много лет назад, почему я позволила тебе остаться в Соляной Крепости, — сказала она. — Учитывая твой возраст.
Обычно, когда кто-нибудь упоминал о том, как я оказалась здесь, я морщилась от стыда, словно это был ужасный недостаток, на который указывали. Сейчас же на моем языке застыло что-то неприятное и горькое, но это был не стыд. Это был гнев иного рода, направленный не на себя, а на Зрячую Мать.
— Правда в том, что я увидела в тебе такой потенциал, — сказала она. — Я видела в тебе… частички себя, возможно. Даже все эти годы назад. В том, что делает нас уникальными, может быть своя красота. Я почувствовала, что то, что делает тебя уникальным, может принести большую пользу Арахессенам.
Мои руки слегка дрожали от напряжения. Я не могла поверить в то, что слышала.
Это было то, что я хотела услышать всю свою жизнь. Это подтверждение.
— Мне всегда ясно давали понять, что мои десять лет для Арахессена были вредом для моего положения здесь, — сказала я, сохраняя ровный голос.
— В некотором смысле. Да.
— Но вы никогда в это не верили.
Еще одна спокойная улыбка.
— Все не так просто, Силина. Что-то может быть как вредом, так и силой. Страдания делают нас сильными. Ты, Силина, очень сильно страдала. И ты стала такой сильной благодаря этому — и потому, что тебе нужно было многое доказать. Самодовольство не делает никого сильным.
Мне пришлось сосредоточиться на том, чтобы сохранить ровное дыхание. Нужно было говорить, не обращая внимания на болезненный комок в горле.
Кусочки головоломки медленно складывались, хотя я ненавидела картину, которую они открывали.
— Тогда вы оказали мне большую услугу, — сказал я. — Так же, как вы оказали большую услугу Глаэи.
На мгновение мне показалось, что я перестаралась, упомянув Глаэю, и мой подтекст был очевиден. Но я сохраняла спокойствие, и все эти чувства любви, преданности и благодарности не выходили у меня из головы. И наконец Зрячая Мать склонила подбородок.
— Самодовольство не порождает силы, — повторила она. — Не в тебе. И не в Глаэи. В тебе есть огонь, Силина. Подумай о той версии себя, которая не была выкована в этом пламени. Подумай, какой мягкой ты была бы. — Она покачала головой. — Это не то, что нужно для этой страны.
Правильно. Как будто это то, чего Акаэи хотела для нас.
Я положила руки под стол, сложив их на коленях, боясь, что они предадут меня. Я могла контролировать свое присутствие, но, черт возьми, если бы я могла контролировать эти дрожащие руки.
— Это… шок, — сказала я. — Правда о короле.
— Я знаю. Потребуется время, чтобы смириться с этим.
— Как долго…?
Оставшаяся часть вопроса перетекла во множество других: Как давно умер Король Пифора? Как долго ты правишь бесконечной войной? Сколько смертей на твоих руках?
Моей сестры? Моей матери?
— Разве это имеет значение? — спросила она.
Да, хотела сказать я. Это имеет большее значение, чем что бы то ни было. Но вместо этого я опустила подбородок, как бы уступая.
— Нет. Думаю, не имеет.
— Очень долго, — сказала она. Она сделала еще один глоток вина. Запах его был слишком резким — я была уверена, что это церемониальный напиток, который, вероятно, ослабляет ее губы и запреты, готовясь к церемонии, которую ей вскоре придется провести.
— Кто еще знает?
Я с ужасом ждала ответа на этот вопрос. Ведь, несмотря ни на что, они были моими Сестрами.
— Зрячие Матери, которые были до меня, — сказала она. — Две мои высшие советницы. А теперь еще и ты. Это… правда, которую многие не готовы понять. Я приложила немало усилий, чтобы защитить ее.
Я подумала о различных Сестрах, которые были изгнаны из Арахессенов, наказаны смертью и расчленением за преступления, так и не раскрытые нам. Я задавалась вопросом, не была ли какая-нибудь из них просто удалена за то, что знала слишком много.
— И все же вы оставляете меня в живых, — сказала я.
— Я говорила тебе, дитя, что нам понадобится твой огонь для того, что ждет нас впереди. — Улыбка, которую она мне подарила, была такой теплой, такой любящей — до тошноты искренней. Я даже почувствовала гордость и привязанность к ней. — Ты знаешь, что означает твое имя, Силина? На языке богов оно означает «Приносящая возрождение». Я увидела твое величие, когда медитировала на тебя, в тот день, когда привела тебя сюда и нашла для тебя это имя. Судьба вечно изменчива. Я не была уверена, что ты оправдаешь возложенные на тебя надежды. Но теперь я верю, что ты сможешь. То, что ты принесла нам, убедило меня в этом. Вот почему я хочу, чтобы ты встретила Акаэи вместе со мной. Потому что ты будущее Арахессенов. Пламя, в котором мы выкуем следующую версию себя. Я видела это пятнадцать лет назад, а сегодня вижу еще отчетливее.