Когда меня вытащили, то мое тело сотрясал крупный озноб, а лицо было искажено от ужасной боли.

Через некоторое время с болью я как-то совладал, но от озноба избавиться не смог, хотя мне помогли вытереться и переодеться в сухое

В врачу меня доставили довольно оперативно.

В медицинской части, меня встретил старший лейтенант медицинской службы.

Он указал на стул рядом со своим рабочим столом, и после того, как ребята помогли на него усесться, приказал всем покинуть помещение.

Достав градусник, врач сунул мне его подмышку.

— Ну, что с тобой стряслось? Рассказывай.

Я пытался объяснить, что почувствовал недомогание утром, но не сумел, потому что зуб на зуб не попадал.

Раздался звонок телефона, стоящего в противоположном углу этой большой комнаты.

Я принял это как сигнал избавления от необходимости объясняться. На тот момент, мне вовсе не хотелось ни с кем разговаривать, а лишь завалится на бок и полежать.

С другой стороны у меня не было ни малейшего желания выглядеть слабаком. Поэтому я старался держаться и не подавать виду.

Разговаривая по телефону, старший лейтенант время от времени поглядывал в мою сторону и продолжал следить за мной.

Они с подругой или женой обсуждали совместный поход на свадьбу к друзьям.

Мне же хотелось делать вид, что перед ним сидит абсолютно здоровый матрос. Мол, мое место там в бассейне с аквалангом с ребятами нашей роты.

Поговорив по телефону, старший лейтенант взял у меня градусник чтобы посмотреть, какая же у меня температура.

— Давай сюда, — он потянулся за градусником.

Мне тоже было интересно, что покажет ртутный столбик.

Когда градусник попал в руки старшего лейтенанта он удивлённо-гневно произнёс:

— Ни хера себе! Почти сорок — тридцать девять и девять! В госпиталь!

Насколько я понял, мне со старшим лейтенантом была оказана какая-то невиданная честь, потому-что в госпиталь нас несколько часов вез уазик командира части.

В приемном отделении госпиталя, роль которого выполняла небольшая комната выкрашенная в белый цвет, нас встретила куча народа.

Тут же, тётка в белом халате, снова сунула мне под мышку градусник. Все шесть человек, находящиеся в комнате, внимательно смотрели на меня, пока я мерил температуру.

— Что с ним?

— Высокая температура и плохой живот, — ответил старший лейтенант медицинской службы которые привез меня в госпиталь.

— Гадость какую-нибудь жрал? Ягоды, просрочку, грибы?

Я отрицательно помотал головой.

— Денатурат, самогон?

— Тоже нет.

— Кто-нибудь из сослуживцев жаловался?

— Нет.

Когда я вытащил градусник и подал его тетке, то её слова прозвучали для меня, почти как приговор:

— Ну, что тогда давайте укладывать.

Приговор, потому что насколько я знал, из госпиталя, даже если боец здоров, никого быстро не выписывают. Попасть обратно в часть я смогу не раньше чем через две-три недели.

А за это время, за две-три недели согласно программе обучения в части пройдут занятия по парашютной подготовке.

Из-за меня одного никто самолет для прыжков поднимать не будет.

Значит плакала моя карьера разведчика в подразделениях ПДСС.

Так кратко обозначаются «Подводные диверсионные силы и средства» в Военно-морско́м флоте СССР.

Но делать нечего, у меня не было ни прав ни сил сопротивляться госпитализации. Я решил действовать по старой формуле: «Делай что должно, и пусть будет что будет.»

В госпитализации неожиданно нашлись и положительные моменты.

Меня отвели в отделение, переодели в теплую байковую полосатую пижаму, привели в палату, указали на койку.

Я иронично отметил, что ложусь в палату с особым номером. Над моей палатой красовалась цифра «шесть»

Близился вечер на часах примерно шесть. В палате никого не было, хотя по смятым постелям можно было предположить, что люди просто куда-то отошли.

Я без сил лег на настоящую кровать, с настоящим матрасом, не армейским, а почти домашним.

Койка была с белоснежными простынями, пододеяльником и удобной подушкой. комнате.

Я даже не почувствовал, как мгновенно заснул.

Когда я проснулся, за окном уже во всю в свои права всупил день.

На часах без двадцати пяти двенадцать. Из шести коек в палате заняты только три.

Парень лежащий на соседней койке, с удивлением и восторгом, воскликнул:

— Братан, ну ты даешь! У тебя богатырский сон! восемнадцать часов проспал!

— Ни хрена себе. В последние полгода я если и спал ночью много, то это примерно по шесть часов сутки, а тут сразу восемнадцать часов проспал!

Я поймал себя на мысли, что даже на гражданке я так поздно никогда не просыпался. Чувствовал себя еще слабым, но по сравнению с тем, что происходило в бассейне можно было сказать, что состояние у меня отличное.

— Восемнадцать часов? Коль слышишь? — он обратился к еще одному соседу, улыбнулся и беззвучно рассмеялся.

Я не сразу понял, что именно в моих словах ему показалось забавным.

— Я что не правильно сказал про ночь?

— Братан, ты проспал ночь, и день и ещё ночь. Двое суток. Ни ел, ни пил, ни писал. Короче, зав.отделением, приходил осматривал, мерял температуру и просил тебя не будить, дать тебе выспаться.

Он выглядел как настоящий гигант с бычьей шеей, огромными плечами и вздутыми жилами на руках. Как выяснилось в последующем — мастер спорта, чемпион Беларуссии по тяжелой атлетике.

— Ага, тут медсестры на цыпочках прям ходили. Слава, — представился тот, что заговорил со мной первым, — а это Николай.

Он указал на третьего в палате.

Тот глядя на меня, молча помахал мне рукой.

— Очень приятно, ребят. Меня зовут Макс, я матрос — представился я соседям, — ничего не помню, кроме того, что вроде, как номер у палаты шестой.

— Точно. Нас из-за номера психами называют. Здесь у нас все равны, звания значения не имеют. Это я там, старшина — он махнул рукой в сторону окна, — а здесь я просто Николай или Коля, как тебе удобно.

Николай напротив был худощавым, скорее даже поджарым, как волк после зимы.

Оба оказались отличными собеседниками и соседями по палате.

Они ничего не знали про мой диагноз, сегодняшний обход был уже завершен.

— Теперь только завтра. Есть хочешь? Скоро полдник.

Я ощутил голод и решил не отказываться от приема пищи.

— Вроде хочу.

Соседи по палате поведали мне, что из лечебных процедур мне были назначены лишь инъекции в задницу и усиленное питание. Температура вчера вечером у меня уже нормализовалась.

С одной стороны парашюты, с другой возможность спокойно восстановиться. Судьба как всегда не спрашивала у меня о моих желаниях.

Но все же там в госпитале не так плохо, как могло бы показаться на первый взгляд.

Правда в полдник мне снова пришлось вспомнить, что я на гражданке а на Флоте.

Я хотел идти трапезничать со своими однопалатниками, но выяснилось, что в столовую ходят не тогда, когда хочется, а по графику.

Пришла медсестра,равнодушно поздравила меня с пробуждением, сделала укол и сообщила, что если я хочу есть, то мне нужно поторапливаться и идти прямо сейчас.

Я был записан во вторую группу, мне нужно было бегом направляться в столовую, потому что первая группа больных закончила прием пищи, а вторая уже начинала.

Уточнив у ребят, где именно находится столовая, я рванул туда.

У меня слегка кружилась голова и меня шатал по коридору, но в целом я чувствовал себя вполне прилично и бодро добрался до столовой.

На полдник подавали творожную запеканку и кисель. Все столы, кроме одного были полностью заняты — за у окна в одиночестве сидел парень в таком же халате, как и у меня. Правда выражение его лица говорило о том, что он чем-то раздражен.

Я спокойно без задней мысли отправился с подносом к нему.

— Здорово, у тебя тут свободно? — вежливо и дружелюбно обратился я к одиночке.