— Хорош, свистеть-то…

Один из друзей и сослуживцев Цеплакова нашел в ящике комода нитку с иголкой и молча протянул ее нашему командиру отделения.

Тот не долго думая, передал катушку с иглой мне.

— Покажи.

Ох, не к добру все это было. Не к добру. Но делать нечего. Товарищ младший сержант снял свой китель. Отпорол свой подворотничок и передал мне.

Я дождался, когда «экзаменаторы» засекут время.

Услышав команду, я начал подшиваться, уложившись в минуту и сорок пять по одним часам и минуту сорок девять секунд по другим.

Результат поразил сержантский состав. Они и думать забыли о футболе. Наши ребята из отделения нетерпеливо переминались с ноги на ногу ожидая обещанный матч. Но телевизор все не включали.

— Как фамилия, боец? — с широко раскрытыми глазами спрашивал меня тот, кто не поверил

— Бодров.

— Ну ты даешь, Бодров, клянусь тебе, я сам не умею, так быстро! Так, это что же получается? Наши филонят?

Они переглядывались между собой. Было понятно, что мы являемся свидетелями незримой конкуренции между сержантами.

Некоторые из них отправились к своим бойцам, чтобы провести замеры подшивания по времени. Я даже не хотел представлять степень раздражения и гнева ребят, которых поднимут с кроватей во время сна или оторвут от отдыха в свободное время для того, чтобы начать подшиваться и получать звездюлей за низкую скорость.

Наконец включили телевизор. Я без особого удовольствия досмотрел матч, понимая, что теперь наше отделение станет именем нарицательным среди новобранцев.

* * *

«Благодарностей» долго ждать не пришлось.

В школе молодого матроса, как ни странно я не заметил особых признаков дедовщины. Чего не скажешь о ярко выраженном землячестве.

Самыми безбашенными и дерзкими в учебке считались казахи и чеченцы.

Они проявили себя, не с самой лучшей стороны. Сбившись с самого начала в небольшие земляческие группки, они постоянно ввязывались в стычки, задевавли на пустом месте других ребят и пытались доминировать насколько это позволяли условия и обстановка в учебке.

Утром после зарядки, я по обыкновению отправился в столовую на завтрак. Когда подходила моя очередь в помещение столовой вошла группа казахов.

Я стоял спиной к входу и поэтому не заметил никого, когда один из них намеренно столкнулся со мной.

Он ударил плечом сзади, в тот момент когда я пытался забрать свой завтрак со стола. Хлеб с маслом и кружка чая полетели на пол

— Э,осторожнее, лопух, не видишь люди садятся!

— Ты чё? Совсем оборзел? — спросил второй казах почти двухметрового роста с угрожающе свисающей челюстью.

За казахами двигалось трое чеченцев их можно было узнать по характерному акценту.

— Слышь, а ты Бодров? — медленно растягивая слова спросил один их горцев.

— Допустим, я. Какой вопрос? — я спокойно смотрел ему в глаза.

Казахи начали прессовать одновременно. Они разговаривали одновременно с чеченцами

— Ты это, лопух, насорил здесь, давай убирай!

В таких разговорах смещать внимания с одних на других себе дороже. Нелегко вести две напряженные беседы одновременно, поэтому я проигнорировал казахов, продолжая смотреть чеченцу в глаза.

— Ты, говорят, хорошо подворотнички подшиваешь?

И не дожидаясь моего ответа продолжил.

— Быстро. За полторы минуты.

Он сделал паузу давая мне ответить. Но я лишь слегка улыбнулся.

Он улыбнулся в ответ, так как умеют улыбаться только они — одними зубами, глаза его оставались холодными.

— Значит, будешь подшивать и мои подворотнички.

Глава 6

Он улыбнулся в ответ, так как умеют улыбаться только они только зубами, глаза его оставались холодными.

— Значит, будешь и мне подшивать подворотнички.

— С чего ты это взял? — сказал я и сделал в его направлении полшага вперед. На языке понятном каждому парню того времени это означало, что я не собираюсь уступать.

— С чего я взял? Тебе люди вопрос задали, ты что глухой?

Мой оппонент тоже не сбавлял оборотов.

Они собирались вначале перекрестно загнать меня в словесную ловушку, а потом предъявить претензии. Не на того напали.

— А ты что, с темы съезжаешь? Люди, если они люди, подождут. Ты вопрос мой слышал?

— Чё? — протянул здоровый казах, схватил меня за рукав и замахнулся, — Чё значит «если люди»?

Дежурный прапорщик, молодой, лет двадцати трех — двадцати пяти, скорее всего выпускник ВУЗА прошлых годов, закончивший школу прапорщиков и получивший недавно своё звание увидел, что атмосфера между нами накаляется и тут же подскочил к нам.

— Отставить!

Казах отпустил меня.

— Что у вас происходит? — он нервничал, но почему-то решил обратиться именно ко мне, — матрос, я вас спрашиваю!

Я оправился и встав по стойке смирно, но продолжая смотреть в глаза чеченцу ответил прапорщику:

— Вот этот товарищ матрос так спешил, что нечаянно обронил свой завтрак.

— Который?

И тут чеченец будто сломался. Он отвел взгляд в сторону и что-то злобно прошипел на своем.

Я не ответил.

— Повторяю вопрос, который?

Мы все молчали. Когда чеченец отвернулся я стал смотреть на подскочившего прапора.

— Этот? — он указал на казаха, но не получив ответа перевел указательный палец на чеченца, — спрашиваю, этот?

Я снова молчал.

— Фамилия и звание, боец?

Младший лейтенант вытащил блокнот и химический карандаш.

— Матрос, Бодров.

— Фамилия звание командира отделения.

Я назвал. Он записал, потом потребовал того самого у моих неприятелей. Ими оказались Зокоев и Жанбаев.Закончив записывать он как-то смягчился и почти по-отечески запричитал:

— Ну что вы как дети малые, в песочнице? А? Игрушки все поделить не можете, уже взрослые мужчины, вам скоро по двадцать лет стукнет. Дежурный!

К нему подскочил боец в белом халате.

— Навести порядок, — он покачал головой, — уж не обессудьте товарищи, но каждый из вас останется без завтрака. Навести порядок!

— Есть!

Хорошо, что он не заставил нас убирать оброненный завтрак и перевернутую кружку с разлившимся чаем. Тогда избежать драки было бы невозможно. Со всеми вытекающими и втекающими. Дежурный зло сверкая глазами в нашу сторону, принялся убирать.

— Так, товарищи матросы. Вот, что я вам скажу. Вы у меня, вот где, — он похлопал ладонью по блокноту, — На первый раз, я вас прощаю. Но чтобы я вас больше вместе никогда не видел. Вы все из разных отделений. Увижу пеняйте на себя. Никому не позволено нарушать Устав. Тут же рапорт о происшествии ляжет на стол командира учебной части. Вопросы есть?

Он сделал паузу, как полагалось и не услышав вопросов, скомандовал:

— Разойтись!

Всю эту картину наблюдали все три отделения. Наши ребята довольно улыбались, глядя на то, как я ухожу, в отличии от молодых матросов из двух других отделений. По мнению наших ребят счет — один:ноль.

В мою пользу. Зокоев и Жанбаев просчитались.

Это они затеяли разборки, им не удалось меня запугать или сломить мою волю, они выбили из рук еду, но сами остались без завтрака.

А я прекрасно понимал, что все только начинается. Конечно же нам предстоит еще серьезно схлестнуться.

Мы выходили из здания столовой, когда Зокоев тихо, сквозь зубу процедил мне на ухо так, чтобы не услышал провожающий нас взглядом прапорщик.

— Я тебя еще заставлю пожалеть об этом, будешь у меня на коленях просить, чтобы я тебе разрешил воротник свой подшивать.

Я ему ничего не ответил. Снова улыбнулся, так чтобы это было ему видно. Во весь рот от души.

Прапор вышедший на крыльцо столовой, которую мы называли по-морскому «камбузом» зорко следил за нами.

Мы разошлись в разные стороны. Я отошел к брусьям и, взобравшись на них, уселся.

Зокоев и Жанбаев стояли по ту сторону плаца. Когда прапорщик развернулся, чтобы зайти в «камбуз». Жанбаев поспешил продемонстрировать угрожающий жест.