– Значит так! – Джим пошёл по кругу манежа, заглядывая каждому в лицо, – свидетель подтвердил, что видел мальчика, выбегающего через служебный выход на галерею. Свидетель – ребёнок, так что вполне мог принять за мальчика и взрослого человека маленького роста. Но, давайте, по порядку. В труппе есть дети?

– Нет. Нам удалось организовать летнюю школу. Они ведь, – администратор, как будто извинялся, – с вечными переездами учатся кое-как. А тут такая удача – на время каникул школа предоставила своё помещение. Всех и отправили.

– Что ж, круг подозреваемых сужается. Если детей нет – то вопросы у меня к вам, господа малорослые артисты. Кто и когда видел чету Янчевицких в последний раз?

Все дружно молчали.

**

Вдруг за бархатом главного занавеса послышались громкие крики. Похоже, там происходила борьба. Все в зале напряглись и… Как полагается в представлении – занавес колыхнулся, откинулся в сторону, на арену вышел здоровяк-охранник. Одной рукой он держал в воздухе, как котёнка, барахтающегося маленького человечка.

– Вот. Пытался удрать. Поймал его возле машины.

Он поставил своего пленника на ноги и отпустил.

Пётр Янчевицкий явился публике во всей красоте театрального наряда. Он аккуратно оправил курточку-мундир, отряхнул белые лосины, сбив с них пыль и опилки. Закончив приводить себя в порядок, он гордо выпрямился. Весь его вид изображал независимость и величие.

– Господин Янчевицкий, вы знаете где ваша жена?

– Понятия не имею.

– Я пригласил всю труппу на манеж. А вы отправились к своей машине. Зачем?

– Хотел проверить, не собирается ли Лолка делать ноги.

– Зачем ей сбегать или уезжать?

– Как же?! Теперь ей придется вернуться в мой номер, а она не такая. Она гордая! Да я бы её и не взял назад. Предательница!

– Больно ей надо к тебе возвращаться. Что ты из себя воображаешь? Тоже мне, – не унималась клоунесса, – пуп земли. Она одна и без Жорика могла бы этот номер делать. Ты лучше сразу признайся – угробил девку?

– Машину проверили? – спросил Джим охранника.

– А как же! И заднее сидение, и багажник.

– Да у нас тут полно мест, куда тело можно спрятать. Тем более, такое маленькое. Вон – хоть в Гошкин сундук, хоть в реквизит фокусника. Там сплошные зеркала и потайные дверцы, – подсказал кто-то.

– Достаточно. Я все понял, – Джим повернулся к Эйлин, – Ты запротоколировала опрос свидетелей.

– Да. Записала на диктофон.

– Что ж, Господин Янчевицкий, я арестовываю вас по подозрению в причастности к исчезновению вашей жены и гибели мистера Джорджио Мирели, а также за попытку побега.

* * *

Джим галантно сделал шаг в сторону, пропуская Эйлин вперед. Лёгкая волна её духов как будто коснулась его щеки.

– Хотел спросить: как ты догадалась, что девочка увидела ребёнка, а не урода какого-нибудь?

– Я попросила её показать, где она стояла и …, ты не поверишь. Это было единственное прямое зеркало.

Он задумался.

– Странная всё-таки у них жизнь. Вся в круге диаметром 13 метров.

– Откуда ты знаешь, что 13?

– В Гугле посмотрел.

– Тесновато. Я бы так не смогла. Вот, – она сложила указательный палец и мизинец, подняла их вверх – посмотри. Ты часто их так складываешь? Я имею ввиду в ежедневной жизни?

– Нет. Нечасто. А почему ты спросила?

– Не знаю. Просто подумала. Они – как пальцы одной руки – вроде бы вместе, а каждый сам по себе. Зажаты этим кругом – родятся в нём, женятся, умирают… Вроде бы и одна семья, но ведь, все не так, как кажется… Тесно им на этом пятачке, и страсти их душат, можно сказать, вселенские. Взять этого Петечку. Ты обратил внимание, как он стоял? Наполеон, не меньше. Ножка вперёд, ручка на груди в полѐ сюртучка спрятана. Треуголки только не хватает.

– Ну, он действительно себя считает тамошним императором. Старожил. Цирковой в третьем поколении, – согласился Джим.

– По твоему мнению, это он ослабил карабин трапеции?

– Эйлин, я не имею права на собственное мнение. Мне по долгу службы голова дана только для того, чтобы анализировать и сопоставлять.

– Но ты уже считаешь его виновным.

– Ничего я не считаю. Просто со слов свидетелей складывается впечатление, что он был злобным и ревнивым тираном. Вполне мог отомстить гимнасту за то, что тот увел у него жену. Тем более, что увёл он её не только в постель. Он же Петру и номер испортил. Это же ужас ужасный. Ты же слышала. Бонапарт наш сам сказал: «Жену можно новую найти, а вот партнёршу в номер – это тебе не кот чихнул» Ничего. Артист ‒ везде артист. Камеры в Вормвуд Скрабс* поменьше манежа будут, но все равно. Уверен, он там не пропадёт.

– Джим! – она вдруг резко повернулась к нему, – Почему ты такой злой?

– Я не злой. Я работу свою делаю. Это тебе – адвокату нужно каждому придурку в голову влезать и придумать всякие там отмазки, чтобы разжалобить присяжных. А мне это не к чему. Принеси заключение технической экспертизы, где будет чёрным по белому написано – обрыв трапеции произошёл естественным путём, а не потому, что шпингалет был подпилен, или болт не докручен, или в результате ещё какого-то вредительства – так я завтра этого Наполеона и отпущу.

– А ты не думал, что вредительство могло и быть, но совершил его кто-то другой?

– Кто?

– Моя работа заключается в доказательстве того, что не Пётр, а твоя в том, чтобы найти настоящего преступника.

За разговором они дошли до парковки.

– Тебя подвезти? – Джим гостеприимно распахнул перед ней пассажирскую дверь.

– Спасибо, я на своей, – она сделала шаг в сторону, но остановилась, – Всё-таки цирк – есть цирк. И костюмчик юнги на Лоле так ладно сидит. Ты обратил внимание, как эффектно она спустилась по канату из-под купола? Как будто рассчитала тот самый момент, когда на Петра будут надевать наручники.

– Которые, кстати, оказались ему велики, – ухмыльнулся Джим, – Ни дать, ни взять: мини-Гудини, фигов.

– Мне это показалось символичным, – Эйлин положила руку на плечо инспектора и наклонилась почти вплотную. Снова пахнуло её духами, – Помни, Джим, «Невиновен, пока не доказано обратное».

*

На другом конце парковки около автобусной остановки Марта, прижимая подаренный ей шарик, скакала на одной ножке, а ее мать равнодушно сверяла часы с таблицей расписания.

– Мама, мамочка! – Девочка вдруг остановилась, – Я вспомнила! Та тетя-полицейская спрашивала, во что был одет мальчик из зеркала. Как же я сразу не вспомнила! На нём же был матросский костюмчик!

__________

*Тюрьма для мужчин, осужденных по категории «В» (тяжкое преступление без угрозы для общества). Находится на Дю Кейн-роуд на западе Лондона.

«Идеальное убийство – не то, которое остаётся нераскрытым, а то, которое раскрывается, но виновным признают невинного».

Артур Селдом

1

Артур Адамс внимательно рассматривал своё лицо в зеркале над раковиной. Тёмный пушок над верхней губой становился всё гуще, да и на подбородке противные волосяные пружинки выстреливали жиденькими пучками в разные стороны. Он привычным жестом крутанул правое колесо инвалидного кресла. Коляска послушно развернулась. Артур выехал из ванной, так и не умывшись.

‒ Мам, можешь одолжить одну из твоих бритв?

‒ Зачем тебе, сынок? ‒ ответила Хелен, не поворачиваясь на голос сына и продолжая взбивать яйца для омлета, ‒ тебе с сыром или с ветчиной?

‒ Без разницы. По-моему, мне пора начать бриться.

‒ Ох, сынок, не спеши. От бритья волосы начнут расти только быстрее.

‒ Мам, ты путаешь моё лицо со своими ногами. Когда ты наконец-то признаешь, что я хоть и колясочник, но уже не ребёнок?

‒ Для матери дитя – всегда ребёнок.

Артур молча поковырял еду вилкой, выловил из омлета кусочки ветчины, отодвинул их на край тарелки, отправил в рот ломтик помидора и продолжил: