Вчера вечером, когда я вернулась домой после разговора с Борисом, мы поссорились, потому что сестра заявила, что не позволит мне расхлебывать все в одиночку. Слушать её я не собиралась. Все-таки я старше. Снежане придётся подчиниться. Так будет лучше для нее.

– Ну что ты дуешься на меня, как маленький ребёнок, Снежа? – нарушила я молчание.

– Я никуда не поеду, – замотала она головой. – Я не оставлю тебя здесь одну.

– Поедешь и оставишь, – возразила я. – Мы это уже обсуждали. Начнёшь жизнь с чистого листа где-нибудь подальше от Москвы, где-нибудь, где тебя никто не будет знать.

– И куда ты мне предлагаешь укатить? В Тверь или в Воронеж? – надула она губы.

– Да хоть в Якутск! Главное – подальше отсюда, – серьезно сказала я, не замечая ее сарказма.

– А ты?

– А я теперь… – Я задумалась. – Я теперь нелюбимая женщина нелюбимого мужчины.

– Я все же не понимаю, почему ты обратилась за помощью именно к Державину. – Снежана вскочила с кровати и, подойдя к чемодану, начала вытаскивать из него одежду. – Ведь это он во всем виноват.

– В чем – во всем? – Я забрала из ее рук скомканное платье и начала его аккуратно складывать.

– Ну, в том, что случилось с папой… и с нами.

Снежана с детства была максималисткой: для неё существовало только белое и чёрное, никаких полутонов.

– Послушай, – я взяла сестру за руку и усадила на кровать, разместившись рядом. – Борис Державин разорил компанию отца. В этом, конечно, его вина, но он не оставил нас на улице, не выкинул из дома, не лишил всех денег до копейки.

– Отцу пришлось продать дом на Ривьере и квартиру в Майами, – напомнила Снежана.

– Да, пришлось, но в том, что было дальше нет вины Бориса.

– Ты его оправдываешь?

– Ему не нужно мое оправдание…

Очень долго мы со Снежаной жили в неведении. Когда холдинг отца потерпел крах, на нашей жизни это почти не отразилось. Лишь позже до меня дошли слухи, что компанию отца прибрал к рукам Борис Державин, который теперь стоял во главе большой корпорации. На мои обеспокоенные вопросы отец лишь ответил, что ничего страшного не произошло, и теперь он займётся другим бизнесом. Может быть, денег станет меньше, но он уверял, что с его хваткой и связями он быстро раскрутится снова. Я просила его не принимать поспешных решений и все взвесить, все-таки с потерей компании наши счёта если и не обнулились, но изрядно поистрепались. Отец, однако, был оптимистом. Мы по-прежнему жили в шикарном доме, по-прежнему часто путешествовали, по-прежнему ни в чем себе не отказывали. Я даже магистратуру окончила во Франции, что стоило немалых денег.

Оптимизм отца стоил ему жизни. Примерно за месяц до трагедии я застала его в кабинете. Он сидел в затемнённом помещении и опустошал очередной стакан с ромом. Я и раньше замечала, что он стал больше пить, меньше разговаривать, реже выходить куда-то. Мне было удобно делать вид, что ничего не происходит, ведь отец всегда отшучивался. На этот раз я потребовала объяснить мне все.

– А что тут объяснять? – скривился он. – Я в долгах как в шелках.

– Но ты же говорил, что дела идут в гору… – осеклась я.

– В гору! – засмеялся он. – Да уж, в такую гору, что выше некуда.

– Объясни, – попросила я ещё раз.

– Чтобы открыть новую фирму, я влез в огромные долги, в гигантские. И он требует этот долг вернуть в ближайшие пару месяцев.

– Кто – он? – дрожащим голосом спросила я. – Борис?

– Борис? – Отец одарил меня диким полусумасшедшим взглядом. – Да твой Борис просто щенок против него. Н-да… Лучше бы я отдал тебя тогда Державину. Глядишь, и не было бы ничего.

– В смысле – отдал? – нахмурилась я.

– Ну а что? Не такой бедный он и был. Работал на Несветаева. Голова на месте. – Отец так сильно сжал стакан, что я испугалась, что тот треснет. – Надо было взять его под свое начало и воспитать для себя и для тебя… А я все думал, что найду тебе кого побогаче, чтобы приумножить…

– Приумножить? – скривилась я. – О чем ты? Ты же всегда говорил, что и я, и Снежана сами выберем себе спутника жизни…

– Выберете, конечно, но из тех, кого предложу я. Я ведь говорил Снежане – выходи замуж за Святова, а она нос воротила. А я теперь расхлебывай.

В тот день я узнала много нового о своём отце и его «любви» к нам со Снежаной. До этого я была уверена, что отец, говоря о самом лучшем для нас с сестрой, подразумевал нашу свободу выбора, нашу душевную привязанность, наше счастье. На самом деле под этим всем подразумевалось: больше денег, больше денег, ещё больше денег!

Сестре едва исполнилось восемнадцать, когда Андрей Святов, разменявший пятый десяток миллионер, пришёл свататься. Снежана, конечно, ему отказала. Отец настаивать не стал. Так я думала. Однако с тех пор его отношения с сестрой стали заметно холоднее. И только теперь я поняла почему: из-за её отказа. Отец хоть и на настоял на том браке, но тихо бесился из-за такой «выходки» Снежаны.

Тот наш разговор с отцом закончился моим разочарованием и его уверениями, что он что-нибудь придумает. Он и придумал – убил себя. В предсмертной записке он объяснил своё решение тем, что не видел другого выхода. Его все равно бы убили из-за долгов, ещё бы и нам с сестрой навредили. Отец был уверен, что с его смертью все закончится. Он ошибался: долг отца Эдику Карапетяну перешёл на нас. Этот человек знал, что деньги вернуть ему мы не сможем, и уже потирал руки в предвкушении того, что он собирался сделать со Снежаной и со мной.

Где найти такую сумму в столь короткий срок, я не знала. Продать фирму отца? Наш дом? Как оказалось, «идущие в гору дела» на самом деле катились в бездну со скоростью света.

– Никто из наших знакомых и друзей не даст нам такие деньги, – объясняла я сестре своё решение обратиться к Борису.

– А Державин даст? С чего бы?

Я не была уверена и в Борисе Державине, но думала, что, может быть, он почувствует свою вину, сочувствие, да все что угодно. Когда я шла к нему, то думала, что делаю глупость, но уж лучше было унизиться перед Борисом, чем оказаться в руках Карапетяна. Условия, которые в результате поставил Борис, меня не удивили. Я была готова на это.

– Потому что… – вздохнула я, все ещё не выпуская руку сестры. – Потому что лучше стать наложницей Державина, чем оказаться проституткой в каком-нибудь закрытом борделе для извращенцев.

Снежана передернула плечами.

– Я не хочу такой ценой спасаться, – пробубнила она.

– Не велика цена, – улыбнулась я. – Борис не самый худший из мужчин.

Снежана покосилась на меня.

– Но ведь ты ему отказала тогда… давно, хотя он вроде тебе даже нравился.

– Я была глупа, Снежана. Не уверена, что сейчас поумнела, – издала я нервный смешок. – Главное, что Борис согласился помочь. Все остальное – лирика. Так, хватит! – Я вскочила с кровати. – Сначала собираем твои вещи, ну а потом мои.

– Я не буду брать все это с собой, – кивнула она на шкаф. – Я даже не знаю, куда поеду.

– Сядешь в машину и отправишься в путешествие. Наверняка, какой-нибудь городок тебе приглянется.

– Не хочу жить в захолустье.

– Главное, что ты будешь жить, – напомнила я ей. – А где – не важно.

– Ну что ж, сейчас узнаем, куда меня примагнитит маятник судьбы, – шутила Снежана, зажмурив глаза.

Мы собрали ее вещи, постаравшись уместить их в четыре объемных чемодана, и теперь сидели на просторной кухне. Я сварила кофе и разлила его по чашкам. Снежана нашла в кабинете отца потрепанную карту России и, взяв кулон с топазом на длинной цепочке, раскручивала его над нашей необъятной родиной. Она никак не могла решить, куда ей переехать, поэтому выбрала вот такой способ: над каким городом остановит свое вращение кулон, туда Снежана и отправится. Для чистоты эксперимента она закрыла глаза и встала, чтобы не упираться локтями в стол.

Кулон замедлял свое вращение, и я с интересом наблюдала, где же он остановится.