– Здрасьте приехали, – бабушка застыла на одной из ступенек лестницы, ведущей наверх.
Вообще-то предполагалось, что седмичник действует как приворот, но в руках Ойкью это растение обретало совершенно неожиданные свойства. Никого приворожить ей ни разу так и не удалось, зато все жертвы её специфического – Ойкью и сама понимала это – юмора сразу засыпали глубоким сном. В итоге ей приходилось тащить этих несчастных домой, где бабушка, наконец, их расколдовывала.
«Это потому, что ты сама считаешь привороты такими скучными, что заснуть можно», – объясняла ей бабушка. В общем-то, бабушка была совершенно права – привороты ни капельки не развлекали Ойкью: когда она смотрела на чужое подобное колдовство со стороны, ей казалось оно грустным, глупым и чуточку противным.
Тем временем бабушка стояла и глядела на внучку почти обиженно: она сознавала, что явно чего-то не понимает.
– Это Варн, и я его украла из лодки Деда, – терпеливо объяснила Ойкью. – Я не подкладывала никакого седмичника. Он вроде как сбежал из дома, поэтому ночует сегодня у нас. Он по доброй воле сюда пришёл.
– Это-то меня и пугает, – удивлённо проговорила бабушка. – Ты хоть понимаешь, кто он такой?
Она ещё раз внимательно посмотрела на внучку, сокрушённо покачала головой, а затем всё-таки спустилась и принялась собирать на стол. Ойкью бросилась ей помогать, влекомая целью узнать, что будет на завтрак.
Следующим по лестнице спустился дедушка. Ойкью заметила, что мха у него на затылке чуть-чуть убавилось, а на лице, наоборот, чуть-чуть прибавилось.
– Явилась не запылилась, – прокряхтел он, неодобрительно глядя на внучку. – Мы уж думали, канула в во́ды реки – ан нет…
– Я тоже скучала, – заверила его Ойкью. – Правда-правда.
Дедушка неопределённо крякнул и очень медленно сел за стол.
Следом спустились мама и папа. Последний с вечера, как всегда, был нормального роста, даже почти не задевал головой потолок.
– Ойкью! Глазам не верю! – воскликнул он, и голос его звучал радостным шелестом листвы.
Папа обхватил Ойкью руками-ветвями и поднял, так что она смогла обнять его за шею.
Папа Ойкью был сыном дриады, которая жила в липе, и могущественного лесного духа: от дриады он унаследовал родство с липой, золотистые глаза и ворох листвы вместо волос, от духа – неустойчивость облика и способность к древнему тайному волшебству.
– Ты выросла, – проговорил он, опуская дочь обратно на пол.
– Я – нет, а вот ты – точно вырос с зимы, – лукаво улыбаясь, проговорила Ойкью, и папа негромко засмеялся.
Они уже почти садились за стол, когда на кухню всё же удосужился явиться проснувшийся Варн. В его сторону обратились четыре пары любопытных глаз. Мама Ойкью решила проявить такт и не стала таращиться на гостя, зато сама Ойкью наблюдала за мальчиком с интересом. Наконец она видела живые эмоции на его лице: замешательство, смущение, лёгкое (а может, и не очень) потрясение. Ойкью ещё помнила, как непростительно смело он вёл себя вчера при встрече с лодочниками, и теперь ей приятно было видеть его растерянным. Поэтому она не спешила представить Варна семье, вовсю наслаждаясь ситуацией.
– Добрый… Добрый вечер? – в голосе мальчика зазвучали восхитительные вопросительные интонации.
Впрочем, оно и неудивительно: он явно сейчас не знал, стоит ли считать этот вечер добрым.
– Добрый или нет, это потом известно будет, – прокряхтел дедушка. Только он больше, чем Ойкью, любил выбивать окружающих из колеи.
Замешательство Варна, судя по выражению его лица, начало постепенно переходить в панику, поэтому Ойкью сжалилась и, неторопливо заворачивая творог в холодный блинчик, проговорила:
– Это Варн. Я спасла его вчера из лодки Деда, и теперь мы собираемся вместе плыть к Истоку Великой реки. Варн, это бабушка, это дедушка, а это мой папа. Ты можешь тоже сесть за стол, вот здесь, рядом со мной, есть место.
Ойкью подумалось, Варн овладел способностью перемещаться в пространстве со скоростью света – так быстро он оказался сидящим около неё. Впрочем, таращиться на него и так уже перестали – теперь четыре пары любопытных глаз обратились к Ойкью. Она продолжала невозмутимо заворачивать блинчик.
– Никто не знает, есть ли вообще у Великой реки исток, Ойкью, – осторожно заметила мама. – Не думаю, что искать его такая уж хорошая идея. А тебе, Варн, мне кажется, стоит отправиться домой. Твои родители, наверное, беспокоятся?
– Мы с Ойкью заключили соглашение, – на удивление спокойно проговорил мальчик. – И никто, кроме меня, никак не может понять, чего мне стоит делать.
– О как! – Ойкью не удержалась и воздела палец, такой уморительно серьёзный был тон у Варна. – А вообще, это ведь и хорошо, что никто не знает, есть ли у реки исток: мы как раз собираемся выяснить.
– Это будет очень тяжёлый путь, а мы очень давно тебя не видели, – печально проговорил папа. – Может, оставите это открытие кому-нибудь другому? И так очень опасно, что ты решила стать лодочницей…
– Папа! – Ойкью грустно рассмеялась. – Мне уже никак не быть лодочницей! Я помешала Деду везти человека на Другой берег! Теперь он будет искать меня, пока не поймает, и неизвестно, что случится в этот раз. Мне совершенно точно нужно уходить отсюда.
– А тебе сразу было говорено, что ничего путного из твоей затеи с лодочниками не выйдет! – вмешалась бабушка. – Всё равно назад ничего не вернёшь!
– В самом деле, Ойкью!
– Мы тебя спрячем, не бойся Деда, Ойкью!
– А этот мальчик? Он-то разве выдержит такой тяжёлый путь?
– Мы ведь хотим тебе только добра! Ты подумай как следует, ну разве это дело?
– Ну вот, началось. – Ойкью тоскливо вздохнула.
– Пойдём отсюда? – Варн встал из-за стола.
Ойкью нахмурилась: ей, может, было и не очень приятно, но она уж точно не хотела уходить вот так.
– Если вы, маленькие обормоты, в самом деле собрались к Истоку Великой реки, вам надобно знать некоторые вещи, – неожиданно подал голос дедушка.
Все прочие члены семьи тотчас умолкли. Варн сел обратно за стол. Ойкью устремила в сторону дедушки радостный взгляд.
– Дедушка! Ты тоже пробовал добраться до Истока? – спросила она, внутренне замерев от восторга.
– Было дело, – неопределённо проворчал тот, весело глядя на Ойкью из-под косматых бровей.
– И добрался?
– Это как посмотреть. – Дедушка сипло, крякающе рассмеялся. – Я про другое хочу сказать. Слушайте внимательней: чем дальше вверх идёшь по Великой реке, тем севернее, тем холоднее становится и тем труднее путь. Там, наверху, живёт совсем другой народ, не такой, как здесь… Ну, вы сами увидите. Некоторые из них могут быть опасны, другие могут и помочь, только этого так сразу не поймёшь. Тебе, Ойкью, тяжело придётся: ты сделана из двух составляющих, и они плохо ладят друг с другом…
– Знаю! – фыркнула Ойкью. Она терпеть не могла, когда ей об этом напоминали.
Дедушка кивнул и продолжил:
– А тебе, парень, не поможет там рубашка из крапивы, и сон, в котором ты живёшь, тоже не поможет. Хочешь не хочешь, придётся проснуться.
Варн нахмурился, но ничего не сказал.
– Вот так, – подвёл итог дедушка. – Да, и возьмите с собой побольше сушёных слив.
Варн и Ойкью удивлённо переглянулись.
– Неужели ты в самом деле думаешь, что они могут… – начала было бабушка, но дедушка тотчас её перебил:
– Взять сушёные сливы? Не вижу причины, по которой не могли бы. Я их много заготовил…
В конечном счёте остальные члены семьи были вынуждены с ним согласиться, хотя отъезд дочери и внучки их изрядно опечалил.
Оставшуюся часть ночи Ойкью и Варн потратили на сборы. В основном процесс заключался в том, что они бегали по дому в поисках чего-нибудь необычайно важного, а когда оно не находилось, бегали по дому в поисках мамы Ойкью и спрашивали её, где это важное лежит. Та с мученическим видом отвлекалась от дел и находила важное за полминуты на том самом месте, где до этого все уже смотрели несколько раз.