– Где?.. – Миллер не закончил вопрос.

– Там, внутри. Осторожно, дверь вся ржавая.

– Это они ее нашли? – добавил агент, показывая на двух мальчиков.

Полицейский молча кивнул.

– Вы сообщили родителям?

– Они уже в дороге. Им придется поехать с нами в участок.

– Вы не проводите меня?

– Если вы не против, я бы не хотел видеть это еще раз. Моей дочке столько же, сколько ей, и…

Миллер заметил, что руки полицейского дрожали. Это был здоровый мужчина лет сорока, который, по-видимому, служил в полиции не один десяток лет и видел всякое, но даже с его опытом он, казалось, был поражен. Город с девятью миллионами жителей отличается особой изобретательностью, когда приходит час предъявить миру свои трупы, поэтому, только заступив на службу, полицейские тут же зарабатывают иммунитет к чудовищным сценам преступлений.

– Ладно. Где она?

– Внутри. Там Скотт и Карлос. Второй зал налево.

– Не одолжите мне фонарик? – попросил Миллер, протягивая руку.

Мужчина вытащил из-за пояса фонарик, но прежде чем он успел его передать, из темноты выскочил полицейский, латиноамериканец, с идеальной прической и ростом метр семьдесят.

– Агент Миллер?! – закричал он, и звук его голоса смешался с ревом разбившейся вдалеке волны. Они стояли в двухстах метрах от берега, но ветер доносил шум океана, как колыбельную песнь. – Похоже, это Эллисон. Мы ждем криминалистов, чтобы снять отпечатки пальцев и взять образцы ДНК.

– Могу я посмотреть на нее? – был первый вопрос Миллера.

– Вы верующий? – спросил агент Карлос с обеспокоенным видом.

– С каких пор вас это интересует?

– Сегодня интересует, агент. Должно быть, Бог недоволен тем, что сделали с этой девочкой.

– А вы верующий?

– Конечно, агент. Бог придал сил моей матери, чтобы пересечь пустыню и пройти через границу, когда она была беременна мной. И вырастить меня таким, какой я есть. Бог был щедр ко мне. Когда я приеду домой, то поцелую жену и помолюсь о прощении.

Миллер заметил, что Карлос был глубоко потрясен. Детектив зашагал в сторону заброшенной бетонной конструкции и пригласил Миллера последовать за ним. Форт Тилден представлял собой что-то вроде судна, почти полностью разрушенного, с дырами вместо окон, от которых остались лишь ржавые рамы, сияющие красноватым светом от фар патрульных машин.

Карлос шел на несколько шагов впереди Миллера. Он зашел в темноту и включил фонарик. Все внутреннее пространство было завалено обломками и старыми матрасами, от которых остались лишь пружины, стены были сплошь покрыты рисунками.

– Смотрите, куда наступаете, – предупредил Карлос, проходя вперед по коридору.

– За что вы собираетесь просить у Бога прощения? – спросил Миллер, следуя за мужчиной.

Карлос на секунду остановился, повернулся к нему и с серьезным лицом ответил:

– За то, что не перекрестился перед крестом.

Эта фраза еще продолжала звучать в голове Миллера, когда Карлос повернул налево и исчез в проеме, где раньше висела дверь. Рядом на полу валялась ржавая тележка из магазина. Боясь заблудиться, Миллер не спускал с Карлоса глаз. Войдя в следующий зал, агент был удивлен: он оказался намного больше, чем представлялся снаружи. Потолок в два раза превышал обычную высоту. Свет растущей луны проникал сквозь дыры разбитых окон, находящихся в верхней части стен. Этот зал показался Миллеру огромным, по крайней мере та его половина, куда сквозь темноту доходил пучок света от фонаря Карлоса. Вдруг в глубине он заметил другой фонарь, освещающий углы комнаты.

Луч фонарика ослепил агента.

– Это Миллер, отдел розыска пропавших без вести, – объяснил Карлос Скотту, который стоял в центре зала и ждал Миллера, светя ему под ноги, чтобы тот не споткнулся о грязные стулья, выстроенные с идеальной точностью по двенадцать в ряд лицом к дальней стене.

– Что… все это значит? – в растерянности спросил Миллер.

– Это что-то вроде… церкви, – заметно взволнованно ответил Карлос. – А она… – добавил он дрожащим голосом и направил фонарь на огромный красный крест, возвышавшийся на стене, который агент сперва не заметил из-за темноты. – Она уподоблена Богу.

Миллер почувствовал, как земля уходит у него из-под ног, будто под ним разверзлась темная пучина его детских страхов. От самого сердца к горлу подкатил ком. Он увидел неподвижное тело Эллисон, прибитое к красным доскам. Со сложенными одна на другой ногами и раскинутыми вдоль верхней перекладины руками висел труп молодой девушки с каштановыми волосами, голым торсом и поясом, покрытым белой окровавленной тряпкой. Ему еще никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Миллер сглотнул, пытаясь представить на этом мертвом, с закрытыми глазами лице улыбку Эллисон с той фотографии, на которую он смотрел в машине, прежде чем отправиться сюда. Ее лицо было наполовину закрашено черной краской, будто на нее надели маску, придававшую ей вид человека, который не хотел ничего видеть. Под крестом на полу разлилась лужа крови, вытекшая из раны между ребер. Голова девочки покоилась на боку, словно она навечно заснула.

Не веря своим глазам, Миллер воскликнул:

– Кто это сделал?!

Если ты ставишь на кон свою душу, неважно, выиграешь ты или проиграешь: ты никогда не будешь прежним.

Моя издатель не могла поверить своим глазам, когда я кинулась со всех ног к выходу из книжного магазина в надежде найти человека, который оставил мне конверт с той странной фотографией. Полагаю, ей нечасто приходится видеть авторов, которые убегают после автограф-сессии подобным образом. Признаюсь, сама не ожидала от себя подобной реакции. Когда я наконец пришла в себя, то поняла, что стою посреди улицы, задыхаясь от охватившего меня ужаса, и озираюсь по сторонам, пытаясь разглядеть между зонтами прохожих пару глаз, с угрозой устремленных на меня. Даже я не могла бы предсказать собственное поведение.

Согласно договору с издательством, это была последняя публичная презентация, запланированная после публикации книги о моих двенадцатилетних поисках Киры Темплтон, трехлетней девочки, пропавшей в 1998 году во время парада в День благодарения[1]. Неожиданную развязку этого дела я впервые подробно описала в статье «Манхэттен пресс», где на тот момент работала, – самой главной газете Соединенных Штатов.

Я не собиралась писать книгу о Кире и, уж конечно, не думала об этом, когда занималась расследованием. Но я не смогла отказаться от предложения издательства: рукопись, двенадцать презентаций книги и миллион долларов. Я взяла отпуск в редакции, чтобы полностью посвятить себя книге, но пока я ее писала, плавно плыла по течению, которое уносило меня все дальше от газеты и от того, кем я на самом деле являлась. Неожиданный успех поглотил меня окончательно. Сама того не заметив, я оказалась в водовороте нескончаемых интервью и презентаций и в конце концов полностью потеряла контроль над происходящим. По моему плану я должна была вскоре вернуться в редакцию, но постепенно реальный мир и успех книги отдалили меня от того, что заставляло чувствовать себя самой собой.

На одиннадцати предыдущих встречах я вела себя как того от меня ждали: решительно вдавалась в мельчайшие подробности истории маленькой Темплтон, мило отвечала читателям, желавшим заполучить мой автограф на своих экземплярах, вела душевные беседы с владельцами книжных магазинов, сколотивших целое состояние на покупке десяток тысяч книг, которые красовались на витринах и полках с бестселлерами по всей стране. Роман стал самой продаваемой книгой Соединенных Штатов, но этот успех не доставил мне ни малейшей радости. Я не была готова к нему и никогда к этому не стремилась. «Снежная девочка» превратилась в расследование, за которое взялась половина планеты, в тайну целого поколения, жаждущего знать, что случилось с Кирой, что с ней стало потом и, самое главное, страдала ли она. Но боль, которой я наполнила каждое слово романа, была моей собственной болью. Наверное, именно поэтому каждая из двенадцати встреч собирала полные залы.