– Ах, Пак! – воскликнул Дионис, – садись быстрее к нам! Как хорошо, что посетил нас сам купидон, любовных мастер дел!

– Хорошо, но ты мне льстишь, Дионис.

И этот тоже, говорит с такими вензелями, что трудно пробираться сквозь темный лес из слов.

Кстати говоря, про темный лес. Дионис – темный эльф:

Темный силуэт, облаченный в черную накидку-плащ с капюшоном – ночная мгла.

Прямые черные волосы спадают с плеч на грудь – ночной покой.

Длинные острые уши, длинные, даже для эльфа. Длинный острый нос, острые скулы и острый подбородок, впалые щеки. За плечом длинный эльфийский лук – колючие ветки зимнего леса.

Бледная кожа – снег.

Тени под глазами, а в глазах горит синий огонек – звездное небо.

Дионис пил разбавленное вино из кубка, а его спутник просто сидел рядом.

– Есть ли стрелы, что заставляют разлюбить?– спросил его спутник.

– Возможно, дай гляну в колчане.

– Шутишь, но мне вот не смешно.

Миша – игрушка Диониса. Ради забавы, а может в этом есть глубокий смысл – он превратил медведя в человека. И до тех пор он будет человеком, пока не поцелует девушку. А после – превратится вновь в медведя, и потеряв рассудок человеческий, растерзает ее.

– А ты чего не пьешь?– спросил я Мишу.

– Чтобы опьянеть, и потеряв рассудок и контроль, губами впиться в чьи-нибудь уста? Когда-то я был медведем. И вполне меня устраивала моя жизнь. Я кушал ягоды, искал грибы. Этими лапами ловил я рыбу. Но хоть когтей и клыков у меня больше нет, я помню, как расправился с оленем в последний раз. Я помню как текла его кровь по моей груди. Теплая кровь, которой мне не хватает и сейчас. Как я вонзал свои клыки в плоть. Как ел я мясо и зарывал свою морду во внутренности и потроха оленя. Я помню ярко все. Когда я ощутил, что челюсти я больше не могу сжимать с той силой. Что когти более не входят в плоть. И стал я сам себе противен. В тот момент я стал человеком. Я разрыдался. Теперь скучаю по тем временам, когда я был зверем. И сердце и душа мои болят. Но теперь я чувствую, что у меня есть сердце. И знаю, что у меня есть душа. И никогда не променяю эти чувства. Теперь я – человек, и зверем больше быть я не желаю. Потому, не соблазняй меня, купидон, выпивкой. И стрелы держи от меня подальше.

– Об этом не проси, я купидон.

Меня об этом, правда, бесполезно просить. Такова моя суть.

Но Миша смотрел на меня так, как будто прямо здесь готов был разорвать меня, как того оленя.

Такой огромный медведь с человеческим сердцем:

Он сидел на лавке и занимал наверно всю ее – такой широкий.

Рукой, наверное, мог бы дотянуться до люстры, с места, не вставая – такой высокий.

Взъерошенные косматые волосы до плеч и густая борода – бурого цвета.

Нахмурил брови и смотрел на меня своими карими глазами, но стоит мне в них заглянуть – тоска.

Простая рубаха, расстегнуты пуговицы воротника – густые волосы на груди.

Закатанные рукава – густые волосы на руках.

Широко расставив колени, локтями упираясь в бедра, ссутулился, нагнулся вперед. Тяжело дышит – сейчас разорвет меня на куски.

Цепи. Большие тяжелые цепи. Звенья цепей размером с кулак. Цепи связывают его: проходят на груди, лежат на плечах и падают на деревянный пол – метал.

Эти цепи не сковывают его движений, но они сковывают его силу – эти цепи обладают магией.

– Диана в тебя влюбилась,– сказал Дионис.

– А ты откуда знаешь, отец?

И голос у него – низкий бас, медвежий рык.

– Да этого не скрыть ей, но ты спросил, а значит ты заинтригован.

– Зачем и ты соблазняешь?

– Да мы ведь только говорим. Даем волю языку. А от речей не будет хуже.

– Но разговоры переходят к делу.

– Не всегда.

– Представь, что дразнишь ты собаку костью.

– Но ты уж больше не собака. Теперь ты человек. А люди любят воздух сотрясать без цели. Так, чтобы душу отвести.

– Мне это неизвестно. Я уйду от разговоров. Не соблазняй меня, ни ты отец, ни ты, купидон.

Миша встал и лавка, прогнувшись, выпрямилась обратно со скрипом. Он задел стол и тот почти опрокинулся. А головой, действительно, ударился об люстру. Когда он шел, то доски пола не скрипели, а трещали.

– Я вижу, что и она ему не безразлична – Диана, – сказал Дионис.

– Диана? Фея? дочь Ипполиты?

– Она.

– Но я не пойму, действительно, зачем ты его соблазняешь? Ведь ты сам наслал на него это проклятье. Теперь ему нельзя любить.

– Любить он может. Ему нельзя лишь целовать. Проблемы в этом я не вижу. Да и медведем быть не так уж плохо. Но как сказал ты? Проклятье? Хотя, возможно, дар и проклятье, суть – одно и то же. Ах, Пак, ты – купидон. Меня поймешь ты точно. Какая страсть в нем. Ты ощущаешь? Наружу рвется эта страсть. И как он сдерживает сам себя. Он так натянут, как натянута тетива моего лука. Что же будет, когда я эту тетиву отпущу? Я сам не в силах сдерживаться. Я не сдержался и создал его. Но что же будет, когда и он не в силах будет больше сдерживаться? Что будет, когда поддастся страсти?

– Ты безумец, Дионис.

– Да ты и сам в плену страстей, ты купидон!

– Ты так считаешь?

– А ты бы, что предпочел?

– Стал бы я сдерживаться, или поддался бы страсти?

– Да, говори же!

– Я бы не смог сдержаться. Я бы поддался страсти.

– И ты такой же, как и я. Но он другой, медведь мой. Этим он мне интересен. За это я его люблю.

– Так что Диана?

– Влюблена. И страсть ее так велика, что наш медведь не устоит. Я уверен. Да что я говорю? Вон там она сидит. Сходи и лично будешь в курсе.

***

Я подошел к столику, где сидела Диана.

– А вот и песик Оберона, – раздраженно сказала Ипполита.

– Прости нашу мать, Пак,– сказала Диана, – нам с сестрой очень нужно с тобой поговорить. Мама, прошу тебя, позволь, чтобы Пак присоединился к нам.

Ипполита махнула рукой.

Да, не самый теплый прием, и не удивительно.

Оберон правит эльфами и феями, но для леса наступили темные времена. Феи отказываются признавать его власть и ведут междоусобные войны с эльфами. Ипполита – королева фей, непризнанная эльфами.

Но почему она здесь? Это не случайно. Встреча в трактире – это еще один повод обсудить с Обероном зоны влияния.

Почему так мирно? Эльфы не любят воевать, больше всего они любят пить вино. Феи не отличаются от них. Да, случаются бои, и кровопролития, бывает, не избежать. Но даже самые серьезные вопросы, такие как деньги и власть, эльфы и феи привыкли решать с помощью интриг, с помощью хитрости.

– Будь я королевой эльфов, ты бы передо мной стал вилять хвостом? – бросила Ипполита.

Кажется, что она не рада моему присутствию, но это не так. Она лишь хочет разузнать секреты.

– Признаюсь – Оберону я рад служить. Но будь ты королевой эльфов, служил бы я тебе, хотя мне этого и не хотелось бы.

Что ж, я тоже острый на язык. Ипполита закусила губу и отвернула голову, скрестив руки на груди.

Ипполита, как всегда, горяча, как пламень костра:

Короткие красные волосы, взъерошенные и торчащие – языки пламени.

Красное слитное трико – пожар.

За спиной подрагивали большие, розовые, прозрачные крылышки – стрекоза.

Огромные глаза с красной радужкой, в которых горит красный огонек – раскаленные угли.

Маленькое личико, с маленьким носиком и круглыми щечками – фея.

Все феи выглядят как маленькие дети. Даже если фея живет уже тысячу лет.

Прислонившись к скамье стоит арбалет. Арбалет по размеру, наверное, в половину роста Ипполиты. Она нарочно взяла свое оружие, чтобы показать всем вокруг, что она ведет войну.

Для вида?

Нет, Ипполита умеет обращаться с арбалетом. И хотя он весит больше, чем дубовый стол, за которым мы сидим, Ипполита обладает магической силой, чтобы держать его в руках.

– Купидон, а ты мог бы выстрелить сперва в Мишу, а потом в меня? – спросила Диана, без церемоний.