Анжей, сконфузившись, выходит из-за парты. Подойдя к козлам, он расстегивает пояс и спускает штаны до колен.
– И кальсоны, – слышит он сердитый голос Казимира.
Анжей стаскивает кальсоны и ложится на обтянутый кожей лежак. Лежак закреплен под наклоном, таким образом, задница Анжея оказывается выше его головы. Его голые ягодицы совершенно беззащитны и будто выставлены на показ, так что пану Валежаку будет чрезвычайно удобно сечь их прутом.
Казимир, тем временем, сноровисто пристегивает ноги Анжея к ножкам козел, после затягивает ремешки на запястьях, и еще один ремень перекидывает через поясницу Анжея и, натянув, застегивает пряжку. Анжею становится не по себе. Он лежит на козлах совершенно беспомощный и следит с тоскою, как пан Валежак снимает сюртук и аккуратно вешает на спинку стула, как он подворачивает рукава белой сорочки и выуживает из кадки длинный блестящий от влаги прут.
– Добрые розги, – говорит Казимир, потянув гладкий березовый прут через кулак. – Ну-с, молодой человек, я желал бы услышать второй закон Ньютона.
Анжей горестно вздыхает.
– Ну-с? Второй закон Ньютона? Что же вы молчите, пан? Вы, вероятно, меня не слушали?
– Простите, пан Валежак, – говорит Анжей. – Я, наверное, отвлекся, буквально на минуту.
Казимир Валежак пожимает плечами.
– Что же, раз так не обессудьте.
Он подходит к козлам и, встав позади и немного сбоку, несколько раз на пробу машет прутом. А потом, примерившись, хлещет Анжея по голым ягодицам.
Похоже, Казимир выбрал прут потолще, да и сечет он куда больнее, чем тетушка. Анжей вовсе не думал, что будет так больно! Он кричит в голос и дергается на козлах всем телом.
Казимир дает ему время перевести дыхание и снова стегает розгой. И Анжей снова кричит, как оглашенный. Боль от розог такая жгучая и острая, что он совсем не может выносить эту порку.
– А вы не витайте в облаках на уроке, – выговаривает молодому человеку пан Валежак. – Извольте слушать, когда я говорю. Слушать и запоминать…
И опять больно стегает прутом по худой мальчишеской заднице.
– Пан Валежак, умоляю вас, пожалейте! – воет, вертясь на козлах Анжей, когда березовая розга раз за разом впивается в его голые ягодицы. – Ай! Больно-то как… Пан Валежак, миленький, я все уразумел! Я ни единого слова вашего не пропущу… Ай! Как же жжется!… Ей богу, только не бейте больше… Ай! Да что же это… Пан Валежак, довольно, смилуйтесь…
Из глаз Анжея льются слезы, будто из садовой лейки. Ему кажется, что время остановилась, и эта мука никогда не кончится.
Вскоре на крики племянника прибегает встревоженная пани Стефания. Остановившись в дверях и прижав руки к груди, с испугом смотрит, как пан Казимир сечет Анжея солеными прутьями.
Розга, наконец, ломается, и Казимир бросает ее на пол.
– Уж больно вы строги с Анжеем, – упрекает тетушка Казимира, заходя в комнату.
– Помилуйте, по-другому нельзя, – отвечает тот, вытирая платком пот со лба.
Анжей лежит на козлах, всхлипывая и тяжело дыша. Его ягодицы и ляжки исполосованы прутьями. Следы от ударов припухли, налились кровью и сделались темного фиолетового цвета.
– Бедный мальчик, – вздыхает пани Стефания.
Со слезами на глазах она быстро выходит из комнаты.
Пан Валежак, наклонив голову на бок, слушает, как затихают за дверью шаги тетушки, потом оборачивается к Анжею,
– Ну-с, молодой человек, теперь вы расскажите мне закон сохранения энергии?
Странным образом после пары десятков розог в голове у Анжея прояснилось. Злота с рассыпанными по плечам волосами и торчащими из-под сарафана коленками куда-то пропала. И Анжей вдруг отчетливо вспомнил, что рассказывал ему пан Валежак четверть часа назад.
– Закон сохранения энергии утверждает, что… энергия тела никогда не исчезает и… не появляется вновь, она может лишь превращаться из одного вида в другой…
– Именно! Ну, что же, я вижу, память к вам вернулась, – Казимир весьма довольный собой прохаживается взад-вперед перед козлами. – А не могли бы вы, привести конкретные примеры этого универсального закона мироздания?
Привести примеры Анжей не может.
Тогда Казимир вытягивает из кадки другую розгу и хлещет ей по воздуху. От свиста розги у Анжея сжимаются ягодицы.
– Следите за моей мыслью, пан. Энергия тела никогда не исчезает, она может лишь превращаться из одного вида в другой. Таким образом, кинетическая энергия розги превращается…
И поскольку Анжей растерянно молчит, пан Валежак пребольно стегает его прутом. Анжей мычит сквозь сжатые зубы, крутится на козлах и, переведя дыхание, быстро говорит,
– Превращается в тепловую энергию. Верно, пан Валежак?
– Верно, – соглашается Казимир. – Верно. Вот видите, ничего сложно. Да-с… Ну что же, продолжим…
И, положив розгу на парту, пан Валежак подходит к доске и берет в руки мел.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вечер стоит ненастный, и Анжей от нечего делать заглядывает в тетушкину «библиотеку». Так пани Стефания называет небольшой чулан возле гостиной, где напротив друг дружки стоят два книжных шкафа. На полках в шкафах пылятся какие-то альманахи, альбомы, подшивки литературных журналов, дамские романы и всякая историческая беллетристика. Анжей снимает с полки толстый русский роман и пролистывает несколько страниц. К удивлению Анжея первая глава романа написана почему-то по-французски. Это его обескураживает. Он ставит роман на место и довольно долго рассматривает альбом с черно-белыми фотоснимками довоенной Варшавы. И только потом Анжею в руки попадает этот маленький потрепанный томик.
«Похотливый турок» – читает Анжей заглавие. Вместо автора на обложке указано – anonimus.
Анжей открывает книгу наугад, где-то посредине и принимается читать, и его тут же бросает в жар. Книжица кажется ему совершенно непристойным, похабным чтивом. Может быть, дело в том, что прежде Анжею таких книжек читать не доводилось.
Анжей поспешно захлопывает «Похотливого турка». Он прислушивается, не идет ли кто по коридору, но в старом доме стоит дремотная тишина, только дождь барабанит в окна. Анжей выходит из тетушкиной «библиотеки» и, пряча книгу за спиной, спешит в свою комнату во флигеле.
Большую часть той ночи он читает и засыпает только под утро. Роман написан, что называется, в эпистолярном жанре от лица нескольких молодых барышень волею судьбы ставших наложницами в турецком гареме. Хозяин гарема лишает этих барышень девственности, он принуждает наложниц удовлетворять все его капризы, а если барышни противятся, то принц жестоко порет их плетью. Станицы романа сочатся похотью и развратом. Автор, пожелавший остаться неизвестным, подробно, без малейшего стеснения описывает все анатомические подробности, насилия, которое учиняет турецкий принц над прекрасными наложницами.
Лишь к утру Анжей забывается сном.
Неудивительно, что Анжею снится, будто он турецкий принц. В его гарем привозят новую наложницу. Девица оказывается на редкость упрямой и своенравной. Она царапается, как дикая кошка. Тогда Анжей зовет евнухов. Евнухи срывают с наложницы одежду и раскладывают ничком на кушетке. Они крепко держат наложницу за руки, пока Анжей наказывает её плетью. Эта девица удивительно похожа на горничную Ингу. У нее скуластое невыразительное лицо и немного косят глаза. Сыромятная плеть гуляет по ее крепким маленьким ягодицам. Хвосты плети оставляют темные, налитые кровью, отметины на бледной коже. Девица пытается вырваться из рук евнухов, она крутится на кушетке, шипит и рвет зубами простыню…
Анжей беспокойно ворочается во сне и, в конце концов, скидывает одеяло на пол. Не просыпаясь, он стаскивает с себя пижамные брючки. Его эрегированный член торчит из паха будто рог. Он горячий, налитый кровью и твердый, словно вырезан из дерева. Анжей вертит бердами, его член трется о простыню и выстреливает семенной жидкостью. Анжей стонет, вытягивается на кровати и тут же проваливается в глубокий сон без сновидений.
