– Не боишься? – хитро прищурилась Яга. – Небось душа в пятки ушла?
Иван задумался над ее словами, но с удивлением обнаружил, что страх исчез, словно и не было его. Снова появилась странная уверенность в том, что у него все получится, снова захотелось рваться вперед, в бой.
– Не боюсь! – воскликнул он и спокойно взглянул на медный дворец.
Дворец как дворец, колонны да крыша, окна, закрытые резными ставнями. Стены расписаны дивными узорами, а что больно мрачный – так с чего бы обители грозного царя быть уютным домиком?
– Пойдем, Веста, – сказал Ваня и погладил волчицу по голове, – мы справимся.
– Обязательно справимся, – подтвердила она и быстро взобралась по деревянным ступеням на огромное крыльцо.
Иван толкнул дверь рукой в полной уверенности, что она крепко заперта, но, к его удивлению, та широко распахнулась, пропуская гостей в просторные сени. Ване стало немного не по себе, он ожидал какого-то подвоха, но все было спокойно, слышно было только, как где-то наверху тихо капает вода. Веста огляделась, увидела справа широкую лестницу, крытую расписным ковром, и побежала по ней наверх.
– Хорошо ты здесь ориентируешься, – одобрил Иван, он-то здесь все уже позабыл.
– Ты бы здесь столько прожил, тоже каждый уголок бы знал, – хмыкнула волчица.
Она поднялась по крутым ступеням до самого верха и пошла прямо по длинному коридору, тускло озаренному факелами. Дошла до самого конца и поскреблась лапами в большую дверь, обитую золотыми и медными пластинами. Ваня слез, навалился плечом, и дверь широко распахнулась, да так, что он едва устоял на ногах. За дверью оказалась зала, уже знакомая Ивану, с мраморной лестницей и пурпурным балдахином. На троне крепко спал царь Елисей, а его храп далеко разносился по всем уголкам просторного помещения, отдавался раскатистым эхом и смолкал где-то под потолком.
– Надо его разбудить, – тихонько шепнула Веста Ване на ухо. – Я останусь здесь, внизу, спрячусь за колоннами, а ты иди к нему наверх, если что – прыгай ко мне.
– Тут же высоко! – возразил Иван.
– Ничего, не глиняный, не разобьешься, – хмыкнула волчица, – иди давай!
– Иду, – покорно кивнул Ваня, – только вот…
Он не договорил, махнул рукой и, потрепав Весту по макушке, быстро взбежал наверх по мраморной лестнице. Остановился прямо перед царем Елисеем и начал трясти за рукав:
– Батюшка царь! Не изволь гневаться!
Батюшка царь только всхрапнул, да так могуче, что Ваня даже подпрыгнул.
– Батюшка царь!
Елисей не просыпался. Иван дергал его за руки, тянул за одежду, под конец даже, рассердившись, пару раз дернул за бороду, но все было напрасно.
И вдруг в тишине, нарушаемой только царским храпом, раздались чьи-то шаги. Ваня вздрогнул, посмотрел вниз и успел только увидеть, как прочь убегает Веста, поджав хвост и даже, кажется, слабо поскуливая. По зале шла женщина, при одном только взгляде на которую Иван сразу понял, что это и есть сама царица Рогнеда.
– Он не проснется, – сказала она негромким приятным голосом, – теперь уже никогда не проснется.
Ваня вздрогнул и, решив, что бежать некуда, сам спустился по ступенькам вниз. Только тут он сумел как следует рассмотреть царицу и все никак не мог отвести от нее глаз.
Царица Рогнеда была прекрасна. Льдисто-голубые глаза лучились холодным светом, черные брови почти сходились на переносице. Кожа царицы была белая, как мрамор. Светлые косы спускались чуть ли не до пола, были они перекинуты на грудь и в каждую вплетена голубая лента. На Рогнеде был длинный белый летник, перетянутый широким красным кушаком, на груди красовался сложный рисунок из драгоценных камней. Широкие рукава были перехвачены выше локтя жемчужными зарукавниками, а по краю оторочены серебряной тесьмой. На левой руке Рогнеды не было мизинца, поэтому она старалась прятать покалеченную руку в длинный разрезанный рукав. Царица медленно ступала ногами в красных сафьяновых сапожках и, улыбаясь, приближалась к нему.
– Здравствуй, Иванушка!
Ваня замер, пораженный ее красотой, и не сразу сообразил, что надо ответить на приветствие. Наконец он опомнился:
– Здравствуй, царица!
– Зачем пришел? – спросила Рогнеда и, не дожидаясь, пока он ответит, показала рукой на клетку с огнецветкой. – Что, добыл?
– Добыл, – кивнул Ваня, – царь Елисей обещал мне за птицу-огнецветку…
– Отдать в жены свою дочь, мою падчерицу, Светлояру-царевну, – закончила за него царица.
– Да, – согласился Иван, – как мне его разбудить?
– Никак, – отрезала царица, продолжая улыбаться, – забудь о Светлояре. Я не отдам свою падчерицу замуж за простолюдина. Я вообще ее никому не отдам!
Тут Рогнеда расхохоталась и, взяв серебряную клетку из Ваниных рук, распахнула дверцу. Птица-огнецветка шустро выбралась наружу и, взмахнув смятыми крыльями, уцепилась когтями за рукав царицы. Зловеще что-то каркнула, точь-в-точь как ворона, а царица, взмахнув рукой, подбросила ее в воздух. Огнецветка, кувыркнувшись в воздухе, наконец взлетела и, покружив немного по зале, вылетела в растворенное окно.
– Вот и все, – тихо проговорила Рогнеда, взяв Ваню за подбородок, – у тебя больше нет выкупа за царевну. Твой путь был лишен смысла с самого начала. Возвращайся домой. Здесь тебе больше нечего делать.
– Не лишен, – со слепой яростью проговорил Иван, – пока я здесь, все имеет свой смысл и цель!
– Вот как? – насмешливо спросила Рогнеда. – Значит, имеет?
– Имеет, – твердо сказал Ваня. – Царица! Отдай мне Светлояру!
– Ты не понял меня, Иван? Я никому не отдам свою падчерицу в жены. Она не невеста тебе более!
– Она никогда не была моей невестой! – закричал Ваня, собрав всю волю в кулак. – Отпусти ее, царица! Что тебе проку с пленницы?
– Ах вот ты как заговорил, – усмехнулась Рогнеда, – чай, и Светлояра тебе уже не мила?
– Отдай, – повторил Иван, глядя в пол, – отдай добром, царица!
– Никогда! – расхохоталась она ему в лицо. – Ступай прочь! Прочь!
И тут Ваня почувствовал, что его телом овладевают какие-то странные силы, доселе ему незнакомые и неведомые. В голове помутилось, перед глазами все поплыло, но уже через мгновение он видел все гораздо четче и яснее, чем прежде. Руки и ноги будто одеревенели, налились свинцом и потеряли чувствительность, но и это ощущение длилось недолго, сменившись вдруг воздушной легкостью, да такой, что, казалось, стоит только захотеть, и можно смело взлететь к потолку. Но Ваня не взлетел, вместо этого его рука сама собой потянулась к мечу и, подчиняясь какой-то непонятной силе, подняла его над головой. Запястье будто ожило, меч пару раз прокрутился в руке, засияв странным светом, и тут рука сама собой пошла вперед, чертя в воздухе странные узоры. Рогнеда едва успела отскочить, как меч со свистом рубанул воздух и снова пошел в атаку, увлекая за собой Ванину руку.
Улыбка сползла с лица царицы. Она оскалилась, показав острые белые клыки, и, подобрав полы одежды, быстро проговорила:
– Хочешь драться? Изволь!
Руки Рогнеды сами собой превратились в птичьи лапы и отчаянно замолотили по воздуху. Тело начало быстро съеживаться и обрастать черными перьями, со звоном упали вниз драгоценные серьги и зарукавники, змеями взвились ленты, вспыхивая голубым пламенем. Еще миг – и на месте Рогнеды оказался уже знакомый Ивану огромный черный ворон с искалеченным крылом. Но, несмотря на рану, летал он превосходно, взлетал к самому потолку и камнем падал вниз, на Ваню, который так лихо орудовал мечом, что не успевал сам себе удивляться. Во все стороны летели перья, Иван разрубил ворону ногу и срезал несколько острых когтей, но тот только еще злее на него бросался и яростно рвал Ванины плечи и руки. Рубаха уже потемнела от крови, от нее остались одни лоскутья, но Ваня не чувствовал ни боли, ни усталости. Снова и снова взмахивал он мечом, который светился все ярче и ярче, накалялся так, что жег руки и оставлял в воздухе огненные полосы.
Наконец Иван обессилел. Мощь, которая появилась в его теле, стала угасать, пока не исчезла совсем. Тут Ваню повело в сторону, руки повисли, как плети, и он рухнул на пол, увидев в последний миг, как черный ворон, распластав крылья, летит, чтобы разорвать ему горло. А потом сознание Ивана угасло, но ворон так и не сумел до него добраться, потому что из-за двери белым вихрем вылетела обезумевшая Веста и с диким воем бросилась на черную птицу. Мощным ударом лапы она сбила ворона на пол, схватила зубами и, рыча, стала трепать изо всех сил, тряся головой так, что сама еле устояла на ногах. Но ворон был не простой птицей, и он, пропоров когтями губу волчице, вырвался из ее зубов, а затем, теряя перья, вылетел в то самое окно, через которое улетела огнецветка.
