Прошло несколько минут, и Шарлотта начала успокаиваться. Внезапно она чуть отстранилась и взглянула на него с удивлением. Казалось, она только сейчас поняла, кто ее обнимает.

– Пойдемте… Надо, чтобы вы присели. – Натаниел взял Шарлотту под руку и повел к креслу, где раньше сидел доктор Уиллер.

Усевшись, Шарлотта достала из кармашка передника носовой платок и утерла слезы. Сделав несколько глубоких вдохов, пробормотала:

– Ах, Пенелопе не следовало навязывать вам меня.

– Но я вовсе не возражаю, – сказал Натаниел. – Поверьте, я испытал огромное облегчение, узнав, что причиной ваших слез было не то, чего все так боялись.

Шарлотта тихонько вздохнула и потупилась. Натаниел опустился перед креслом на одно колено.

– Может, позвать вашу служанку? – спросил он. – Возможно, вам следует отдохнуть в своей комнате?

Шарлотта отрицательно покачала головой:

– Нет-нет, не стоит. Хотя я действительно устала. – По-прежнему глядя на свои руки, комкавшие платок, она продолжала: – А расплакалась я просто потому, что… А я не очень-то понимаю, что именно вызвало эти слезы. Наверное, я расплакалась от радости. Правда, возникло еще какое-то чувство… Но мне не хочется об этом думать, даже немного стыдно об этом вспоминать.

Натаниел накрыл ладонью ее руки.

– Вам нечего стыдиться, и ваши слезы – совершенно естественная реакция.

Снова вздохнув, Шарлотта подняла голову. Их взгляды встретились, и Натаниела тотчас же вновь пронзило уже знакомое ощущение: ему опять почудилось, что эти глаза смотрели на него сквозь прорези маски на вечеринке у Линдейла. Да-да, именно они – теперь в этом уже не могло быть сомнений.

Внезапно со стороны лестницы послышались радостные голоса. Поспешно выпрямившись, Натаниел обернулся и увидел Леклера, Хэмптона и Пенелопу, появившихся в коридоре. Пен подошла к сестре и. окинув ее оценивающим взглядом, проговорила:

– Похоже, ты пришла в себя. Пойдем с нами, дорогая. Мы хотим посмотреть младенца.

– Боюсь, я не смогу войти туда. – Шарлотта покачала головой. – И если я опять устрою там сцену, то это может плохо отразиться на ребенке. Думаю, мне лучше выйти из дома ненадолго. Сейчас не слишком холодно, а мне нужно подышать свежим воздухом.

– А мне давно пора с вами распрощаться, – заметил Натаниел. – Мое вторжение оказалось слишком продолжительным.

– Но вы не можете покинуть нас сейчас, – возразила Пенелопа. – Уже давно стемнело. Я приказала домоправительнице приготовить для вас комнату.

– Да, вы должны остаться, – поддержала сестру Шарлотта. – Вы ведь еще не рассказали мне о вашей поездке в Дарем. Так что потом поговорим, хорошо?

Поднявшись с кресла, Шарлотта направилась к лестнице, ведущей в верхний этаж. Натаниел смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Он понимал, что придется рассказать Шарлотте о своем последнем разговоре с мальчиком, хотя рассказывать очень не хотелось.

Леклер, говоривший о чем-то с женой и миссис Браун у двери спальни, обернулся к Натаниелу:

– Найтридж, зайдешь с нами на минутку? Или тебя не интересуют младенцы?

Натаниел пожал плечами:

– Полагаю, я был бы там лишний Мне лучше спуститься вниз.

– О чем ты, Найтридж? Ведь все мы считаем тебя нашим добрым другом. Думаю, ты должен взглянуть на младенца и поздравить Данте. Пойдем же.

Немного помедлив, Натаниел подошел к открытой двери и заглянул в комнату через плечо Хэмптона.

Флер, лежавшая под белоснежной простыней, мирно спала, и ее длинные волосы разметались по подушке. Данте же сидел на краю постели, держа в руках маленький сверток. Он держал его под углом – чтобы всем вошедшим было видно розовое личико младенца. Однако Данте не смотрел на них. Его взгляд был устремлен на жену.

Глядя на счастливое семейство, Натаниел чувствовал, что у него что-то сжимается в груди. Теперь он понял, почему Шарлотта так расчувствовалась. Никто не смог бы остаться равнодушным, увидев этих молодых родителей.

Но вместе с радостью он испытывал и какую-то странную тоску, словно в душе его образовалась пустота. Уже покидая спальню роженицы, Натаниел понял, откуда эта тоска. Увы, он был лишен той любви и того счастья, которое обрели молодые супруги. «А может, и Шарлотта испытывала те же чувства?» – спрашивал он себя, шагая по коридору.

Свежий и бодрящий воздух был особенно приятен после долгих часов, проведенных в комнате Флер. Дыша полной грудью, Шарлотта медленно шла к каменной стене, ограждавшей сад Леклер-Парка.

Она надеялась, что Натаниел присоединится к ней, хотя и подозревала, что они вновь вступят в спор.

Но почему же он приехал сюда? Может, с Гарри что-то случилось? Если так, то, должно быть, случилось что-то очень неприятное, иначе Натаниел не приехал бы.

А может быть, он приехал вовсе не из-за мальчика? Как бы то ни было, она с удовольствием поспорила бы сейчас с ним. Возможно, это отвлекло бы ее от размышлений о том, что произошло в комнате Флер.

Совсем недавно Шарлотта наконец-то примирилась с мыслью о том, что останется бездетной, однако рождение этого ребенка разбередило старую рану. Возможно, причина не в ней, а в плохом здоровье Филиппа – так многие и считали, но все-таки она допускала, что бесплодие будет преследовать ее и в новом замужестве, если она решится выйти замуж во второй раз. До сегодняшнего дня ей казалось, что она сумеет смириться с этим, – и наверняка смирилась бы. Да, ее вывел из равновесия вовсе не первенец Флер, так как Амброуз в каком-то смысле заменял ей сына. Следовательно, чувство зависти возникло не из-за младенца. Скорее всего, ее поразило то открытие, что она сделала, наблюдая за братом и Флер. Она вдруг поняла, что такое настоящая любовь.

Прежде Шарлотта была уверена, что они с Филиппом любили друг друга. Конечно, она понимала, что их любовь нельзя было назвать огненной страстью, но ей всегда казалось, что страсть опасна и не приведет к добру, поэтому жизнь с Филиппом вполне ее удовлетворяла.

А теперь она поняла, что они с Филиппом никогда не любили друг друга. И он никогда, далее в самые интимные минуты, не смотрел на нее так, как Данте сегодня – на Флер.

Возможно, они с Филиппом все-таки любили друг друга, но их любовь была основана на привязанности и взаимном уважении, не более того. Наверное, они просто не могли полюбить по-настоящему, потому что им это не было дано – ни ему, ни ей.

Тяжело вздохнув, Шарлотта повернулась и зашагала обратно к дому. Ее охватило щемящее чувство утраты. Теперь стало ясно: их жизнь с Филиппом была совсем не такой, какой она прежде ей представлялась.

Ах, зачем она об этом думает? Подобные мысли заставляют ее чувствовать себя старой… и ужасно глупой.

– О чем вы задумались?

Шарлотта вздрогнула и подняла голову. Около дома стоял Натаниел – на фоне льющегося из окна гостиной света четко вырисовывалась высокая стройная фигура.

– Да, действительно задумалась, – ответила Шарлотта. – Странно, что такое заурядное событие, как рождение ребенка, может так взволновать.

– Да, событие действительно заурядное, но в то же время исключительно важное и значительное. Неудивительно, что вы раздумываете об этом.

– Ах, стыдно признаться, но я размышляла вовсе не о радостном событии – не о рождении племянника. Я думала… о самой себе, о своей собственной жизни.

– Может, оставить вас наедине с вашими мыслями? Или же, напротив, вы хотели бы отвлечься от них?

– Я предпочла бы отвлечься.

Она шагнула в его сторону, и Натаниел пошел ей навстречу. Он приблизился к ней почти вплотную, и Шарлотте вдруг показалось, что они стали ближе друг другу – словно то, что происходило в комнате Флер, снесло последнюю преграду между ними.

Он поднял руку и коснулся кончиками пальцев ее плеча.

– Вам не холодно в этой накидке?

– Нет, не холодно. – Шарлотта покачала головой. «Во всяком случае, не настолько, чтобы возвращаться в дом», – добавила она мысленно. – Мистер Найтридж, может, пройдемся по саду? Леклер наверняка захочет отметить это событие, а я пока не готова увидеться с ним.