Шарлотта внимательно посмотрела на собеседника. Да, сомнений быть не могло: Найтридж действительно думал о мальчике, и только о нем. Но почему же его так беспокоила судьба этого ребенка?

– Скажите, ваш интерес к мальчику связан с вашей последней неудачей? – спросила Шарлотта. – Полагаете, что казнь Гарри Бинчли на вашей совести? Вы думаете, что если не поможете этому ребенку, то начнете пить слишком много бренди?

Найтридж нахмурился и молча прошелся по комнате. Когда же он снова посмотрел на Шарлотту, она увидела огонь, пылавший в его глазах. Было совершенно очевидно, что этот человек решил во что бы то ни стало помочь мальчику, даже если ему придется предать огласке «дело Марденфорда». Однако огласка всей этой истории непременно вызвала бы скандал, пусть и незначительный. Вероятно, Шарлотта смирилась бы с этим, если бы не Амброуз. Она опасалась, что скандал, связанный с семейством Марденфордов, может иметь в будущем непредсказуемые последствия для ее любимца.

– Мистер Найтридж, я чувствую, что должна как можно быстрее покончить с этим делом, – заявила Шарлотта. – Я пришла сюда, чтобы сказать вам, что хочу увидеть мальчика.

– Замечательное решение, – кивнул Натаниел. – Я устрою для вас встречу через день-другой.

– Нет, сегодня. Давайте сделаем это сегодня же.

– Берлога Финли – в приюте Сент-Джайлз. Будет разумнее, если я найду мальчика и приведу его к вам.

– Я не хочу, чтобы это дело затягивалось. Давайте сделаем все побыстрее. И если мальчик в приюте, то я согласна поехать туда прямо сейчас. С вами, мистер Найтридж, я буду чувствовать себя в полной безопасности.

Натаниелу пришлось признать, что леди Марденфорд очень даже неглупа, пусть она и раздражала его частенько своими речами. Да, она сразу сообразила, какую опасность мог представлять этот мальчик. И вела себя так, будто слово в слово слышала все, что говорил Финли незадолго до смерти.

«Рожден, чтобы стать лордом…» – так, кажется, он сказал.

Если бы речь шла о внебрачном ребенке, он бы выразился как-то иначе. Да, скорее всего, имелся в виду законный сын, мальчик, который со временем унаследует титул.

Но конечно же, это не сын Филиппа. Филипп был слишком благоразумным человеком, и он не стал бы тайно вступать в брак, поскольку знал, что скоро унаследует титул. А вот Джеймс более легкомысленный. К тому же он как младший сын вполне мог позволить себе опрометчивый поступок.

Натаниел понимал: существовала еще одна причина, по которой Филипп никак не мог быть отцом малыша. Все дело в том, что Шарлотта вышла замуж за этого человека. А она была слишком проницательной, чтобы связать свою судьбу с тем, кто способен на обман.

Усевшись вместе с Шарлоттой в ее карету, Натаниел искренне восхитился ее уверенностью; казалось, она нисколько не сомневалась в том, что их поездка закончится именно так, как ей хотелось. Семейству Марденфордов можно было только позавидовать, ведь вдовствующая баронесса была готова сражаться как львица, чтобы защитить тех, кого любила.

Однако Натаниел надеялся, что к концу дня у нее уже не останется для этого оснований.

Шарлотта играла ленточкой на ручке зонтика. Ее изящные пальцы, обтянутые лайковыми перчатками, теребили и разглаживали узкую полоску шелка, и Натаниелу вдруг представилось, как эти пальчики поглаживают его шею и плечи. А уже в следующее мгновение ему снова почудилось, что женщина, сидевшая сейчас с ним в карете, очень похожа на другую, на ту, что занимала все его мысли.

Да, именно сейчас, в тусклом свете, она удивительно походила на богиню в полумаске. Ее глаза. Ее губы, подбородок…

Пытаясь отвлечься от своих мыслей, Натаниел вполголоса проговорил:

– Миледи, Марденфорду очень повезло, что у него есть такая защитница, как вы. А его сыну повезло еще больше, ведь вы дарите ему свою любовь.

– Это мне повезло. Амброуз мне словно сын, а Джеймс – как брат. Прекрасно иметь семью и место, где чувствуешь себя дома.

Было ясно: Шарлотта даже не догадывалась, что Марденфорд влюблен в нее, она не видела, что этот «брат» желал ее.

– Но вы жили в семье и до замужества, – заметил Натаниел. – Дюклеркы, как всем известно, очень прекрасно друг к другу относятся.

– Да, верно. Мои братья и сестра очень меня любили. Но вот родители… Я выросла в атмосфере семейных драм. Когда я была еще маленькой девочкой, у нас постоянно происходили скандалы. Взрослые считали, что я ничего не понимаю, но я обо всем догадывалась. Наша семейная жизнь… она походила на штормовое море, а я была как маленькая лодочка, которую бросает с волны на волну. А семья моего мужа напоминала тихое, спокойное озеро.

– Понимаю, сколь разителен был контраст.

Шарлотта грустно улыбнулась. При этом ее нижняя губа чуть задрожала, и Натаниел – в который раз! – подумал о том, что она очень похожа на ночную богиню в полумаске. Он постоянно пытался убедить себя в том, что это сходство – всего лишь плод его воображения, однако…

– О да, спокойствие – это великое благо, – продолжала Шарлотта. – Но со временем я стала осознавать, что под безмятежной поверхностью семейного озера скрываются глубины, достойные самого пристального изучения. – Шарлотта умолкла, и выражение ее лица стало задумчивым: казалось, она отдалась воспоминаниям.

Конечно же, она вспоминала покойного мужа и свою жизнь с ним. Глядя на молодую женщину, Натаниел искренне сочувствовал ей, как сочувствовал на вечеринке у Линдейла божественной незнакомке. Красавица в маске почти не разговаривала, но отдельные ее фразы говорили о другой жизни и других временах, говорили о прежней любви. Наверное, то же самое можно было сказать и о Шарлотте, должно быть, она испытывала те же чувства. «Слава Богу, что она все же нашла свое тихое озеро», – подумал Натаниел, кое-что знавший о волнах, которые прежде бились о ее маленький челн. Бросив якорь в озере замужества, она обрела безопасность. Из семейства Дюклерков только она осталась не замешанной в скандале. И только ее принимали в лучших домах Лондона.

Шарлотта по-прежнему молчала, но Натаниелу не требовались слова, он уже принял решение. Он не взялся бы за это расследование, если бы его не преследовали глаза того мальчика. Но теперь он твердо решил: если Шарлотта, увидев мальчика, не заметит сходства, то он забудет о своих подозрениях. А Шарлотта лгать не станет – в этом у него не было сомнений.

Выбравшись из кареты, Натаниел окинул взглядом старый кирпичный дом с выщербленными ставнями. Из дома доносился шум. У открытого окна сидела пьяная женщина; она громко смеялась, чему-то радуясь.

– Вот он, этот приют, – пробормотал Натаниел. Покосившись на свою спутницу, в раздражении добавил: – В сущности, это самый настоящий притон. Кажется, я говорил, что лучше привести мальчика к вам.

Шарлотта кивнула:

– Помню, что говорили. Мальчик здесь?

– Да, здесь, – ответил Натаниел. Он, щедро заплатил уличному торговцу, чтобы тот указал этот дом. Согласно информации, именно сюда Финли приносил краденое, и он являлся компаньоном содержательницы публичного дома, находившегося в верхних комнатах.

Шарлотта была однажды в этом районе Лондона, но, конечно же, не входила в приют. В правительстве же делали вид, что подобных домов просто не существует, хотя все прекрасно знали, что это не так. В Лондоне насчитывались сотни подобных приютов – многие называли их «притонами», так как эти заведения являлись рассадниками преступности и служили убежищами для воров и убийц.

Снова нахмурившись, Натаниел внимательно осмотрел улицу и соседние дома. Взглянув на Шарлотту, проворчал:

– Миледи, я не могу оставить вас с кучером, так как ему придется наблюдать также за лошадьми и экипажем. Но взять вас с собой в дом я тоже не могу. Уж лучше я отвезу вас домой, а потом…

Шарлотта решительно покачала головой:

– Нет, ни за что. Мистер Найтридж, неужели вы полагаете, что меня здесь как-то оскорбят? Ведь я буду с вами, а с таким человеком, как вы, едва ли захотят связываться.