Но вот я дома, и передо мной – две недели ежегодного отпуска, а необходимость провести Рождество в одиночку снова выбивает у меня почву из-под ног.
Что я буду делать целых две недели, пока весь мир тусуется так, словно на дворе 1999 год? И до самого «большого праздника» еще десять дней. Почему я просто не зарылась, как обычно, в работу?
Раньше я любила это время года.
Скромное детство так и пестрит воспоминаниями о семейных посиделках в нашем старом разваливающемся домике на ферме: вот папа разжигает в гостиной камин, а мама поет – так себе – за чисткой капусты и морковки.
Моей обязанностью было украшать. Я брала на себя не только елку, я создавала магию Рождества в каждой комнате, а особенно гордилась убранством обеденного стола. Я была невероятно щепетильна к плодам своих трудов с тех пор, как научилась держать в руках клей-пистолет и рассыпать блестки. Я даже помню, как выиграла приз в школе за настольное украшение в виде красивого заиндевевшего пня с красной свечой посередине. В тот день я прибежала домой и поставила его на наш стол, уже любовно накрытый к ужину.
Рождественским утром мы с моей сестрой Сарой варили горячий шоколад и разносили его соседям. Эта традиция сохранилась и во взрослой жизни, и где бы мы ни были, на Рождество дом всегда был в наших сердцах.
Больше нет.
Несколько последних лет, с тех пор как потеряла Майкла, я проводила Рождество с выключенным телевизором. Компанию мне составляли Джордж и алкоголь – выпивка притупляла боль. Чувство было такое, словно я стою перед высоченной стеной, которую мне никак не перелезть, а снести ее не стоит и пытаться. Мне говорили, что мать Майкла, Эвелин, тоже в это время года впадает в оцепенение. Я навещала ее после несчастного случая, но до нее было не достучаться, а совесть не позволяла мне давить и настаивать. После его смерти она ото всех закрылась и никого не пускала. Даже меня.
Особенно меня. Боюсь, что она винит меня в случившемся так же, как и я сама.
Так что сейчас при одном упоминании Рождества страх и чувство вины сбиваются внутри меня в комок, как тесто, и душат. Как бы мне ни хотелось, я не могу вернуться домой.
Не могу. Не заслуживаю.
Я сбрасываю каблуки и падаю на диван. Под боком, как обычно, пристраивается Джордж.
– Мне кажется, я сегодня неплохо справилась, Джордж, – говорю я своему единственному верному товарищу. – Остались только мы с тобой, дружище. Мы с тобой закроем шторы и будем развлекать себя книжками и музыкой.
Следовало бы пойти спать, но я включаю телевизор. На экране – красивая задорная девица, лежащая на пляже. На ней бикини и праздничный колпак, она попивает вкусный коктейль и рассказывает о преимуществах проведения праздников на солнце.
Может, и мне слетать куда-нибудь, как предлагал Карлос?
Нет. Я буду чувствовать себя виноватой, если придется оставить Джорджа, хотя идея собрать вещи и уехать кажется мне страшно привлекательной.
Можно же и куда-то поближе съездить, разве нет? В самолет с дворняжкой, писающей незнакомцам на ноги, не сядешь, но можно было бы съездить в какой-нибудь уголок Ирландии, сменить обстановку.
И вот я плачу.
Я скучаю по прикосновениям Майкла, по тому, как безопасно я чувствовала себя в его объятиях, по его мудрым словам, таким поэтичным и поддерживающим. Я скучаю по тому, как он что-то шептал мне, засыпающей, пусть даже у нас было всего несколько часов, прежде чем работа уносила его в другие края.
Он рассказывал мне, чем хотел бы заняться на Рождество, если бы мог.
– Куда бы мы могли поехать, Джордж? – спрашиваю я спящего рядом пса. Ему хватает такта приподнять ухо на звук своего имени, на мгновение вынырнув из царства сновидений. – Тебе бы, наверное, понравилось на пляже. Или в лесу? Там можно побегать. Мы бы могли отправиться туда, где будем одни, но как будто бы отмечаем Рождество. Вместо того чтобы торчать тут как затворники. Например…
В памяти всплывает образ знакомого коттеджа. Он зовет меня, словно старый друг, манит ближе, обещает, что там я буду счастливее, чем здесь, в Дублине, одна.
Но нет… Я не могу.
Я закрываю глаза, пытаясь прогнать этот образ, но он лишь становится четче. Ярче. Я знаю этот коттедж и знаю прекрасно. Я представляю уединенный дворик, традиционную соломенную крышу, красную входную дверь, за которой словно попадаешь в кокон счастья и безопасности. Я почти чувствую на коже жар от растопленного камина, чувствую дымный запах горящего торфа, и эти знакомые ощущения обволакивают теплом.
Секунда – и вот, поддавшись внезапному порыву любопытства, я уже лезу в телефон, словно какая-то сила подчиняет меня своей воле.
И вот он. Прямо перед глазами во всем своем великолепии.
Коттедж «У моря»: уютный тихий уголок близ небольшого зеленого леса, недалеко от атлантического побережья… Рядом находится очаровательнейшая деревушка, словно сошедшая со страниц сказки, теплая и идиллическая. В пешей доступности от домика – маяк Фанад, песчаные пляжи и многое другое. Вам гарантированы комфорт, уединение и спокойствие. Можно с животными.
Когда я читаю объявление, мое сердце сжимается, а уставший разум наполняют теплые воспоминания о давно ушедших временах, когда я проводила в этом местечке летние недели и слушала истории бабушки Молли – она любила рассказывать про свое детство.
Но потом я замечаю приписку мелким шрифтом.
«Коттедж „У моря“ закрыт на Рождество, – написано на страничке эйрбиэнби. – Просим прощения за доставленные неудобства. До встречи летом».
Ну разумеется.
По Ирландии разбросаны сотни похожих домиков, так что я открываю поиск и изучаю разные сайты, но все места, куда можно приехать с собакой, уже забронированы. Наивно было предполагать, что мне удастся реализовать странную, внезапную фантазию вырваться ненадолго из города. В конце концов, для всех это лучшее время в году. По крайней мере для всех, кроме меня.
Я возвращаюсь к фотографиям коттеджа «У моря»: он выглядит идеальным, прямо как с картинки. Не могу оторваться. Он словно забирается мне под кожу, манит в свои объятия.
– Коттедж «У моря» закрыт на Рождество, – читаю я вслух, чтобы осознать, но этого так и не происходит. – Правила существуют, чтобы их нарушать, Джордж, – говорю я своей спящей собаке. – И у меня есть девиз: «Не попросишь – не получишь».
Может, утром я об этом сильно пожалею, но сейчас в животе у меня горит от нетерпения. Я хочу поехать туда больше всего на свете. Коттедж находится достаточно далеко от моей родной деревушки, так что от семьи я буду на приличном расстоянии, но если вдруг захочу заехать к ним на покаяние, то это будет осуществимо.
Я могла бы гулять с Джорджем по лесу и пляжу. Навестить ближайший маяк, чтобы успокоить душу прекрасными видами. Выпить горячий шоколад с пенкой в том милом местечке, где подают лучшие панкейки с кленовым сиропом и ягодами. Так кстати было бы прочистить голову от городского смога, и, кто знает, может, это будет последнее Рождество, которое я захочу провести одна? Может, это именно то, что мне нужно?
Не успев как следует все обдумать, я быстро нахожу в телефоне адрес электронной почты, которым не пользовалась уже давным-давно. Под боком скулит Джордж. Не знаю, хороший это знак или нет, но решаю счесть его за подбадривание. А потом, не думая больше ни о чем, принимаюсь печатать.
Это я.
Пишу я, хотя и знаю, что для праздных переписок уже поздновато, особенно вот так, без предупреждения.
Слушай, понимаю, что это неожиданно и что вы сейчас закрыты для гостей… Я знаю, что ставлю тебя в очень неловкое положение своей просьбой… но мне очень нужно вырваться из города, а везде уже занято.
Я ненадолго задумываюсь, но чего уже стесняться.
Если ты согласишься, я буду навеки благодарна. Обещаю, ты даже не узнаешь, что я там. Но если откажешься, я, конечно, пойму.
В общем, как бы там ни было, я надеюсь, вы все в порядке. Желаю отличного Рождества. Очень люблю. Роуз.
